Валентина Седлова - Хэллоуин по-русски, или Купе на троих Страница 12

— Ну вот, а плакалась, что не сможешь! — шаловливо погрозила Сашке пальчиком Полина. — Знаю я тебя, все цену себе набиваешь! Ладно, теперь моя очередь…

— Барышни, а вы не возражаете, если следующим буду я? — вдруг спросил Станислав.

Сашка с удивлением посмотрела на него. Лицо Стаса было мрачным и взволнованным, как у человека, только что принявшего для себя крайне важное решение.

— Ну разумеется! — воскликнула Полина. — Просто замечательно! И какую историю вы нам расскажете? Надеюсь, пострашнее Санькиной? А то я, признаться, даже испугаться-то как следует не успела, как все закончилось!

Станислав вздохнул:

— Могу вас заверить, история будет просто кошмарной. И, как у Александры, это тоже случай из жизни, причем я был непосредственным участником тех давних событий. Собственно, если бы не Сашин рассказ про кладбище и восставших мертвецов, я бы, наверное, и не вспомнил про Тварь. А теперь вот чувствую, пока не поведаю вам о ней, не успокоюсь. Не могу больше держать это в себе, да и не хочу. — Стас горько усмехнулся. — Знаете, девушки, похоже, вы будете первыми, кому я решил открыться…

— Мы все внимание! — промурлыкала Полина и потянулась за следующей бутылкой пива.

— Что ж, слушайте…

Рассказ Станислава, часть первая

…Эта история произошла несколько лет назад, но я до сих пор помню все так отчетливо, словно все случилось не далее чем вчера. И не сказать, что я рад этим воспоминаниям. Если бы было возможно сделать так, чтобы этого кошмара в моей жизни не было, я бы дорого за это заплатил. Но увы: тот северный поселок стоит у меня перед глазами и, подозреваю, так и будет стоять до самой смерти.

Наша группа насчитывала восемь человек: три офицера и пять бойцов сопровождения. Одним из офицеров был я, Станислав Курганов, вторым — мой друг Алексей Одоевский, третьим — капитан Андрей Величко, командовавший полувзводом из пяти человек. Наше задание, которое я по понятным причинам вам не озвучу, подразумевало, что мы должны были проследовать в восточном направлении вдоль побережья Баренцева моря.

В очередном райцентре нам поступил приказ сопровождать курьера с важными документами — довести его до определенного пункта и передать другой группе, а самим продолжить выполнение основного задания. Но судьба внесла коррективы в наши планы.

После отказа местного начальства выделить нам вертолет я уже не надеялся, что у пристани нас будет ожидать судно на воздушной подушке типа «Тритон» или хотя бы средний сторожевик. Но то, что мы узрели у шестого причала, повергло всех нас в состояние глубокого уныния.

Когда-то, вероятно, задолго до моего рождения, это судно было малым рыболовецким траулером. После того как он доставил к причалам стахановское количество селедки и пришел в полную негодность, траулер подлатали, переоснастили и снова выпустили в море уже в роли судна каботажного плавания, способного пусть с небольшой, зато постоянной скоростью перемещаться от одного рыболовецкого поселка к другому, не отходя от береговой линии более чем на десять миль. Впрочем, с того момента тоже минуло немало лет.

Широкий и тупоносый, как калоша, корпус, сплошь покрытый ржавчиной, неровный, многократно латанный фальшборт, мутноватые, потрескавшиеся стекла в иллюминаторах обшарпанной надстройки — все это производило невероятно тягостное впечатление. Судно носило гордое имя «Помор»…

— Корабль-призрак… — буркнул кто-то из бойцов, столпившихся у нас за спиной.

— Р-разговорчики! — привычно, скорее по инерции, прикрикнул на него Величко.

— Ладно, пошли грузиться. — Лешка зло сплюнул. — Вон, кажись, и морячки нарисовались.

Команда данного конкретного плавсредства по виду ничем не уступала своему судну. Небритые и оборванные, одетые в разномастные бушлаты и телогрейки, они вполне соответствовали антуражу корабля смертников.

Капитан выделялся из общей массы только засаленной и давно потерявшей форму фуражкой на голове. Особенно нас не порадовал его лиловый нос заядлого алкоголика. Когда капитан подошел к нам поближе, у меня перехватило дыхание от разившего от него перегара. Судя по остекленевшим глазам и нетвердой походке, команда мало в чем уступала своему капитану…

— Блин! И как же они нас повезут? Первая же мель будет наша! — сокрушенно покачал головой Величко.

— Да ладно! Они же тут небось последние четверть века плавают! Знают фарватер назубок и могут провести судно даже в доску пьяными, — преувеличенно бодро отозвался Лешка.

Величко только вздохнул, подхватил свой баул и, бурча что-то под нос, отправился за бойцами вниз по трапу — размещаться в единственной наличествующей на этом суденышке каюте.

Наши опасения по поводу траулера и его команды подтвердились очень быстро — как только мы вышли из бухты. Видимо, прежде чем отдать швартовы, экипаж привычно принял по паре стопок за попутный ветер, за семь футов под килем и еще за что-нибудь. Судно шло каким-то странным галсом, виляло и раскачивалось. От титанических усилий единственной дизельной машины лихорадочно содрогалась палуба, но скорость оставалась крайне низкой — чуть более пяти узлов. Похоже, для нашего корыта это был предел.

Когда, выполнив несколько загадочных маневров, включая двойную петлю, мы наконец-то легли на курс, стало ясно, что кошмар еще только начинается. Широкий и плоскодонный корпус «Помора» совсем не сопротивлялся волне. Качка была такая, что через полчаса половина бойцов отряда прочно оккупировала борта, прощаясь с ужином. Мне, признаться, тоже было не по себе. В горле висел горький ком, а желудок неделикатно намекал, что еще немного, и он будет готов последовать примеру моих товарищей.

Как бы там ни было, но судно медленно и верно продвигалось вперед. Вспомнив, что лучший способ избавиться от морской болезни — лечь и уснуть, я отправился в каюту, забрался в спальник и, к собственному удивлению, почти сразу провалился в сон под судорожные вибрации двигателя и мерный скрип ржавого корпуса.

Следующий день принес некоторое облегчение. То ли мы притерпелись, то ли волна стала какой-то другой, но чувствовали мы себя гораздо лучше, чем вчера. И хотя пара бойцов все еще имела зеленоватый цвет лица, на бортах больше никто не висел.

Петляя как зайцы, мы пересекали бухту, изобиловавшую мелями и каменистыми банками. Недалеко справа по курсу виднелась полоска суши, являвшая собой мертвый и безрадостный сентябрьский пейзаж: чередовавшиеся с дюнами и редкими кустами сопки безо всяких следов жилья. Скалистый изрезанный берег напоминал собой бок покусанного и заплесневевшего пряника. Из облаков изредка проглядывало низкое холодное солнце и тут же пряталось обратно.