Кассандра Брук - Со всей любовью Страница 12

Когда я одна, то страшно радуюсь, что сама себя спасла.

Том, можно и не упоминать, глубоко убежден, что ни одна женщина не может считать себя спасенной, пока не воспользуется его членом.

На этой ноте я расстаюсь с тобой – в нетерпеливом ожидании твоего письма.

С огромной любовью,

Джейнис.

Паласио Писарро Трухильо Эстермадура Испания 30 марта

Милая Джейнис!

Я сбежала.

Ни слова Пирсу – просто смылась. Адрес вверху – мое убежище на несколько дней – у фантастичной Эстеллы, супруги министра внутренних дел, с которым я познакомилась несколько недель назад. Дон Хавьер – помнишь? Прославленная сбором пожертвований, и – черт! – я понимаю, почему. Эстелла – единственная в своем роде. И друг в тяжелую минуту. Я все тебе расскажу.

После еще одной бессонной ночи, проведенной за втыканием булавок в силиконовое изображение секс-бомбочки Пирса, я позвонила Хавьеру, как он предлагал. Я старалась говорить спокойно, объяснила, как мне хочется помочь со сбором средств на его музей. Он сказал, что в восторге. Разумеется, я должна погостить у его жены – я буду в восторге, она будет в восторге. Черт, такое море разливанное восторга, что меня подмывало спросить, нельзя ли и Пирсу с его любовницей погостить там.

«Сегодня? – сказал он. – Сейчас же? Вы серьезно? Замечательно! Я позвоню Эстелле».

Через десять минут он снова взял трубку. Все чудесно. Меня ждут в Трухильо ко второму завтраку. Три часа на машине – он немедленно вышлет ее в мое распоряжение. Он чрезвычайно доволен. Он ведь рассказал Эстелле про меня все.

Я прикинула, что именно он рассказал Эстелле. Хавьер – сама сдержанность. Чего не скажешь обо мне.

Точно в десять подъехала машина. В дверь позвонил личный секретарь министра, как он важно мне объяснил. И вручил инструкции, собственноручно написанные Хавьером, как доехать до Трухильо и как найти дом. (Дом! Только взгляни на адрес.) Эстелла ждет меня. Она чрезвычайно рада. Погостите несколько дней – столько, сколько мне будет угодно.

Именно то, что мне требовалось. При одной мысли об этом мне полегчало.

Секретарь Хавьера взял мою сумку, вручил мне ключи и указал на «мерседес» с открывающимся верхом – ослепительно белый. Он все еще посверкивал каплями воды – прислужники изрядно потрудились. «С наилучшими пожеланиями министра, ваше превосходительство», – сказал доверенный секретарь. Он поклонился, открыл дверцу, поклонился еще раз и удалился широким шагом. На пассажирском сиденье лежала развернутая дорожная карта. Музыкальные записи были аккуратно уложены у стерео – в том числе «Концерт для виолончели» Элгара, заметила я. Совсем новенькая кассета. Все предусмотрено для Первой Леди английского посольства?

И я помчалась через бедлам Мадрида к пыльным загородным просторам.

Нажатие кнопки опустило верх. Нажатие другой кнопки включило музыку. Миля следовала за милей. И движение вперед начало вымывать мусор из моей психики, возвращать мои мысли к тому, что вне меня. Эстермадура – не знаю, бывала ли ты там, но это пустыня Испании. Равнины. Далекие холмы. Еще равнины. Еще далекие холмы. Черный скот, пасущийся среди гигантского чертополоха. Миля за милей посаженных вдоль шоссе падуболистных дубов – два ряда зеленых зонтиков. Узоры весенних цветов по сторонам шоссе и среди полей молодой кукурузы. Удивительная красота. А я и забыла, что могу ее воспринять: мне казалось, красота это что-то, принадлежащее любовнице моего мужа. Мой дух начал воспарять среди этих просторов. Но какого черта я тут делаю? Собираю пожертвования в новехоньком министерском лимузине! Я наслаждалась ветром, бьющим мне в лицо, и чувствовала себя школьницей, сбежавшей с уроков. Я люблю приключения: не знать заранее, никогда не знать. Пирс, кстати, этого не любит. Все должно быть предписано. Возможно, оттого у него и почечуй.

Я заглянула в инструкцию Хавьера. «Паласио Писарро, – гласила она. – Поднимитесь на холм над городом. Мимо вы не проедете». Он был прав. Надпись на указателе «Замок». Древний булыжник. Желтофиоль на обрушившихся зданиях. Зеленая ящерица. Далеко внизу лежала Пласа Майор. Мне было видно, как аисты в гнездах на всех шпилях срыгивают всякую пакость и щелкают клювами (мне припомнились дипломатические обеды в Северном Йемене). Я остановила машину, потому что дорогу преградила массивная стена с положенными зубцами, подъемной решеткой и воротами, рядом с которыми Троянский конь показался бы пони. Видимо, я добралась до места.

Мужчина с усилием распахнул створки ворот, посмотрел на ведьму, всю в спутанных волосах, и сказал: «Маркиза вас ждет».

Я въехала в средневековье под хруст разровненного гравия.

Да уж!

Джейнис, необходимо тебя размистифицировать. Сейчас раннее утро, и я пишу тебе у амбразуры моей спальни в башне – у скважины, из которой открывается вид на всю Эстермадуру. Не думаю, чтобы тут кто-нибудь проснулся раньше чем через час, так что я тебе расскажу про вчерашнее и о том, как я вспомнила позвонить Пирсу, пока он еще не заснул и был вне себя от ярости и уже поставил на ноги полицию, а может быть, и армию. «Ты не можешь так поступать со мной», – закулдыкал он в трубку. «Извини, Пирс, уже поступила, сучий ты сын».

Хавьер заверял меня, что Эстелла мне понравится. Но только он не озаботился сказать, что на самом деле их ТРИ! Познакомилась я с ними в следующем порядке: утром покойная герцогиня Виндзорская, вечером Мей Уэст; Екатерина Великая ночью. (А днем – никто. Долгая сиеста).

Она встретила меня на террасе. Возраст пятьдесят и сколько-то там. Кто может что-либо определить с женщинами на далеко зашедшей стадии ухода за своей внешностью? Выяснилось, что она француженка. Безупречный английский. Красива, если тебе нравится белый фарфор. Лицо пластически освежено, а потом и еще раз, как я определила. Тонка, как угорь. Платье – чехол в обтяжку. Немыслимые ноги – я даже ахнула. Бряцающие браслеты. Предельно официальное приветствие («Мой муж мне о вас рассказывал» и прочее в том же духе). После того как я привела себя в пристойный вид в своей темной башне, молодой красавец цыганского склада в черно-белом костюме подал нам коктейли в ухоженном саду, который орошается вращающимся разбрызгивателем из тех, что обдают тебе задницу, стоит зазеваться. Мы сели, и Эстелла завела беседу на всякие светские темы, а затем о сборе пожертвований – труде всей ее жизни: «Дети в беде» по всем уголкам мира. За него ее наградили французским орденом Почетного Легиона, не преминула она обронить. Музей – это больше труд на покое, и занялась она им ради Хавьера. Все это время я оставалась сплошным декорумом и иногда дипломатически кивала. Нет, Джейнис, ты мной гордилась бы. Солнце пекло, несмотря на март. Тут лето захватывает зиму врасплох и убивает наповал. Мы ели восхитительный рыбный салат, пили «Маркиз де Какарес» («родственник») и восхищались видом («почти все это принадлежит нам»). Затем она объяснила, насколько полезной я могу быть («представитель иностранной монархии может смазать столько колес, моя дорогая: увы, мои предки были низложены в восемнадцатом веке»). Наконец она удалилась для сиесты («надеюсь, вы найдете кровать удобной. Мария Каллас жаловалась, что она слишком мягкая. Но вы же знаете Марию!»).