Дина - Алайна Салах Страница 12

— Дела у меня отлично, и станут еще лучше, если мне наконец принесут суп. Я планировала быстро поесть и немного прогуляться.

— Не слишком-то ты рада меня видеть.

Глубоко вздохнув, я сверлю взглядом его переносице, всем видом давая понять: «А ты как хотел?».

— В следующий понедельник будет собрана планерка с обсуждением планов и предложений относительно дальнейшего развития ресторана, — говорит он, продолжая игнорировать мой явный вызов. — Не хотелось бы выстраивать наши рабочие отношения с нуля из-за прошлых разногласий.

Мне едва удается не фыркнуть ему в ответ. Внутри неприятно щемит. С недавних пор каждое неосторожное слово стало иметь значения. Из-за прошлых разногласий. Вот так просто мы стали прошлым, не требующим пояснений.

И я, черт подери, это и сама понимаю, но слышать это от того, кто и явился причиной тех самых разногласий, больно. А еще больно, что за каких-то пару месяцев я стала такой ранимой и иррациональной. Ау, мозги! Включитесь уже. Ну пожалуйста!

— Думаешь, закачу истерику? — Окунув ложку в принесенный суп, я скептически кривлю рот. Мне нравится, что голос в звучит спокойно и иронично, несмотря на эмоциональную абру-кадабру, творящуюся внутри.

— Нет, я так не думаю, — медленно произносит Камиль, оглядывая меня со значением. — Думаю, что для этого ты слишком умна и профессиональна.

— Комплимент оценила. Благодарю. Тогда к чему была эта ремарка о выстраивании рабочих отношений с нуля?

— Заказать тебе десерт?

Теперь мне хочется потереть ухо, чтобы убедиться, что я не ослышалась. Да нет, не ослышалась, иначе с чего бы ему улыбаться?

— Да что с тобой сегодня? — уточняю я, поморщившись. – Когда ты ведешь себя мило, то начинаешь меня пугать.

— Решил поднять тебе настроение.

— С моим настроением все более чем в порядке, — отрезаю я. — И проблем в выстраивании рабочей коммуникации у нас не будет. Так что не обязательно пичкать меня калориями.

А вот теперь я себе не нравлюсь, потому что откровенно огрызаюсь, демонстрируя уязвимость. Просто меня задевает и приводит в недоумение этот нетипичный способ нашего общения. Ведь именно я — легкая уверенная в себе фея, а Камиль — угрюмый немногословный бирюк. Так и хочется схватить его за грудки и рявкнуть: «Ну и по какому поводу у тебя такое хорошее настроение? Неужели до сих пор не дошло, какое счастье ты прое@ал?»

Однако, Камиль, невзирая на мой протест, уже подзывает официанта и просит его принести самый огромный и самый вкусный десерт.

— Ты кстати первая, кто узнал о продаже доли, — говорит он, когда Толик, окинув меня многозначительным взглядом, уходит. — Даже Кокорин еще не в курсе.

— Я должна почувствовать радость от оказанного мне доверия? Или это завуалированная просьба придержать информацию в секрете?

— Помнится, ты называла себя тщеславной, — глаза Камиля искрятся весельем. — Решил дать тебе повод ей побыть.

— Видимо, в нагрузку к десерту, — хмыкаю я и не выдерживаю: впервые за время нашего диалога улыбаюсь ему в ответ.

Сегодня он, и правда, очень милый. А еще он помнит всю словесную ахинею, которую я когда-то несла.

14

Как я не стараюсь убедить себя, что этот понедельник ничем не отличается от других, в преддверии обещанной Камилем планерки нервная система отказывается расслабляться. А иначе почему я уже в третий раз за последний час испытываю позыв навестить туалет? Который, кстати, находится довольно-таки далеко от рабочего кабинета, что делает походы туда особенно раздражающими. Половину сегодняшнего рабочего дня я потратила прогулки по коридору, а вторую — на мытье рук и на то, чтобы снять и натянуть брюки.

— Ну неужели Игоря Станиславовича увольняют? — расстроено сетует Диляра, забывшая о том, что решила держаться со мной независимо и холодно. В ее взгляде читается поистине детская растерянность: мол, пожалуйста, скажи, что это не так. И кстати, макияж и укладка по-прежнему при ней.

— Никто никого не увольняет, — успокаивающе говорю я. — Кокорин — талантливый руководитель. С чего я убирать? Скоро все наверняка прояснится.

— Но тогда почему планерку проводит Камиль Асхатович? — не сдается она.

Я шумно вздыхаю. Благодаря недавней встрече с Камилем ответ мне, конечно, известен, но то, что он известен мне, со стопроцентной вероятностью не известно Диляре. Поэтому странно с ее стороны адресовать мне такие вопросы.

— Давай все же подождем еще немного, — демонстрируя недюжинное терпение, предлагаю я. — Всего-то полчаса осталось.

Скорбно прикрыв глаза, Диляра возвращается в свое кресло, а я, воспользовавшись моментом, выскальзываю в коридор, чтобы вновь пойти туалет. Кажется, мой мочевой пузырь решил устроить личную забастовку на фоне кадровых перестановок.

Я и сама до сих пор не решила, как отношусь к тому, что Камиль купил долю в ресторане. То, что он был милым за обедом и даже раскошелился на десерт, никак не отменяет того факта, что в прошлом он причинил мне боль и в будущем между нами ничего не может быть. А если так, то видеть его хотя бы пару раз в неделю и поддерживать общение, пусть и сугубо по работе, — совершенно не нужное мне мероприятие.

Однако какая-то упрямая и точно не самая умная часть меня рада тому, что Камиль вновь появился в моем поле и слабовольно млеет, когда он делает завуалированные комплименты, шутит или смотрит так, как смотрел раньше: пристально и со значением. Это похоже на пытку зудом: расчесывание очага поражения никак не способствует излечению, но ты все равно отчаянно чешешь, чтобы хотя бы на пару минут испытать мазохистский кайф и небольшое облегчение.

В туалете я быстро справляю сотую по счету нужду и, ткнув в кнопку смыва, встаю перед зеркалом, чтобы поправить волосы и заправить рубашку. И надо же такому случиться, что именно в тот момент, когда моя рука деловито копошится в бюстгальтере, равномерно распределяя его содержимое, дверь неожиданно открывается, сталкивая меня нос к носу с Камилем.

Ойкнув, я резко отворачиваюсь и, забыв о груди, торопливо задергиваю молнию на брюках. Да твою же мать! Здесь замок не работает или меня поразил синдром туалетного мужика, считающего, что умение писать стоя исключает необходимость запираться?

— Извини, — раздается без толики сожаления, и когда я, застегнув рубашку, оборачиваюсь,