Татьяна Туринская - Чужой, посторонний, родной Страница 13

ВГИК казался для него недостижимой мечтой, из тех, что до конца жизни остаются лишь мечтами. Пожалуй, даже и пытаться поступить не стал бы: отец бы его намерениям быстро хвост укоротил. Не в меру крут был и серьезен. У самого неполное среднее образование, и мальчишкам внушал: мужик, мол, деньги зарабатывать должен, а не учиться. Мать его всегда поправляла: это раньше без образования можно было жить, а теперь хоть училище — но обязательно, без этого никуда. А лучше техникум. Убедила — отец прочил сыновьям строительный техникум. Попробовал бы Володька при нем заикнуться о Москве, о ВГИКе… У, и подумать страшно о последствиях!

Однако батя самую малость не дожил до выпускного вечера пацанов. И потому Владимир решил рискнуть: мать всю жизнь отличалась мягким характером и уступчивостью, как только ей удалось в свое время отца переубедить насчет образования? Затеял разговор, не особо надеясь на успех. Не того боялся, что мать не пустит, перехватив на себя отцовы вожжи. Опасался, что плакать начнет, на жалость давить: мальчики мои дорогие, а как же я одна останусь?

Видимо, не так уж хорошо он знал мать… В восторг, естественно, не пришла, но и запрещать не стала. Даже каких-никаких деньжат подбросила, что с похорон остались: хватило на дорогу обоим, и на коммуналку в складчину. Дальше уж самому пришлось крутиться.

То, что Витька провалил первый же тур, брата нисколько не удивило. Скорее, у него бы глаза на лоб полезли в обратном случае. Виктор к семнадцати годам практически ни одной книжки не прочитал, об актерстве и не думал. Не озвучь Владимир свою мечту, он бы спокойно подал документы в избранный матерью техникум и учился бы в нем, не задумываясь об иной доле. Не то чтобы ему так уж хотелось стать прорабом. Точнее будет сказать, ему вообще ничего не хотелось, что с блеском продемонстрировало ближайшее будущее — вернувшись из Москвы, он не стал никуда поступать, проваландался до самой армии на материной шее.

Потому, наверное, и требовал от брата, чтоб бросил все и вернулся домой. Чтоб самому не так стыдно было возвращаться. А то, что у Вовки бы вся жизнь разрушилась — разве его волновало? Естественно, Владимир и не подумал бросать ВГИК — слишком дорогой ценой он ему достался. А еще большая цена стояла за ним: там его должны были научить тому, как записывать его истории, как превращать мечты в кино.

Догадывался, что Витька его устремлений не поймет. Но и предположить не мог, что тот опустится до такого: объявить брата мертвым, не позволить попрощаться с матерью, не пустить в родной дом…

По его примеру Владимир решил вычеркнуть брата из жизни. Как там, под колесами КамАЗа погиб? Пусть так. Только погибшим отныне следовало считать самого Витьку.

Однако без него было ох, как худо. Вроде и не произошло ничего особенного — подумаешь, разошлись пути, всякое в жизни бывает. В последние годы их дорожки и без того разошлись конкретно: у каждого были свои интересы, свои друзья. То есть… С интересами все верно — у каждого свои. С друзьями обстояло иначе: у Витьки их был вагон и маленькая тележка. У Володьки — только знакомые. Много, но не более чем приятели. Вместо друзей у него были книги и свои истории, и выдуманные герои.

Обида забирала очень много сил, но простить Витьку не получалось. Владимир до сих пор помнил тот шок, в который он впал, получив письмо от мамы. Та плакалась, что Витька всем соседям рассказал жуткую историю о гибели брата, и теперь, когда она пытается убедить собеседников в том, что сын глупо пошутил, те смотрят на нее, как на душевнобольную: бедная Настасья умишком тронулась от горя — сначала Бог мужа прибрал, а следом за ним сына.

Руки чесались от злости, хотелось начистить бестолковому Витьке физиономию, но для этого нужно было так далеко ехать. А тут, рядом, вокруг Владимира, происходило столько всего интересного, непривычного. Новые люди, и все, как один, немножко сумасшедшие: ничего-то их в жизни не интересовало, кроме своих фантазий. А какие преподаватели у них были? О-го-го! Сплошь известнейшие люди. До глупых ли мыслей о мести?

Время шло, острота впечатлений стерлась, но обида, хоть и существенно потускневшая, не проходила. В мечтах Владимир строил планы на будущее, как станет он знаменитым сценаристом (а может, со временем и на режиссуру замахнется, кто знает), появятся у него деньги и всевозможные материальные блага, и вот тогда Витька поймет, какую ошибку совершил. Приползет к нему побитой собакой, прощенья просить станет. Но Владимир останется непреклонным: нет у него больше брата, трагически погиб под колесами КамАЗа.

И вот сбылась мечта идиота. Стал он сценаристом, но кроме того еще и писателем, довольно известным. Появились у него немалые деньги, хотя и богатым человеком он не мог себя назвать, не лукавя. И приполз Витька. Пусть не побитой собакой, но по его глазам Володя прекрасно понимал, что судьбою своей брат крайне недоволен. Казалось бы — не об этом ли мечтал, не этого ли ожидал? Так действуй по задуманному плану, добивай его, мсти!

Ан нет. Мечты сбылись, но мстить уже не было ни малейшего желания. Зачем его наказывать, он и так уже сам себя наказал. Жалость пересилила обиду и мечты о мести. Снова проснулись родственные чувства. Впрочем, они никогда его не оставляли: даже в самые первые дни, когда от злости не хватало воздуха, сердце захлебывалось кровью: плохо было одному, вдали от брата. За что же природа так жестоко над ним пошутила? Почему, даже кардинально разойдясь в идейном плане, физически хотелось быть рядом с братом? Несмотря на богатую фантазию, Владимир так и не разобрался до сегодняшнего дня, что же такое близнецы: одно ли это существо, клонированное самой природой, с одними на двоих органами чувств, то ли два различных человека, по странному стечению обстоятельств наделенные идентичными внешними данными? Но если так, то почему плачет сердце?..

Он тихонько прошел в комнату Виктора. Почему-то захотелось посмотреть на него. За столько лет отвык видеть свое лицо не в зеркале. Впрочем… какое свое? Они уже совершенно не похожи друг на друга. Витька и в тридцать три оставался мальчишкой, разве что глаза грустные. Владимир же теперь выглядел солидно: аккуратная бородка, волосы длинные, достающие до шеи. Не то чтобы ему было лень следить за своей внешностью, хотя и не без того: до чертиков надоел ежеутренний ритуал соскабливания щетины лезвием "Жиллет". Собственно, про сами лезвия он не хотел сказать ничего дурного — вполне удобные и достаточно острые. Однако кожа ужасно уставала от этого ритуала, порой никакие лосьоны не снимали раздражения. Одно время Владимир носил "двухдневную щетину" — как раз пошла такая мода, но оказалось, что за нею следить куда сложнее, чем бриться ежедневно. И он просто перестал бриться.