Наталия Терентьева - Знак неравенства Страница 12

— Она? Да ну… Ну, в общем… А какая разница? Наверно. Не знаю.

Лора дружелюбно кивнула:

— Хорошо. Не хотите прогуляться? Здесь прекрасный вид, если пойти вниз по улице, к набережной.

Денис вздохнул, достал деньги и помахал официанту:

— Иди сюда, иди! Ты что ж не сказал, что по-русски понимаешь? Я, как идиот, тут распинался: «айн-цвай-драй»! Сколько тебе заплатить?

Молодой официант смиренно посмотрел на него темными глазами, улыбнувшись, кивнул и отошел к стойке, тут же возвратясь со счетом.

— Fifty-five, — вежливо проговорил он.

Денис вскинулся:

— Слушай, ты чего, охренел? Я же слышал, как тебе по-русски говорили, а ты отвечал! Какой «фифти-файф»? Чего ты выпендриваешься? А-а-а, ты иностранец теперь, да?

Официант, продолжая улыбаться, кивнул и положил на стол узкую кожаную папку со счетом.

Денис почувствовал, как в нем поднимается ярость.

— Ты чего скалишься? И вообще, ты чего мне в вино подлил? У меня сейчас голова разорвется!

Лора успокаивающе положила ему руку на запястье и слегка сжала его.

— Это другой официант, Денис. Хотите, умойтесь минеральной водой, сразу голове легче станет. Вино и правда слишком… терпкое… — Заглянув в счет, она мягко подняла Дениса за локоть, взяла из его руки купюру и, положив ту в кожаную папку, увела его с открытой террасы ресторана на улицу.

Они пошли вниз по неширокой извилистой улочке, спускающейся к морю. Через несколько шагов Денис взял у Лоры бутылку минеральной воды, которую она захватила со стола, полил себе голову прямо из бутылки, умыл лицо.

— Ч-черт… Никогда голова так не болела… — Он сильно, сжал и отпустил горящие виски.

Они медленно шли вдоль моря по бесконечной пустынной набережной, обсаженной кустами гибискуса с яркими оранжевыми и розовыми цветками. Денис все говорил и говорил, а Лора кивала и ждала, когда он успокоится и сможет перейти к делу. Наконец он умолк, и некоторое время они шли, не произнося ни слова. Потом Денис снова заговорил:

— И вообще, почему — так? Женщина ведь имеет право на аборт. Церковь не разрешает, а государство-то — пожалуйста, сколько угодно — это и законно, и почти морально… Да и в церкви любые грехи отпускают. Троих убил одной лопатой, помолился, прощенья попросил — и ушел просветленный. А женщина сейчас имеет право на все. Хочет рожать — рожает. И никто не спросит — а ты вообще кто?! Какая?! Дура, умная, бедная, богатая, у тебя муж есть, родственники есть? Кто ребенка твоего кормить будет? А не хочет она рожать — и не рожает. И никто ничего им не скажет, когда они но пятнадцать абортов в жизни делают. Женщина имеет право прерывать нежелательную беременность! А почему бы второму родителю, отцу, тоже не иметь такого права… — Он запнулся от неожиданно оформившейся в голове мысли и растерянно взглянул на Лору. Лора кивнула, продолжая молча смотреть на него.

— Тоже… права… прервать… — договорил Денис чуть менее уверенно.

Лора негромко, но четко помогла ему сформулировать мысль:

— Прервать нежелательную беременность? По воле отца?

Денис секунду смотрел на нее, не в силах ни отказаться, ни кивнуть, потрясенный формулировкой. Потом отвернулся, продолжая негромко говорить, не глядя на Лору:

— По воле отца… Ну, в общем… надо как-то сделать гак… не знаю… напугать ее, что ли… чем-то… чтобы она… Вот черт! — Он отбросил ногой валяющуюся на пороге ветку кустарника с короткими жесткими листьями. — Почему все нормальные женщины боятся рожать одни — и не рожают! А эта дура!..

— Вы сформулируете мне задание?

Денис посмотрел на Лору так, как будто впервые ее увидел. Незнакомая коротко стриженная женщина с ровным высоким лбом, серыми глазами и странной, подчиняющей манерой разговаривать… Кто она, что она, кого к нему послали? Может, она свистнет сейчас в свисточек, и два дюжих санитара… свяжут ему руки… Денис помогал головой, словно пытаясь разбросать в голове в разные стороны свои ужасы, сомнения и страшную реальность, которая тем не менее существовала.

— Да. Задание… Конечно. Напугать… То есть… объяснить… каким-то образом… не словами, наверно… — Он посмотрел на Лору, надеясь, что она опять ему поможет, что ему не придется проговаривать все это, но та только вежливо и спокойно слушала его. — Объяснить… что… рожать не надо… Не надо! Никому не надо! Ни мне, ни ей, ни этому несчастному человечку, которого она уже сейчас мучает!

— Объяснить. Не словами. Напугать. Так?

— Ну да.

— А если этого окажется недостаточно?

— То есть? — Он наткнулся на жесткий взгляд Лоры. — Ну, тогда… О-о-ох! Почему я раньше сам не убил эту кретинку! И не закопал где-нибудь в лесу!

— Итак?

— Да вот именно так! Я — порядочный человек, я — интеллигент в пятом поколении… Знаете, кто я по образованию? Ботаник! Диссертацию писал — «Особенности завязей у двудольных растений». Моя жена еще любила шутить: «у двудомных растений». Дошутились! Я мухи в своей жизни не обидел! И я стал из-за нее, из-за этой никчемной дуры, черт-те кем! — Он открыл портмоне и достал деньги. — Убийцей стал! Ага… Так. Вот, возьмите деньги. Здесь три тысячи долларов. Хватит пока? В общем… Этот ребенок не должен родиться. Не должен! Ради него же самого! Ему будет здесь плохо, очень плохо! Вы понимаете?! А вы, Лора, кто… — он чуть запнулся, — по образованию?

Лора ответила после едва заметной паузы:

— Детский врач. Хирург.

— Понятно… — сказал слегка ошарашенный Денис. — Ну да… Вы думаете, я сам не понимаю, какая я скотина? И никогда, кстати, этого ей не прощу. Потому что из-за кого я стал таким? Я, скромный, застенчивый, порядочный человек… Я никогда всерьез не затевал отношений ни с одной из своих любовниц. Да у меня и было-то… так все… ерунда какая-то… в командировке, две буфетчицы… Я люблю свою жену. Мне кажется, она была в моей жизни всегда.

Лора спокойно улыбнулась.

— Думаете, я — подлец? — неожиданно остановился Денис.

— Думаю, что вы склонны драматизировать события и преувеличивать степень своей вины, — ответила она заученной фразой из старого немецкого учебника по прикладной психологии.

— Вот именно! Я всегда всю вину беру на себя! А она спекулирует на моем… на моих… Ну, короче, злоупотребляет моими лучшими человеческими качествами.

Лора слегка прикоснулась к его плечу и молча кивнула.

Денис сощурился, вздохнул и уже спокойнее продолжил:

— Я не знаю, что она там вынашивает, а вот я вынашиваю точно. День за днем я чувствую, как делятся и размножаются клетки, — он снова стал заводиться от своих мыслей, которые впервые так четко формулировались, — мои собственные клетки вперемешку с клетками этой дуры!.. Чтобы через… какое-то время… я ведь точно и не знаю — превратиться в… существо, которое сломает весь мой мир. Вот это я знаю точно. «Как ты себя чувствуешь, Аленушка?» А как я себя чувствую — меня кто-нибудь спросил? Как я себя чувствую?! Не тошнит ли меня, не прерывается ли дыхание, не останавливается ли ночью сердце, не прыгают ли в глазах беспокойные мушки, сутками! Оранжевые — днем! Зеленые — в темноте?!