Катажина Михаляк - Ягодное лето Страница 13

Неожиданно она начала злиться. Да не будет она умолять его о помощи! У нее полно друзей, которые охотно и без всяких уговоров покрасят ей квартиру, а вдобавок лестничную клетку, да еще два раза – стоит только попросить.

Павел был наблюдателен и заметил выражение, которое появилось у нее на лице.

«Прости», – он протянул ей следующий листок из блокнота, мирно улыбаясь.

– Да ты у себя прощения прости, ошибка природы! – она оттолкнула руку парня. – До конца жизни тебя будут за ручку водить? О нет, нет, даже дела не хочу иметь с таким недоразумением, как ты…

Она резко отвернулась и хотела уже вернуться к своим делам, как вдруг он схватил ее за руку. Глаза у него были полны страданием.

«Она следит за мной», – гласила следующая карточка.

Габриэла уже собиралась выпалить следующее «почему?», но передумала – в свое время все выяснится.

– Так ты борись! Тебе нужно начать пропадать из ее поля зрения. Ненадолго. Время от времени. Выходи на прогулки, что ли. Собрался, оставил ей записку на столе: «Я пошел на прогулку, вечером вернусь!», чтобы она не обращалась в полицию, и…

Павел покачал головой, явно собираясь с духом, чтобы написать следующую записку. Потом он все же переломил себя и, стыдясь, написал пару слов.

Габриэла чуть не подавилась, когда прочитала написанное, даже перечитала, не веря собственным глазам:

– У тебя нет денег даже на билет на автобус?! Трех злотых нет?! Ну это уже вообще… Парень, ты кто – пленник ее или кто? Заключенный? Это же ненормально!

«Мама мой опекун. Я нахожусь под надзором. Моя зарплата вся перечисляется на ее счет», – написал он, лицо его окаменело.

Габриэла вздернула брови.

Внезапно весь ее запал и уверенность в собственной правоте куда-то испарились. Итак, взрослый мужчина имеет опекуна. Собственную мать. Что же такого он натворил?

– Ты чего натворил? – прошептала Габриэла, глядя на него огромными от страха глазами.

Испугалась? Ну, а как же иначе? Каждый бы на ее месте поначалу испугался.

«Прости», – снова все тот же несчастный и жалобный взгляд.

– Да ладно, – буркнула она. – У меня-то ты за что прощения просишь? Разве что за то, что не поможешь мне красить, это да, это повод.

«Ты действительно так этого хочешь?» – прочитала она следующую записку.

– Ну разумеется, хочу! Ведь ты же меня не ограбишь и не убьешь!

Хотя в свете новостей об опекуне можно было бы в этом и усомниться. Что он натворил?

– В субботу. Приезжай в субботу. Вот тебе деньги на билет, – она всунула ему в руку десять злотых.

Он взял их осторожно. И со стыдом.

Габриэла уже хотела радостно улыбнуться в знак того, что соглашение достигнуто, но вдруг забеспокоилась:

– Слушай, а у тебя не будет никаких проблем из-за меня? Раз ты под надзором… и сбежишь…

В ответ Павел слегка дернул ее за волосы. Не волнуйся.

Но она до конца этого дня была все-таки очень взволнованна и никак не могла найти себе места. Когда она принесла ведро с овсом вместо денника Бинго на кухню, Марта решила вмешаться.

Отобрав у девушки овес, чтобы та вдруг не вздумала насыпать его в суп, она коротко спросила:

– Садись-ка и говори, что тебя грызет.

Габрыся села с невольным вздохом облегчения.

– Нога? – спросила понимающе Марта.

Но Габрыся покачала головой.

– Павел.

И залилась слезами.

Марта подождала минутку, потом подала ей платочек и деликатно продолжила расспросы:

– А что такое с Павлом? Поссорились? С ним трудно поссориться, потому что он не говорит, но при большом желании…

Габриэла засмеялась сквозь слезы.

– Слушай, – начала она нерешительно. – Ты только не говори никому об этом, ладно? Это не мой секрет, и я бы не хотела…

Марта удобно устроилась напротив. С лица ее сошла улыбка. Она потянулась за сигаретой, но не зажгла ее.

– Ты знаешь, что Жозефина, мать Павла, является его опекуном?

Марта кивнула, и Габриэла уже второй раз за время этой их короткой беседы испытала облегчение: значит, она не нарушает ничьего секрета!

– А ты знаешь почему?

– Он признан недееспособным, – ответила Марта, пожимая плечами.

– Но почему? Он убил кого-то? Ограбил квартиру? Был политиком? – никакие другие, более тяжелые преступления, Габриэле на ум не приходили.

– Это я не знаю. Если хочешь – его и спроси. Меня прошлое не интересует, мне важно только то, как он обращается с моими лошадками.

– Ну правда! – не отставала Габриэла. – Он же ходячая доброта, светлая душа! Что он такого сделал, что…

– Я не знаю, Габриэла! – потеряла терпение Марта. – И еще раз повторяю, меня это не интересует. Если бы он хотел – он бы мне сказал, то есть написал бы. Если его мать захочет ввести меня в курс дела – она это сделает. А я знаю только, что у него были хорошие рекомендации с прежнего места работы и что в опеке за него поручились. И мне этого вполне достаточно!

Габриэла не могла с ней в этом согласиться.

Она помолчала минутку, о чем-то напряженно размышляя.

– Слушай, Мартуся… Я не знаю, работает-то он хорошо, но… Я тут квартиру сняла и попросила Павла помочь мне ее покрасить. Он мне… интересен.

Марта многозначительно покивала головой.

– Он сначала отказался, сказал, что его мать не пустит. Но потом… понимаешь, я его на смех подняла, и он раскололся. Сказал, что у него нет денег даже на автобусный билет. У него нет ни копейки.

Марта смотрела на нее непонимающе.

– Я вот что думаю… может быть, ты могла бы ему хоть часть зарплаты давать наличными на руки? Ну так – неофициально? А, Марта?

– Нет, – последовал короткий и резкий ответ. – Павел законным решением суда поступил под наблюдение опекуна. Суд знал, что делает, а я не люблю совать нос не в свое дело. И тебе не советую.

– Но он хороший человек! – выкрикнула Габриэла. – Почему же ты не хочешь ему помочь?

– Ты лучше подумай, моя дорогая, почему и зачем ты хочешь заставить его взбунтоваться против его собственной матери? И спроси себя, хочет ли он этого. Может быть, он все-таки предпочитает надзор тюремной камере? Или палате в дурдоме? Ведь именно туда попадают такие люди обычно…

– Какие «такие» люди? Павел что, сумасшедший? У него шизофрения? Может, он психопат, который старушек убивает?

– Тебе на самом деле хочется это узнать?! – иронично спросила Марта. – Короче, – резюмировала она, когда пристыженная Габриэла вжалась сконфуженно в стул, – я хочу, чтобы ты держалась подальше и от Павла, и от его матушки. Чтобы однажды мне не пришлось выбирать между тобой и им.

– Ими, – буркнула девушка и выскочила из кухни, задетая за живое.

Она не думала, что ее работодательница способна опуститься до шантажа.