Мария Арбатова - Мобильные связи (сборник) Страница 13

– И что, что ты была там? Ты могла не все видеть!..

Напоминать, что Бебина машина через день стояла у Вениного дома, а Туркин заходил к ним каждый день, было бестактно и бессмысленно. Ведь Вене очень хотелось увести Беби у Туркина, потому что это делало его немного Туркиным. Ведь Веня так хотел быть Туркиным! Ну если не Туркиным, то хоть кем-нибудь!..

…Итак, к презентации в «Метелице» Веня подогнал штук восемь американских раритетов, собравшихся с нами в путь. На концерт явились все звезды, планировавшие отправиться по лабиринту российских дорог. Повара полностью отдались горячему. Официанты разложили все салаты и нарезали все фрукты. Кондитеры выложились на именинном торте. Количество прессы превысило мыслимые размеры. Но накладки начались с первого аккорда.

Растяжки над Калининским проспектом извещали, что празднуется день моего рождения и презентация новой книги. Ну, раз писательница, значит, новая книга, решили авторы растяжек. Поднять голову и прочитать это мне было некогда, так что лично я пришла с намерением сильно презентовать автопробег и немножко день рождения. Новая книжка, правда, была. И даже с моим портретом на обложке, сделанным Никасом Сафроновым. И должна была быть подарена каждому гостю, в том числе и самому Никасу. Но сообразительный пиар-отдел издательства вместо трехсот книг с моим портретом руки Никаса Сафронова привез сто с моим портретом руки Михаила Алдашина. Еще спасибо, что книги были мои, а не очаровательной Даши Донцовой, подарившей мне в этот день огромного оранжевого льва.

В каждом казино свой стиль. Например, «Метелица» на подобное мероприятие накрывает в центре зала столы для вип-гостей, а ползала остается людям, купившим билеты на громкий день рождения. Дело было в середине июля. Опасаясь, что весь вип разбрелся по лазурным берегам и зеленым островам, «Метелица» пригласила свой список, организующая фирма «Вульф-групп» свой, а я – свой. Большая часть гостей в списках пересекалась, но жара была градусов пятьдесят, и боялись пустого зала перед телекамерами.

«Метелица» знала в лицо свой список гостей, «Вульф-групп» – свой, я – свой. Непосвященные, конечно, не в курсе, что весь бар «Метелицы» забит проститутками, а галерка – «быками», приходящими сюда в надежде на немыслимый разврат. В целом и проститутки, и «быки» знают свое место, но тут почему-то понесло и тех и других. Народная любовь сделала свое дело, и они накупили мне солидных букетов, продающихся прямо у входа в зал. Ясно, что персонажей, входящих с букетом, администраторы бойко сажали за накрытые столы. И ровно через полчаса после начала мероприятия занятыми оказались как накрытые, так и не накрытые столы. Мои гости вальяжно прибывали, шурша цветочной и подарочной упаковкой, но на их местах воодушевленно ели и выпивали совершенно не понятные персонажи, на физиономиях которых было написано: «Кто раньше встал, того и тапочки!»

Поняв, что процесс неуправляем, я виновато объясняла гостям:

– Выхода нет, придется садиться в баре и пить за свои!

На многих это произвело глубокое впечатление. Например, две мои крутые питерские подружки полгода после этого совещались:

– Что ж там за вип был, если даже нас не посадили?

А усевшийся «вип», поняв, что праздник начался, вспомнил про растяжку, обещающую книжку, и начал неумолимо требовать эту самую книжку. Пиарщики издательства быстро разбросали сто экземпляров по самым страждущим, а страждущие кинулись к Никасу Сафронову за автографом. Увидев на обложке портрет работы «какого-то Михаила Алдашина», Никас обиделся и отказался давать автографы. Надо сказать, что Михаил Алдашин точно так же отказался бы подписывать книгу с портретом «какого-то Никаса Сафронова». Так что первым на меня обиделся Никас. Но это были цветочки.

Смесь моих гостей и проституток с «быками» начала причудливо коммуницировать в зале. Мне, собственно, было не до этого, поскольку я с Веней скакала по сцене и вела вечер. Скакание со сцены в зал было глубоко ограничено талантом моей подруги, знаменитой преподавательницы фламенко Лены Эрнандес. За день перед празднеством я заехала к ней со словами:

– Вчера в бутике видела такую юбку со шлейфом за триста баксов!

– Нарисуй! – потребовала Эрнандес, мешая одной рукой суп на плите, а другой рукой и ногой отгоняя от тарелки с колбасой, нарезанной для своих детей, пятнадцать своих кошек и трех своих собак.

– Вот! – гордо предъявила я эскиз юбки. – Только уж ты не опаздывай, концерт начнется с тебя и твоих девчонок!

– Триста баксов? – охнула Эрнандес. – Ты что, рехнулась? Я тебе такую за двадцать минут сошью из подкладочной ткани!

И сшила. Так что на сцене я каждую секунду запиналась о проклятый шлейф, хотела есть и пить, ничего не видела из-за слепящих прожекторов, молилась, чтобы от них не потекла тушь на ресницах, и истошно изображала, что «жизнь удалась».

Во-первых, попав на сцену, Веня перекрыл все собственные рекорды и превратился в стопроцентного поручика Ржевского. Стоя рядом, я могла только изображать величавость и томность, дающие ощущения, что ничего такого уж пошлого он и не говорит. Во-вторых, мельтешение в зале периодически всплескивалось эксцессом, который не шифровался со сцены. В-третьих, естественно, артисты приехали не в том порядке, как было написано в нашем сценарии, а как у них сложилось между другими выступлениями. В-четвертых, некоторых из них я видела в первый раз и до начала номера не понимала, будут они танцевать, петь или глотать шпаги. В-пятых, женатый возлюбленный за столиком прямо у сцены подвергался такому натиску полуодетой девицы, что хотелось сойти вниз и дать ей по башке микрофоном. В-шестых, пришел Миша в точно таком же джинсовом костюме, как на возлюбленном, и я решила, что у меня начались глюки. Потом он рухнул за стол, соседний со столом возлюбленного, и попросил с его стола то ли салфетки, то ли бутылку воды. Тут глюки кончились, и я напряглась.

Миша был фальшиво открытый брайтонский еврей, так что секунд через двадцать по законам жанра должен был поведать возлюбленному, как всякому первому встречному, что он прилетел ради меня и сейчас споет в честь моего дня рождения и нашей межконтинентальной любви. По логике жанра в ответ на это мрачный русский возлюбленный должен был немедленно принять литрусю водки и проломить Мише череп. Не только в силу огромного чувства ко мне, но еще и из ощущения чистоты жанра. Учитывая, что светские фотографы щелкали своими щелкалками каждую секунду, я живо представила себе первые полосы завтрашних желто-оранжевых газет с фотографией окровавленного Миши, разбитой посуды, запутавшейся в подоле юбки меня и пьяно-торжествующего возлюбленного. И если еще потом что-то можно было объяснить возмущенным женам победителя и побежденного, то совершенно непонятно было, как объяснить читателю, почему на них совершенно одинаковые джинсовые костюмы. И не проплатил ли всю эту акцию магазин «Джинсовый мир»… Короче, поняв, что массовка «не точно одета», я, как опытный режиссер, перенесла действие на другую площадку и предложила Вене тащить Мишу на сцену «по полной программе», не дав Мише прославиться на всю страну хотя бы фактом битой рожи.