Арина Холина - Магия на каждый день Страница 12

— Непременно! — кивнула Саша.

— Блин! — расстроилась Настя. — Дело в том, что я вообще не хочу пока никакого посвящения. Я не готова.

— Понимаю, — усмехнулась Саша. — Но, к сожалению, наших дорогих родственниц сие не волнует.

— Знаешь, — Настя затушила сигарету в пластиковом стаканчике с водой, — это, конечно, глупо звучит, но я… я их не понимаю. Даже маму. Она пишет свои книги, но… Они как бы не совсем честные, ее книги, — она же что-то такое делает, отчего все хотят читать именно их, и получается, что не талант писателя работает, а магия. А все эти женщины, которые благодаря бабушке выглядят чуть ли не на пятнадцать? Им же на самом деле за сорок, а многим и за шестьдесят!

— И что? — Саша развела руками.

— Это… нечестно! — Настя опустила голову. — Понимаешь, если бы они лечили смертельные заболевания или работали над безопасностью — ну, там предсказывали бы вероятность авиакатастроф, то я бы могла их понять. Но они занимаются совершенно бессмысленным делом — потакают чужим слабостям. Для них главное, чтобы в доме всегда было шампанское «Кристалл», чтобы кредитки лежали в кошельке от Шанель и чтобы зимой можно было укутаться в соболиную шубу от Ярмак. Они выбрали легкий путь: потворствовать греху всегда проще, чем насаждать добро…

— Настя! — воскликнула Саша. — Ты когда успела превратиться в зануду?

— Я не зануда! — надулась Настя.

Дверь скрипнула, и в комнату зашла невысокая загорелая женщина лет сорока — Люся. Женщина была закупщицей модной одежды: она покупала для частных клиентов наряды в Париже, Лондоне и Милане — многие так доверяли ее вкусу, что отправляли одну, когда срочно требовалось платье для особого случая.

— Ну, как, мои девочки счастливы? — спросила Люся, широко улыбаясь. И тут же возмутилась, уставившись на Настю: — Что это такое?! Ты еще не померила платье?

— Сейчас… — Настя лениво поднялась со стула и сняла с плечиков узенькое, облегающее платье без рукавов с юбкой-трапецией.

— Оно восхитительно! — Люся захлопала в ладоши. — К нему нужны пояс-цепочка, шелковые сапоги до колен и… — Она задумалась, нахмурив брови. — И черный жемчуг на шею! Я позвоню вашей бабушке. Если нет черного жемчуга, нет смысла надевать это платье. — Взгляд у Люси стал мечтательным. — Сказать вам, дорогие мои, почему я так люблю Шанель?

Девушки кивнули.

— Шанель — это настоящая роскошь. Любое платье Шанель — только начало, лишь основа, фон… для бриллиантов от Тиффани, для «Астон Мартина», для яхты… Разве можно сравнить Шанель с этим мальчишкой Готье? Любая его вещь самодостаточна — купил пальто и напялил его с джинсами и кроссовками. Да хоть и с бейсболкой!

— Шанель тоже надевают с джинсами, — пробурчала Саша.

— Несчастные люди, — содрогнулась хозяйка. — Они обречены.

— А чем вам не нравится Диор или Ланвин? — поинтересовалась Настя.

Люся прищурилась.

— Понимаешь, дорогая… Мне и Готье нравится. Но он не жил в то время, когда платье можно было сравнить с картиной Моне или книгой Толстого. Тогда в одежду вкладывали душу и ожидали, что ее будут носить до конца жизни. Как ты считаешь, хорошо ли шили костюм, который отец завещал сыну, а? Я люблю и Диора, и Ланвин — Кристиан был такой вежливый юноша, а Жанна такая элегантная! — но… В Коко, кроме невообразимой изысканности, какого-то просто болезненного вкуса, удивительной дотошливости и требовательности, было что-то… животное. Порочное. Какая-то нечистая сила. Наверное, именно поэтому ее наряды — не просто верх элегантности, а… магия, сексуальность, нечто… запретное.

— Вы так говорите, как будто знали ее лично, — усмехнулась Саша.

Женщина мрачно на нее посмотрела.

— А ты как думаешь? — спросила она, развернулась и ушла.

— Она серьезно? — растерялась Саша.

— Да черт их знает, этих бабушкиных подружек! — всплеснула руками Настя. — Ладно, берем манатки и едем домой.

Они забрали дорогие портпледы с нарядами, выслушали пожелания насчет обуви, расцеловались с Люсей и сели в черный «Крайслер Круизер». Каждый раз, садясь в машину со стороны пассажира, Настя ощущала вину. И каждый раз это выводило ее из себя. И сквозь чувство вины прорывалось возмущение: а, собственно, почему она должна водить машину, если это не она придумала жить в тридцати километрах от города, то есть от Москвы? В Москве можно ездить на такси, в крайнем случае — на метро, и никто не обязан управлять автомобилем, как того требуют Анна, Аглая и Амалия. Конечно, Настя умела водить — но каждый раз самостоятельная поездка доводила ее до истерики.

— Ты любишь водить машину? — спросила Настя у сестры, которая сидела на водительском сиденье.

— Обожаю! — воскликнула Саша.

— Я не настоящая Лемм, — загрустила Настя. — Я — фальшивка!

— Значит, ты быстро выдохнешься! — расхохоталась Саша. Поймав удивленный взгляд Анастасии, пояснила: — Ну, как поддельные духи…

— Очень смешно! — фыркнула Настя и отвернулась к окну.

В Доме было тихо. Амалию красила визажистка, Аглаю массировали, Анна отдыхала с маской на теле и лице.

Саша прошла к себе в комнату и обнаружила, что ее ждет ванна. У каждой жительницы Дома была своя ванная комната — с рождением новой девочки, по мере ее взросления, они переделывались по вкусу хозяйки. Сашина была темно-синяя, с украшениями из цветного стекла в виде морских звезд, русалок и водяных. На этот раз в просторной ванне была вода, судя по запаху, морская. И она светилась! Крошечные звездочки сияли в голубоватой воде, дно было устлано водорослями, а где-то тихо шумел прибой и пищали чайки. Несмотря на мрачное расположение духа и на обострение неприязни к семейным устоям, Саша не могла не восхититься. Она сбросила одежду, зажгла свечи, пахнувшие весенними южными ароматами, погрузилась в воду и почувствовала на губах солоноватый вкус. Кожу приятно обвивали гладкие водоросли, вода была в меру горячей, и прибой так естественно шумел, что все Сашино недовольство вдруг куда-то подевалось. Девушка закрыла глаза и позволила себе получить удовольствие от того, что живет в очень особенной семье, в очень особенном Доме и принимает такую ванну, что королева английская и та обзавидовалась бы.

А Настя пошла в солярий — самый занятный солярий в мире. Находился он в небольшом подвальном помещении, куда входить надо было со двора. Ничего похожего на заурядные пластмассовые машины, в которых живой человек сам себе кажется гамбургером и ему мерещится, что вот сейчас придет какой-нибудь великан-людоед и слопает этот гамбургер, здесь не имелось. Пол в комнате был усыпан толстым слоем розового песка — теплого, так как пол был с подогревом. Одна стена представляла собой изумительный вид морского побережья. В комнате стояли пальмы в кадках, а лампа для загара откидывалась от стены и нависала над тем, кто грелся в песочке. Можно было нажать на кнопку и обрызгаться прохладной водой, заказать сильный ветер, расслабляющий или бодрящий запах, музыку или шум волн. Настя растянулась на песке, включила блюз — настоящий новоорлеанский блюз 20-х годов — и на время забыла о том, как трудно ей, бедной-несчастной, жить в таких невыносимых условиях.