Вирджиния Эндрюс - Шепот в ночи Страница 12

Но это была лишь малая часть потрясения. Ее одежда была настолько вызывающей, что даже тетя Триша, наиболее искушенная в этом, было шокирована. Ее узкая юбка на боках была с разрезами, доходящими до самых бедер. Юбка была такая прозрачная, что при ярком освещении все могли видеть, что под ней на Ферн только узкие трусики. На ней была черная блузка, под которую следовало бы надеть специальный бюстгальтер. Но, к моему изумлению и смущению, на ней ничего подобного не было, и ее грудь была так хорошо видна сквозь ткань, как будто она шла без этой кофточки. Неудивительно, что ее появление приковало к ней всеобщее внимание на продолжительное время. В комнате наступила полная тишина, затем прошел шепот, и, наконец, все снова начали громко разговаривать, объясняя тем, кто не знал ее, кто она такая.

– Что, черт возьми, ты на себя надела? И что ты сделала со своими волосами? – спросил папа, когда она приблизилась к нам.

– Здравствуй и ты, братец, – сказала она и ухмыльнулась. – С днем рождения, принцесса, – она вручила мне завернутую в бумагу копию, как я уже знала, «Любовника леди Чаттерли», – открывать в темном месте, – добавила она и подмигнула. – Привет, Дон. Ты выглядишь… ну… твое, – сказала она и засмеялась. – А, Триша, как это мило снова тебя увидеть, – она потянулась к руке тети Триши, улыбаясь словно Чеширский кот.

– Здравствуй, Ферн, – ответила Триша, переводя взгляд на мою маму, которая кипела от злости.

– Ферн, – вскипел папа и грубо взял ее под локоть. Он отвел ее в сторону и поговорил с ней, перейдя на шепот.

– Эти дни она как камень на шее у него, – сказала мама, качая головой, – она будет делать все, чтобы испытывать его терпение, и превращать нас в ничтожество. Откровенно говоря, я готова сдаться. Знаю, ужасно так говорить, но я сожалею о том дне, когда мы ее нашли.

– О, она просто пробует свои силы, Дон, – успокаивала ее тетя Триша. – Обычная девчонка из колледжа.

– Вряд ли. До исключения из колледжа ей осталось вот столько, – мама прижала указательный палец к большому.

Дирижер оркестра подошел к микрофону и попросил всех занять свои места. Мы заторопились к нашему помосту. Папа, все еще красный от гнева, шел позади Ферн. Я устроила все так, чтобы Гейвин мог сесть справа от меня, а мама – слева.

Прислуга начала сервировать столы. Пока мы ели, оркестр играл, и люди могли танцевать во время смены блюд. Я ожидала, что папа пригласит меня на танец, но дядя Филип его опередил, что удивило меня.

– Можно я буду первым? – спросил он, глядя на меня сияющими глазами. Он взглянул на маму, которая от его предложения была явно не в восторге. На мгновение я растерялась. – Если ты не приберегла эту честь для кого-нибудь особенного, – добавил дядя Филип, показывая глазами на Гейвина. Гейвин сильно покраснел, и я, чтобы уберечь его от неловкого положения, быстро ответила:

– О, нет, дядя Филип. Я буду счастлива отдать вам первый танец.

Он вывел меня на площадку для танцев, и мы начали танцевать. Он прижал меня очень близко к себе, и я, глядя в сторону помоста, видела, что мама наблюдает за нами с печальным и даже испуганным взглядом на лице. Когда дядя Филип повернул меня, я поймала взгляд Мелани, сидящей за столиком Джефферсона. Несмотря на толстые стекла очков, ее глаза были маленькими, а лицо непроницаемо, не столько от зависти, сколько от злости. Мне действительно было ее жаль. Вряд ли кто-нибудь из мальчиков-ровесников или немного младше пригласит ее на танец. Я была уверена, она хотела, чтобы ее пригласил отец, но дядя Филип не слишком интересовался Мелани. Он вообще мало общался со своими детьми, но даже и тогда, когда дядя Филип бывал с ними, он проводил все время в основном с Ричардом.

– Знаешь, ты и в самом деле самая прекрасная молодая леди, – прошептал дядя Филип, его дыхание коснулось моего уха. – Как бы мне хотелось снова стать восемнадцатилетним, чтобы ухаживать за тобой.

– Но даже, если бы вам было восемнадцать, вы все равно оставались бы моим дядей, не так ли? – сказала я, удивившись его искренности.

– О, я не позволил бы этой мелочи помешать мне, – ответил он. – Я ведь на самом деле только наполовину твой дядя, – добавил он.

Его лицо было так близко, что он слегка касался губами моих волос. Близость его рук и его дыхание на моем лице вызывали у меня некоторое смущение. Я думала, что все смотрят на нас и удивляются, почему мужчина в таком возрасте, как дядя Филип, танцует со своей племянницей так близко. Внезапно мне захотелось закончить этот танец, и я почувствовала облегчение, когда музыка закончилась и мы могли вернуться к столу. Он взял мою руку, когда я повернулась, чтобы уйти.

– Спасибо, – мягко сказал он. Я кивнула и заторопилась назад, к помосту. Официанты приступили к сервировке главного блюда.

Потом я танцевала с папой. Как это отличалось от моего первого танца. Мы так плавно кружились, а папа говорил что-то о вечеринке, делая смешные замечания. Пока мы танцевали, я увидела, как Полина подошла к Гейвину и пригласила его на танец. Он выглядел ужасно смущенным. Я решила, что потанцую с ним, как только закончу танец с папой. Изредка папа замолкал, глядя на тетю Ферн, которая, находясь в обществе официантов и их помощников, курила и смеялась.

– Для нее это добром не кончится, – пробормотал он, бросая беспокойный взгляд в ее сторону. – Уж я-то знаю.

– У нее все будет в порядке, папа, – сказала я, но он не стал от этого спокойнее.

Мне не удалось потанцевать с Гейвином, потому что дирижер оркестра объявил, что следующую песню исполнит моя мама. Все вернулись к своим местам, когда мама подошла к микрофону. Она поблагодарила всех за то, что они пришли, и выразила надежду, что все присутствующие хорошо проведут здесь время. Затем она кивнула дирижеру, и оркестр заиграл «Высокие надежды». Аплодисменты были оглушительными. Но вместо того, чтобы вернуться назад, она попросила меня выйти и поаккомпанировать ей на фортепиано следующую песню. Я была захвачена врасплох этой просьбой и растерялась. Гости подбадривали меня аплодисментами, пока я не встала и не подошла к инструменту.

– Ловко придумано, мама, – сказала я.

– Это была идея тети Триши. Вини ее. Сыграй «Где-то возле радуги». Мы же исполняли это раньше.

Я начала играть, а мама пела как никогда раньше. Как только мы закончили, нас окружили гости, чтобы поздравить. Оркестр снова заиграл, и, прежде, чем я успела осознать это, меня увлек в танце кто-то из коридорных, а затем я танцевала с мальчиками из моего класса. Стоило одному из них пригласить меня на танец, как другой уже хлопал его по плечу. У меня так закружилась голова от танцев, что я взмолилась отпустить меня отдохнуть.