Свет твоих глаз (СИ) - Соня Мишина Страница 12

— Хорошо, что ты это понимаешь.

Эд вышел, выпустил меня, запер дверь и уже знакомым жестом почти наощупь отыскал перила.

— Найджел — пес молодой и активный. Ему нужно много движения, так что настраивайся бродить долго, — сообщил, шагая вниз.

— Ничего.

— Разве ты не устала? Все-таки двое суток в пути. Мне даже неловко думать, что придется поднимать тебя завтра в семь утра, иначе мы не успеем в школу собак-поводырей к десяти.

— Я привыкла вставать рано. А Найджела взяли в школу? Несмотря на…

— Взяли, но пришлось повоевать. — Скворцов понял, о чем я спрашиваю. — Бегать ему это не мешает, выполнять команды — тоже. Это люди считают, что у него что-то не в порядке. А сам парень считает себя абсолютно здоровым псом!

— Сколько ему?

— Семь месяцев.

— Расскажешь, как он у тебя появился?

Мне вдруг стало безумно любопытно, как Эдуард Евдокимович Скворцов, который явно мог позволить себе приобрести щенка самой дорогой породы и с самой длинной родословной, решился взять трехногого песика, на которого вряд ли вообще кто-то позарился бы. Может, Найджела ему подсунули, считая, что он не разглядит недостатков из-за плохого зрения? А потом Эд просто привязался к питомцу, и не смог его вернуть в питомник?

9. Эдуард и Вероника. Прогулка

Вероника

Эдуард не отвечал так долго, что я испугалась. Может, он не хочет расспросов? Может, считает, что я лезу не в свое дело? Захотелось надавать себе по губам за излишнюю болтливость. Я дала себе слово молчать и не раскрывать рта, пока мой хозяин сам не изъявит желания поддержать разговор.

По лицу Эда я ничего не смогла понять. Он был занят тем, что чутко прислушивался к движениям Найджела. Пес трусил вперед, не отвлекаясь, не пытаясь отбежать в сторону и пометить каждый столбик. Тщательно обходил оставшиеся после дождя лужи, и Эд следовал за ним, удачно минуя глубокие места и грязь.

У меня сложилось впечатление, что в опустившейся на Яснодар ночной темноте Скворцов не видит вообще ничего и ориентируется исключительно на движения поводка-трости в руке. Это объясняло, почему ему не до разговоров.

Найджел довел нас до светофора, на котором горел красный свет, и остановился. Следом за ним остановился и Эдуард Евдокимович.

— Я так понимаю, мы добрались до светофора, — произнес он.

Я даже не сразу сообразила, что это не просто констатация факта, а обращенный ко мне вопрос.

— Ника? — Эду пришлось меня окликнуть.

— Да, тут переход.

— Хорошо. У меня к тебе просьба.

— Какая?

— Возьми меня под руку. Когда ты долго молчишь, возникает ощущение, что ты отстала или вообще потерялась. Я бы не хотел вернуться с ночного выгула без своей помощницы по хозяйству.

Ну, вот и узнала, что хотела: Эд действительно почти ничего не видит в темноте! Наверняка я в своей темной одежде сливаюсь в его глазах с ночными тенями. Мне стало зябко. Я даже поежилась, пытаясь представить, каково ему, молодому, сильному, обеспеченному, чувствовать себя беспомощным. Брести вслед за псом, полагаясь лишь на собачью сообразительность и преданность.

Я поспешно схватила мужчину за свободную руку — пусть он почувствует, убедится, что сейчас рядом с ним не только Найджел! Сильные пальцы Эда осторожно сжали мою ладонь. По его телу прошла непонятная мне волна — он то ли вздрогнул, то ли напрягся, то ли, наоборот, расслабился.

— Ты спрашивала про Найджела, — заговорил Эдуард слегка охрипшим голосом. — Я взял его четырехмесячным щенком. Недавно, в конце августа.

— Значит, сейчас ему семь, — подсчитала я.

Светофор сменился на зеленый, раздался звуковой сигнал. Найджел потянул вперед, и мы с Эдом двинулись за ним. Только теперь я осознала, что вот этот писк светофоров — он нужен слепым, чтобы не попасть под машину! А раньше как-то и не задумывалась, как это важно!

— Да, семь. У родителей есть загородный дом, — машин на перекрестке почти не было, прохожих тоже, и Эд говорил, не повышая голоса и крепко сжимая мои пальцы. — Они зовут его дачей, но жить там можно круглый год. Собственно, они там и живут вместе с младшим братом.

Я обратила внимание, что Эдуард, получается, как-то отделился от остальной семьи. Даже хотела спросить, как это вышло, но Скворцов рассказал сам.

— Мне рано захотелось независимости. С восемнадцати лет я живу самостоятельно. Но на выходные езжу… — он запнулся, поморщился болезненно, — ездил к родителям. Мне нравилось отдыхать у них, проводить время с семьей, на природе.

Нравилось? Да ему и сейчас нравится! Вон сколько горечи в голосе и в опущенных уголках рта! И замолк опять…

— И где-то там, рядом с родительской дачей, собачий питомник? — я отвлекла мужчину от невеселых мыслей, и он спохватился.

Кивнул, потом мотнул головой, словно путаясь между «да» и «нет».

— У родителей есть сосед. Он не то чтобы заводчик, но время от времени позволяет своей лабрадорихе погулять во время течки, а потом продает щенят. Я давно подумывал взять себе питомца, а тут так сложилось…

Скворцов покачал головой.

* * *

Эдуард

Только беседуя с Вероникой, я вдруг понял, как вовремя появился у меня Найджел. В августе, каких-то три месяца назад, мне и в голову не приходило, что к концу осени я буду нуждаться в поводыре…

В тот августовский жаркий воскресный день мать, Виктория Скворцова, отправила меня к соседу за закаточной машинкой. Сосед взял ее на время и не спешил возвращать, а мама Вика любила заниматься заготовками. Вот и отправила сына «выбивать долги».

Войдя в соседский двор, я не удивился, когда под ноги суетливой гурьбой ринулись четверо щенят. Обступили, мотая хвостами, вставая на задние лапы, выпрашивая ласку.

Я присел на корточки, принялся наглаживать лоснящиеся палевые шкуры, ворковать над малышней. Скованные после напряженной трудовой недели плечи расслабились. Разгладилось лицо, а губы сами собой расплылись в улыбке.

Щенята теснились, толкались, напирали. Я заметил, что одного малыша оттерли, отодвинули трое других.

— Эй, ну-ка иди сюда! — выхватил из кучи малы поскуливающего страдальца. Взял на руки и тут же заметил неладное. — Что это у тебя с лапой?

— Таким уродился, — услышал голос соседа. — Видно, придется усыпить. Кому такой дефективный нужен?

Щенок, будто чувствуя нависшую над ним угрозу, прильнул к моей груди, задрожал толстеньким тельцем, уткнулся мокрым носом в модную щетину на моей щеке.

Я стиснул жмущегося ко мне малыша чуть крепче.

— Сколько ты за него хочешь? — спросил соседа.

— Так отдам.

— Так — нельзя. Плохая примета. Будто сам не знаешь!

Достал портмоне, нашел десять долларов, сунул мужику.