Ариадна Борисова - Когда вырастают дети Страница 11

Шелковникова не видит Саньку в упор. Привыкший быть у девчат в фаворе, он сначала недоумевал – может, Надька чего-то насплетничала? Старался попасться новенькой на глаза. Результатов zero. Тогда он предпринял усилия по воспитанию воли в духе гордого равнодушия. Воля воспитывается сложно: на Санькин игнор Шелковникова тоже не обращает внимания. Странствует взглядом по ком угодно и, огибая Саньку, чаще всего останавливается на Шишкине. Мишка, конечно, друг, для которого ничего не жалко, но…

Санька втиснул фолиант на место, вымыл посуду и сложил на полки, ломившиеся от невероятного обилия сервизов.

Озорной чеховский опус нечаянно запомнился. Чего только не болтается в памяти, хочешь забыть и не можешь, и наоборот – надо запомнить, а не получается. Создатель сконструировал человеческий мозг нерационально. Научиться бы с дзэн-буддистской невозмутимостью стирать ненужные файлы. Особенно мечты.

На березах в аллее покачивались редкие стойкие листья. Их легкие тени лежали на искристых сугробах, как отпечатки детских следов. А в просвете тропы, в середине не по-ноябрьски сияющего солнца, шла Шелковникова. Шла и не знала, что она «фруктовая». Скрип-скрип сапожками по утоптанному насту. Обменялись приветствиями. Санька собрался было о чем-нибудь заговорить, но Шелковникова плеснула в лицо холодком, посторонилась, и пришлось Саньке бежать с деловым видом, вроде спешит. В голове жалобно пискнул и пропал звук неначатого разговора.

Вот так же пищал, опадая, надувной Мишкин заяц, когда Леха сковырнул затычку гвоздем – хотел посмотреть, что будет. А что могло быть? Носы опахнуло горькой пудрой, игрушка превратилась в резиновую тряпочку. Заяц стал первым воспоминанием мальчишек о трехлетнем детстве и невольно зафиксировал черты наметившихся характеров. Жалея ушастика, Мишка так сильно плакал, что свалился на бордюр песочницы. Леха предложил продолжить исследование: внутри только воздух? Где же моторчик? А Санька догадался: «Заяц ненастоящий. Все игрушки такие!» Эта теория Леху страшно огорчила. Целый год еще упрямо верил, что заводные машинки, в которых тикают и жужжат живые моторчики, вырастут вместе с ним. На рев Мишки запоздало примчалась его мама. Он уже успокоился: «Санька сказал – зайчик ненастоящий. Ему не больно, да?» Мишкина мама потрепала Саньку по голове: «Умница!»

…Он бежал, не оглядываясь на Шелковникову. Гипнотически напрягал затылок и телепортировал ей: «Кругом мир прекрасный, хрустит под ногами, как новенький, а ты сердишься. На кого? На меня? За что? Ты хоть раз внимательно на меня смотрела? На мою улыбку? Ну ладно, может, я некрасивый, зато умница!» Остановился, вдохнул-выдохнул пронизанный солнцем морозный воздух. Он был чистый, без примесей, и зубы ломило от него, как от ледяной воды. Сердце тикало быстро-быстро, – в горячей сердечной глубине включился моторчик счастья.

Для полного счастья не хватало трех нематериальных вещей. Во-первых, чтобы мамик увидела в отце самоцвет, а не потемневший камень. Во-вторых, чтобы отец заметил под шопоголическим слоем хорошую простую девчонку, которую он когда-то любил. В-третьих, чтобы Шелковникова, шагающая позади Саньки, шла рядом с ним. Рядом и всегда. Он сказал бы им, всем троим: «От добра добра не ищут».

В Лимпопо, в Лимпопо, в Лимпопо!

Перед уроками наглый Дмитриевский развел подозрительную дискуссию о типажах женщин якобы по Чехову. Если это не фейк, то большинство классиков – циники. Женя угодила в группу «ланинская фруктовая». Юля Кислицына шепнула, что Чехов от лица какого-то алкаша охарактеризовал так девчонок, которые пока не… «ну, сама понимаешь». Женя читала у нее в фейсбуке топ с похожим списком определений: «Изменяет – предатель; не изменяет – зануда; вообще ни с кем – задрот…» Девчонки живо обсуждали эту тупость и пошлость.

Легонько дернув за косу, Дмитриевский предположил:

– Шелковникова еще даже ни с кем не целовалась.

В конце фразы слышался вопрос. Женя возмутилась, но ничего не сказала, только косу перекинула на грудь.

– Что ты к ней лезешь? – проворчал Шишкин.

– Не целовалась, – помедлив, нарочно громко удостоверился Дмитриевский. – Да и ты у нас, Мишка, последний российский девственник.

Мальчишки обидно заржали. Шишкин мог бы одной левой раскидать всех по углам, но не успел. Гладков предостерег:

– Класснуха идет!

Ирина Захаровна зашла на фоне трещащего звонка, и по возбужденному Чеховым классу пронеслось: «Коньяк с лимоном…»

Знала бы Ирэн! А она и узнала. Подняв руку, Надя Сорокина спросила, правда ли, что Антон Павлович… и т. д.

– Подобными «классификациями» забавлялись и продолжают баловаться многие поэты-писатели, – усмехнулась Ирина Захаровна. – В институте и мы развлекались, сочиняя наш «ответ» Чехову.

Розовая от восторга Сорокина вылупила голубые глазищи в пол-лица:

– Ой, Ирина Захаровна, прочтите, пожалуйста!

– Почему бы вам самим не пофантазировать на досуге? А мы сегодня освежим наши воспоминания о «Войне и мире».

Женя услышала, как позади беспокойно завздыхал и завозился Шишкин. Кислицына хихикнула:

– Мишка в прошлом году содрал сочинение с инета и плохо проверил, а там девчонка написала: «Если бы я была Наташей Ростовой…»

За урок Шишкин, очевидно, сильно освежил и прочувствовал вину своего плагиата. На перемене он внезапно вышел к доске и, до ушей налившись румянцем, замахал большими руками:

– Народ! Ахтунг сюда!

Одноклассники переглянулись: не в привычке Шишкина было привлекать к себе внимание. А он напрягся, будто набрал полный рот гальки, как ученик древней ораторской школы, и выпалил:

– У Ирэн в Новый год день рождения! (Подумаешь, открытие. Всем известно.) Давайте сделаем ей сюрприз – подготовим спектакль!

Класс отреагировал адекватно бредовому предложению.

– Сам пьесу напишешь, филолух?

– Граф Толстый!

– О! Я уже придумал название: «Если бы Шишкин стал Наташей Ростовой»!

Короче, Остапов понесло.

– Я-то думал, что вы – люди… а вы… эх! – Мишка сокрушенно махнул рукой.

Волну новых реплик на тему «эх» пресекла Ирэн, вернувшаяся вместо ожидаемой математички:

– Больше сегодня уроков не будет. На нижнем этаже прорвало трубу.

11-й «б» радостно загудел, захлопал, как в ладоши, учебниками:

– А завтра, Ирина Захаровна? Завтра тоже не приходить?

– Надеюсь, аварию скоро ликвидируют. Читайте сообщения на школьном сайте.

Внизу в коридоре и гардеробе парило, как в бане. Физрук с мальчишками расстилали доски мостками поверх успевшей натечь воды, и уже носились с какими-то шлангами ремонтники. На улице Женино лицо окатило жгучим морозцем. Пристывая к ступеням, мелко морщилась зеленая ковровая дорожка. Дворник обсыпал песком ледяной наст уводящей в аллею тропы. Крупный коричнево-серый песок взвизгивал под ногами, будто подошвы ступали по забросанному бисером стеклу.