Татьяна Лунина - Забытый плен, или Роман с тенью Страница 12

– Не сомневаюсь, Любовь Аркадьевна, что у вас умная и красивая дочь, – льстила дама, подставляя опухшее лицо чутким пальцам хирурга. – Думаю, ей будет несложно поработать переводчицей. Деньги никому не бывают лишними, а для молодой девушки это еще и шанс неплохо устроить судьбу. Сами знаете, какая у нас страна, бежать отсюда надо, бежать без оглядки! У меня вот дочка в Стамбуле живет, за турка вышла. Турок, конечно, не француз, – со вздохом признала османская теща, – но я за нее все равно спокойна: муж неплохой, живут как белые люди. А что вы хотите, – риторически вопросила она, – граждане мира! Да и климат прекрасный, хоть и мусульмане.

Так Маша перешла от теории к практике и познакомилась с Пьетро Корелли, сорокалетним адвокатом из Рима. Спустя десять месяцев получила на руки диплом и принялась за копейки трубить научным сотрудником в Пушкинском музее, облизываясь на недоступные шедевры. Чтобы не разбазаривать свободное время и выбросить из головы канувшего как в воду закордонного юриста, молодой специалист всерьез занялась языками, к чему неожиданно оказалась способной. Основательно подчистила английский, принялась за немецкий, а когда соблазнилась французским, в Москву нагрянул Пьетро. После ужина в «Национале» они поднялись в его номер, а утром Маша Белова согласилась стать Марией Корелли. Фамилия звучная, будущее заманчиво, секс приводит в восторг обоих – она воспарила в небеса и поверила, что третий – это последний и на всю оставшуюся жизнь. Дома объявила, что Бог любит троицу, и пригласила родителей в ресторан для знакомства с будущим зятем.

В тот февральский вечер падал снег и серебристым покрывалом укутывал землю. Было безветренно, морозно. Договорились встретиться в семь. За Машей обещал подъехать потерявший голову итальянский жених. Родители добирались своим ходом: мать – с Красносельской, отец – с Беговой, где тренировал своих неуемных жокеев. Влюбленные проторчали на морозе сорок минут, и окончательно окоченевший от русского холода Пьетро предложил, наконец, сесть за столик и ждать будущую родню в тепле. Они выпили по бокалу красного вина, не притронулись к шампанскому, перекурили, строя грандиозные планы, а к исходу второго часа Маша забеспокоилась не на шутку. Вяло поклевала закуски и после трех часов ожидания поняла, что родители не объявятся вовсе. Извинилась за необязательных родственников, попросила отвезти домой. Сердце сжимало предчувствие беды.

В комнатах было темно и тихо. Она щелкнула выключателем, сбросила шубку из серого козлика, прошла в гостиную, включила телевизор. По московской программе выдавали городские новости, какой-то гаишник возмущался безответственностью пьяных водителей, ведущей к авариям на дорогах, в кадре показывали битую «Волгу». И вдруг Машенька увидела на экране лицо матери, залитое кровью, а рядом, на снегу – дубленку отца и что-то бесформенно темное под ней.

– Мань, просыпайся, приехали!

– Я не сплю.

– Неужели? А я решил, что ты бессовестно дрыхнешь.

Она молча открыла дверцу и вышла из машины, следом вывалился довольный Елисеев.

– Надо же, – беззаботно удивился он, – а здесь почти ничего не изменилось, ты посмотри!

– Еще насмотрюсь.

– Слушай, да что с тобой сотворили эти макаронники?! Ты хоть оглянись вокруг, мы же выросли тут! Неужто в тебе ничего не дрогнуло?

– Все мы, Димка, родом из детства, – она взяла чемодан из рук водителя, – но это совсем не означает, что надо дрожать. Спасибо, что подвез. Позвони, если будет желание. Телефон, надеюсь, помнишь. А сейчас, извини, я устала, – и невозмутимо направилась к подъезду.

Поднялась на третий этаж, долго копалась в сумке, отыскивая ключ, вставила, наконец, в замочную скважину, распахнула дверь, переступила порог, стараясь крепче держаться на ногах, поставила чемодан под вешалку. Медленно прошла в кухню, опустилась на плетеный стул, бездумно уставилась в замызганное окно. Над ухом противно жужжала здоровенная черная муха. Хозяйка вспомнила «Делос», вытащила из сумки сигареты и начала обкуривать мерзкое насекомое, кружившее по чужой кухне как по своей. После бесплодных усилий выкурить нахалку Мария раздавила в пепельнице окурок и принялась внимательно разглядывать гладкую поверхность стола, тупо рисуя круги. Через пару минут на серый пластик шлепнулась крупная соленая капля, ставшая центром все новых и новых геометрических фигур, старательно выводимых указательным пальцем...

Глава 4

Весна, 2005 год

– Здравия желаю, Андрей Ильич! Надолго к нам?

– Как получится.

– А моя с утра все уши прожужжала, что день сегодня будет особенный. Ей, видите ли, голубь белый приснился, ну не дуры эти бабы? – тараторил водитель, и было видно, что он гордится своей пророчицей-женой и радуется встрече. – Вы простите меня, товарищ Лебедев, знаемся всего ничего, а вспоминал вас частенько, думал, не свидимся больше. Спасибо хочу сказать, что дали тогда время на «волжанку» мою. У нас тут одно только знают: Кузьмич, гони сюда, Кузьмич, смотай туда. А на ходу моя старушка или на яме – об этом у начальства голова не болит, оно бабки крутит. Ох, простите, заболтался, – спохватился шофер, поняв, что с откровенностью хватил лишку. – Как говорится, пустая мельница и без ветру мелет, правда, старуха? – похлопал он по блестящему черному боку свою боевую подругу.

– Как жизнь?

– Нормально, без новостей.

– Иногда самая лучшая новость – отсутствие новостей, – заметил Лебедев и уселся впереди, с наслаждением вытянув длинные ноги. Андрей Ильич ненавидел самолеты за долгое вынужденное сидение, от которого затекали мышцы.

– В гостиницу? Васька выбил для вас люкс в центре, деловой, чертяка! – восхитился Кузьмич неведомым Васькой. – Начальство его за беса держит: в любую щель проскользнет, любого обведет вокруг пальца, всех видит насквозь и ничего не боится – не мужик – сатана! Тогда, извиняюсь, с вами промашка вышла, – споткнулся говорун о лебедевскую усмешку. – Василий мать хоронил, а без него наша контора – что дом без крыши, любая капля может большую неприятность сделать. И снегопад, как на грех, случился... Да что теперь говорить, – досадливо поморщился он, – облажались.

– Иван Кузьмич, притормози на минутку. – «Волга» плавно подкатила к обочине и застыла, довольная передышке. – Разомнусь немного, ноги после самолета как костыли, не чувствую ничего. А ты перекури пока.

– Есть! – сообразительный Кузьмич догадался, что москвич хочет вдохнуть целебной сосны. «Кумовья тоже, как, бывало, приезжали, так надышаться не могли первое время. Наташка все ахала, какая тут красота. А что ахать? Думать надо было, когда их после Германии в Союз переводили. Татьяна, например, и не пикнула, только все улыбалась да твердила: „Я, Ваня, к тебе судьбою пристроена, куда ты, туда и я, как нитка за иголкой, мне без разницы, по какой канве вышивать“. Хоть и питерская, между прочим.