Ирина Лобусова - Пять минут до любви Страница 13

Обнаженная откровенность этого неприятного открытия повергла меня в шок. Шок, который не имел ничего общего с порывами страсти. Если он не оставил мне даже номера своего домашнего телефона, значит, он не так сильно заинтересован в продолжении наших отношений. Я пыталась оправдывать его тем, что он просто забыл. Но сама же прекрасно понимала, что это исключено. Люди его положения не страдают склерозом. Какого положение? Я догадывалась, что не простого. Что же тогда? Выходит, он просто не захотел. Очевидно, он планировал меня на роль очередной девочки в будний день недели для развлечений. Но это было не столь обидным, и не это причиняло такую сильную боль. Боль причиняло другое. Нестерпимую, словно надсадную зубную. То, что я могу больше его не увидеть, если он сам не захочет меня найти. Я могу больше никогда его не увидеть!

Разумеется, я не собиралась целыми днями сидеть, как прикованная к месту и зачарованно ждать звонка. Я вознамерилась вести прежний образ жизни. Просто, сама того не зная, я приобрела на плечи огромный моральный крест так, как приобретают венерическую болезнь. Крест гораздо более неприятный потому, что его не лечат. Крест сравнения. Отныне я была обречена всех остальных мужчин сравнивать с ним. В ту или совершенно другую сторону. Раньше я думала, что сравнивать можно только в том плане, что он всегда был лучше всех. Позже я поняла, что это не правда, бывают и лучше. Время тоже сыграло свою роль. В том, что у других мужчин я стала находить черты, совершенно не присущие ему. Например, внимание, доброту, благородство. И снова сравнивать — насколько он хуже. Где бы я не находилась, я всматривалась в лица окружающих меня людей и против собственной воли находила неискоренимые черты для сравнения. Я видела либо сопливые детские мордочки молоденьких мальчиков, либо уже потерянные для общества, наглые рожи. Печать откровенного умственного и физического вырождения с избытком присутствовала и на тех, и на тех. Мне всегда было не интересно общаться со своими сверстниками потому, что, окунувшись в телевизионную журналистику с пятнадцати лет постепенно, к своих двадцати годам, я научилась воспринимать этот мир без иллюзий. Я всегда была занята бурной светской деятельностью, много видела много читала, посещала презентации, выставки и концерты, постоянно куда-то ездила… О чем мне было говорить с мальчишками, глупыми мальчишками 20 лет? Эти мальчики не могла мне дать ни положения, ни денег, ни уверенность в завтрашнем дне. Кроме того, они почти ничего не умели в постели. У меня был обширный сексуальный опыт — начавшийся в четырнадцать лет. Меня совершенно не прельщали детские любовные истории. Не привлекала молодость и свежесть потому, что я сама была молода и свежа! Меня тошнило от детской глупости. Вообщем, мои товарищи по институту и по работе были милые друзья, приятные «подруги» мужского пола, все, кто угодно — но только не мужчины.

Не мужчины. Я увидела перед собой мужчину в тот незабываемый вечер. Я видела перед собой сильного человека, которому не были свойственны искристые переливания детских соплей. Передо мной был сильный человек. Мужчина. Мне так казалось. А, раз так показалось мне один раз, я уже не могла смотреть на окружавших меня детей. Но мне приходилось смотреть — и по — неволе я принялась сравнивать. Я заставляла себя смотреть, чтобы искать малейшие оттенки, притягивающие смутные сомнения, ясные и явные черты о том, что он — лучше. Лучше. Я была так зациклена, что даже на улице видела его черты в каждом встречном лице, и оттого мне казалось, что он постоянно идет мне навстречу. Так же стала хронически прогрессировать невротическая «болезнь», заключавшаяся в том, что я не могла пройти по улице, не оставив без внимания любую темную иномарку, не взглянув на ее номер. Мимо меня незамеченной не могла проскользнуть ни одна темная машина иностранного производства. Особенно доставалось от меня мерседесам. Когда я видела впереди темный мерседес, я бежала за ним следом только для того, чтобы взглянуть на номер. Иногда это выглядело очень смешно — для меня самой. А иногда кто-то ловил меня на этой пагубной страсти, и мне спешно приходилось выдумывать какие-то правдоподобные объяснения. Сказать правду было нелепо и смешно.

Он позвонил мне ровно через две недели — в среду. Это была третья среда, и третья встреча с ним. Раздался телефонный звонок, и на втором сигнале я сняла трубку.

— Привет. Я должен кое-что тебе сказать.

Все внутри болезненно замерло.

— Что?

— Ты только не волнуйся…. Меня, наверное, посадят.

— Куда?

— В тюрьму.

Моя рука замерла, заледенела, словно из нее навсегда ушла кровь. Прошло время, и я поняла простую истину. В нашей стране большие деньги всегда заканчиваются одним из двух: могилой либо тюрьмой. Позже оказалось, что я возникла в критический период его жизни. Период, когда он потерял практически все. Его действительно могли посадить, и было за что: он не платил налоги, проворачивал темные операции и хищения. Каждый день его вызывали либо к следователю, либо в налоговую полицию, либо в прокуратуру. Каждый допрос я пережила с ним.

Его не посадили. Дело закончилось. Но я пережила с ним два реальных кошмара. Первый: его могут посадить. Второй: его могут убить. Я содрогалась каждый раз, когда слышала про убийство какого-то бизнесмена в нашем городе. Я реально переживала все это вместе с ним. В наших отношениях был период (в то, самое тяжелое время) когда мы не виделись с ним месяцами только потому, что он боялся подставить меня под удар вместе с собой. Он боялся, что вместе с ним меня могут убить случайно. Потому, что когда убивают бизнесменов, рядом с ними часто находятся их жены или подруги. Несчастных женщин убивают тоже. Но мне было все равно. Я не боялась смерти. Я боялась только его потерять — для меня это было страшнее, чем смерть. Может, потому, что я реально не представляла себе всей угрозы и опасности, ничего не зная об его темных делах. Он никогда не посвящал меня в свои дела, а я не спрашивала, зная, что в незнании жить проще. Скорей всего, на его совести было не одно преступление. Но мне было на это плевать. Мне было плевать даже на то, что меня могут убить вместе с ним! Он был лучшим! А от лучших не отступаются, их не судят.

Забегу немного вперед, сказав, что неприятности его прошли — не дойдя до тюрьмы. Он лишился заграничной недвижимости и очень значительных сумм. Все это отразилось на его характере еще хуже. Для него было легче удавится, чем расстаться с лишней копейкой. После этого характер его стал еще более невыносимым. Он оплакивал потерю денег так, как оплакивают безвременно ушедшего близкого человека. Это показалось бы мне смешным, если б не было таким страшным. Но это произошло намного позже.