Тони Парсонс - В краю солнца Страница 12

От восторга маленький таец сделал несколько безупречных сальто назад, звонко ударяя босыми ногами в покрытый истертым брезентом пол.

Пирин, таец Фэррена, сидел в углу. Он посмотрел на меня и кивнул. Музыканты перестали играть, и теперь можно было нормально разговаривать, а не перекрикиваться.

— Ну что, Том, все в порядке? — спросил Фэррен. — Жена–дети здоровы?

Видимо, выражение моего лица изменилось, потому что он наклонился, ткнул меня пальцем в грудь и сказал, обдавая меня запахом пива:

— Машину мы вам достанем. Хватит ездить на старом мотоцикле.

Вот он, шанс, которого я так ждал.

— Мотоцикл мне нравится. Я его отремонтирую, и будет как новенький.

Я давно обдумывал этот разговор и медлил не больше секунды.

— Моя виза — вот что меня беспокоит. Это ведь туристическая виза. Я ценю то, что вы для нас делаете — правда ценю, — но я хочу, чтобы все было по закону.

Добавить мне было нечего. Я хотел работать, но работать законно, и Тесс хотела для меня того же.

— Так все приезжают по туристической визе! — Фэррен похлопал меня по спине. — С формальностями разберемся потом. Мы же не позволим этим проклятым бюрократам ставить нам палки в колеса, верно?

— Верно, — улыбнулся я. Ничего не изменилось, но я все равно испытал огромное облегчение. — Конечно, не позволим.

Я поднялся на ринг, где Пирин приводил в чувство Джесси.

— В муай–тай всегда так, — сказал Пирин. Из–за акцента название тайского национального спорта в его устах звучало как–то непривычно. — Пинок уступает удару. Удар уступает колену. Колено уступает локтю. Локоть уступает пинку.

Мы помогли Джесси встать. На ногах он кое–как держался, но выражение его бледно–голубых глаз меня пугало: взгляд их не был сосредоточен ни на чем определенном.

— А Джесси уступает всем, — со смехом подытожил Пирин и хлопнул его по спине.

Джесси посмотрел на нас.

— Что случилось? — с трудом спросил он.

— Ча–на норк, — ответил Пирин, — нокаут. Но тебе нечего стыдиться. Ты храбро сражался. Гордись своим сердцем.

— Нет, — сказал Джесси, — что случилось со мной? Я же умел драться. — Он печально посмотрел на меня. — Правда умел, и довольно неплохо.

— Знаю, — кивнул я. — Я видел твои бои. Ты показывал мне видео, помнишь?

— Ты видел записи моих боев?

Мы помогли ему пролезть между веревками и усадили на стул в ВИП‑зоне. Рядом с туалетами было отведено специальное место, где боксеры готовились к бою, зализывали раны и делились друг с другом снаряжением — делились они на удивление охотно, — однако Джесси вряд ли осилил бы путь до туалетов.

Фэррен тем временем обрабатывал русского.

— Прежде всего вы переводите в Таиланд сумму в иностранной валюте, равную стоимости покупки. Как получить форму ТТ 3, мы вам объясним — это особая справка из банка, ее нужно предоставить в Земельный департамент Таиланда. Потом «Дикая пальма» помогает вам основать тайскую компанию, которая вправе приобретать землю совершенно легально. Компанию, которую полностью контролируете вы. Вам разрешается владеть до сорока девяти процентов акций.

Возникла пауза — в «Дикой пальме» она называлась денежной.

Фэррен молча смотрел на русского, давая ему возможность задать наиболее очевидный вопрос: «Как я могу контролировать компанию, если мне принадлежит меньше половины всех акций?»

Но русский ничего не спросил.

Никто никогда не спрашивал.

Джесси сидел, свесив голову между коленей. Мы с Пирином посторонились, давая пройти двум бойцам. Их тела блестели в свете электрических ламп, но не от пота, как мне сначала показалось. Теперь, вблизи, я разглядел, что кожа тайцев смазана маслом. На голове у обоих были плетеные повязки, вокруг бицепсов — разноцветные тонкие шарфы. Бойцы вышли на ринг и описали круг, слегка дотрагиваясь пальцами до веревок.

— Отгоняют злых духов, — пробормотал Джесси.

Я посмотрел на друга, ожидая увидеть в его глазах насмешку, но в затуманенном взгляде Джесси читалась вера.

Тайцы встали на колени и коснулись лбами пола, потом широко раскинули руки и начали раскачиваться, опираясь на стопу одной ноги, а другую выставив вперед. Это было нечто среднее между разминкой и молитвой, гимнастическим упражнением и медитацией.

— Вай–кру, — пояснил Джесси.

— Помни и почитай, — кивнул Пирин. — Помни и почитай предков. Учителя. Страну. Бога. Короля.

Теперь бойцы стояли в центре ринга и улыбались — да–да, улыбались! — осторожно соприкасаясь лбами и руками в перчатках, похлопывая друг друга по плечу с почти братской заботливостью. Хотя нет, никаких «почти»: заботой дышали даже их улыбки. Они не были похожи на готовящихся к бою боксеров. Они были похожи на двух сыновей одной матери.

— Снова выражают почтение, — сказал Пирин.

Однако со стороны это выглядело не как почтение, а как нечто более глубокое, более сильное. Хотя Фэррен видел между нашими народами много общего, в одном тайцы точно нас превзошли — в умении проявлять любовь.

Бой начался. Когда на ринг выходил европеец — кроме Джесси среди участников было еще несколько фарангов, — поединок начинался с места в карьер. Если же выступало двое тайцев, то перед боем они вместе исполняли что–то вроде танца — вращали головой, делали несколько робких выпадов, словно в любую минуту могли все отменить, обняться и пойти пить чай. Потом напряжение внезапно нарастало, и они набрасывались друг на друга с таким неистовством, что у зрителя перехватывало дыхание.

— Посмотри на них! — заговорил Джесси, оживляясь. — Настоящий балет! Плюс кровь, переломы и никакой защиты. Никакой защиты, Том! Можешь себе представить? Ни шлема, ни хотя бы майки. Только суспензорий и волшебная татуировка.

— Волшебная татуировка? — с улыбкой переспросил я.

Джесси кивнул на Пирина.

— Покажи ему.

Пирин задрал футболку с надписью «Стокгольмский марафон‑2002». Под ней оказалась огромная, во всю грудь, татуировка в виде тигра.

— Делает бойца неуязвимым, — сказал Джесси и усмехнулся: видимо, в его душе ненадолго возобладал английский здравый смысл. — Пока бедолагу не переедет тук–тук.

Пирин одернул футболку.

— Очень хорошая защита, — подтвердил он таким тоном, словно мы обсуждали, как выгодно застраховать дом.

Джесси заплакал. Я обнял его одной рукой и принялся укачивать, как ребенка.

— Может, это не мое? — всхлипывал он, уткнувшись лицом мне в грудь. — Может, я просто обманываю себя и зря трачу время?

Пирин заправил футболку и задумчиво посмотрел на сломленного мальчика, рыдающего у меня на груди, а потом, под аккомпанемент все убыстряющейся музыки, рассказал нам о человеке, который разбирается в подобных вещах.