Анна Дубчак - Тарантелла, или Танцы с пауками Страница 12

Закончив писать, Ошеров поднял голову и взглянул поверх очков на вошедшую к нему в припорошенной снегом шубе и шапке незнакомую девушку. Его лицо выразило крайнюю степень удивления.

— Извините, — смутилась под этим жестким взглядом Наталия. — Вы меня не знаете…

— А почему вы, сударыня, в шубе, позвольте вас спросить? — снисходительно улыбаясь, произнес Ошеров, поднимаясь из-за стола (он оказался выше Наталии на целую голову) и направляясь зачем-то к белой ширме, стоявшей в углу его просторного кабинета рядом с большим столом, на котором теснились бутылки с йодом и баночки с мазями, а также высилась гора чистых бинтов, слегка прикрытых кофейного цвета стерильной марлей.

Здесь же лежали, зловеще поблескивая, металлические инструменты.

Наталия терпеть не могла больниц. «Уж лучше бывать в морге… Там ты уж наверняка знаешь, что под ножом у патологоанатома человек уже ничего не чувствует».

Она быстро скинула шубу и шапку, положила все это на стул и стала ждать, когда доктор вновь обратит на нее свое внимание.

— Вы кто? — наконец спросил он, снова усаживаясь за стол, но только теперь вполоборота, и разглядывая потенциальную пациентку.

— Я приехала в гости…

— К кому?

«Сейчас, так я всем и рассказала…»

— К одной своей знакомой. «Он не посмеет расспрашивать меня подробно».

— К Романовой?

И она поняла: он заметил их вместе с Люсей на кладбище, когда хоронили Ванееву.

— Я бы хотела вас спросить: Люба Прудникова сейчас где находится?

— Полагаю, что на том свете, а почему вас это так интересует?

— Потому что я писательница. Я приехала сюда, в эту глушь, за впечатлениями. А тут сразу столько навалилось: и похороны Ларисы Ванеевой, и убийство Прудниковой… Весело вы здесь живете, ничего не скажешь… А еще Люся мне рассказала, что осенью погибла ваша медсестра.

— Вы напрасно пришли сюда. Это — больница.

— Ну, не будьте такой букой. — Наталия вдруг совершенно нахально провела своей ладонью по лысине Ошерова и неожиданно обняла доктора за шею. Он сразу же инстинктивно вжал голову в плечи. Он был удивлен. Это несомненно. Но она знала, что на некоторых мужчин такие вот нестандартные поступки действуют возбуждающе. — Не отказывайте мне, — сказала она, метнувшись к двери и запирая ее на щеколду, затем вернулась и села на колени к Ошерову. Ей нравились такие интеллигентные мужчины, с которыми можно было вытворять все что угодно, не боясь быть непонятой. И Ошеров наверняка оценил ее смелость.

Ее короткое трикотажное платье из мягкой шерсти так облегало фигуру, что не обнять ее, к тому же еще и сидящую на коленях, что само по себе было вызывающим и располагающим, было просто невозможно. И Ошеров обнял ее.

— Мне скучно, — доверительным голосом сказала ему Наталия и поцеловала в губы. — Я уже и сама не знаю, что хочу.. Дома сидеть невозможно, тоска… Читать не хочется, вязать — тоже. Мне надо написать очередную главу романа, а в голове вакуум. И вот я решилась пройтись по деревне. Боже, сколько кругом снега! И вдруг увидела этот особняк.

Зашла и поняла, что это больница… А если больница, то, значит, только здесь должен находиться труп Любы Прудниковой. Вот я и решила, что вы мне в этом поможете… Но если не хотите, не надо. Я пойду…

— Нет, что вы, не уходите… Мне, по правде сказать, и самому здесь смертельно скучно.

— У вас есть семья?

— Есть, конечно.

— Вы хотите меня поцеловать?

— И не только поцеловать. Вы сидите у меня на коленях, неужели ничего не чувствуете?

— Чувствую, но не знаю, как вашему горю помочь.

— А я подскажу…

Ошеров нравился ей все больше и больше.

Она, глядя ему в глаза, словно увидела всю его жизнь: школа, институт и направление в Вязовку, больница, пациенты, вынужденная женитьба, квартира, холодильник, телевизор, дети ходят в музыкальную школу… И вдруг в кабинет залетает городская, свежая и новая, как только что народившаяся бабочка, девушка… Она усаживается к нему на колени, напоминая тем самым, что он прежде всего мужчина, а не хирург, вскрывающий карбункулы и делающий инквизиторские прижигания женщинам, вместо того чтобы их ублажать… Он должен был сдаться, и он сдался.

«Или я сдалась?» — думала Наталия, спешно одеваясь, потому что возбуждение сменилось пресыщенностью (все происходило в течение длительного времени на узкой медицинской кушетке, покрытой белой накрахмаленной простыней) и теперь она чувствовала лишь легкую досаду на себя за свою невоздержанность. Зато Ошеров, без очков, расслабленный и счастливый, все еще сидел на кушетке, голый, пушистый от рыжих мягких волос на груди и ногах, и по-идиотски улыбался.

— Вы такая красивая, Наташа! Выходите почаще гулять в снегопад… Хотя у меня здесь в любую погоду хорошо…

— Но только много пациентов, я угадала?

— Если вы сейчас же не одернете платье, то я буду готов повторить все сначала. — Он опустил голову, рассматривая свой половой орган. Затем выпрямился и покачал головой:

— Все мы, в сущности, твари.

— Да нет же, просто вы, медики, все как один — циники. Я вот лично не тварь, могу чем угодно поклясться. А про вас вообще ничего не знаю…

— Ну как же… Кое-что вы все-таки уже успели узнать, познакомиться… Вот с ним, например…

Ошеров был чудесным доктором. Он прекрасно разбирался во всех частях женского тела и поэтому, совершив повторный сексуальный маршрут, сделал так, что Наталия вообще после этого уснула на кушетке. Она спала минут пять, не больше, но блаженство не покидало ее.

Когда же она все-таки оделась — быстро, чтобы вновь не спровоцировать горячего и страстного доктора, вынужденного изо дня в день скрывать свои желания (если они у него, конечно, возникали при виде больных женщин), — он налил ей немного разведенного спирта, после чего они выпили за знакомство.

— Главное, вовремя познакомиться, — расхохоталась Наталия, облизывая пересохшие губы и нервным движением промокая их клочком чистого бинта, оставшегося после их интимных процедур. — Нет, все-таки что ни говорите, а от обстановки многое зависит…

Ошеров встал, надел поверх одежды халат и нежно привлек к себе Наталию:

— Наташа, вы обещаете, что еще раз придете ко мне?

— Обещаю. Только вы снова угостите меня разведенным спиртом…

— Никаких проблем.

Она сделала вид, что собирается надевать шубу, но вдруг передумала:

— Я не уйду, пока вы не покажете мне мертвую девушку. Вы, наверное, не поверили, что я писательница, но это действительно так.

Должна же я увидеть своими глазами то, что теперь принадлежит только вам… Ну что вам, жалко?