Валерия Горбачева - Дача Стамбула Страница 13

Что испытала Аня, узнав, что Антон и Егор близкие друзья, сказать было трудно. Она и сама бы не смогла однозначно ответить на этот вопрос. С одной стороны, проблема их взаимоотношений отпала сама собой и Анечке можно было не волноваться и даже ничего не предпринимать. В то же время она испытывала легкую досаду именно из-за того, что не было необходимости действовать. Наивная, ведь она уже придумывала, как познакомит их, как и что станет говорить, чтобы они подружились, чтобы в хорошем смысле повлиять на отношения двух парней. Но сейчас было очевидно, что на их отношения уже никто и ничто не может повлиять, и еще было ощущение, что этой дружбе никто не нужен. Аня вдруг почувствовала себя лишней. Парни увлеченно выбирали модель телефона, споря и доказывая что-то, продавец теперь только успевал открывать витрины, показывать различные модели и как мог отвечать на заковыристые вопросы. Аня стояла рядом, она еще улыбалась и даже слышала, о чем они говорят, но настроение у нее стремительно портилось. Внезапно отчетливо, как наяву, она увидела картинку из своего далекого прошлого: она сидит в огромном, но душном зале на маленькой неудобной скамеечке и сама себе кажется маленькой и никчемной. Рядом сидит Егор, он увлеченно следит за игрой и совсем не замечает Аню. «Все повторяется». Ане становится холодно. Легкий озноб покрывает руки мелкими мурашками, по спине ползет противный холодок. Витрины становятся туманными и какими-то искривленными. Ане кажется, что она теряет сознание. Неожиданно теплые сильные руки обнимают ее с двух сторон, возвращая в жизнь.

– Заскучала, малышка?

– Прости нас, Анюта.

Два парня, дурачась и смеясь, приподнимают ее над полом. Они такие веселые и такие ласковые, что у Ани нет сил сердиться. Она украдкой смотрит на часы и с удивлением осознает, что выбирали они модель всего пятнадцать минут. «И за пятнадцать минут я все решила и обиделась? – Этот вопрос еще даже не формулируется до конца, как Ане становится стыдно. – И потом, бабушка всегда говорила, что у ребят должны быть свои мужские интересы. Они не должны подчиняться женским правилам». Аня до конца еще не осознает эту мудрость, эти слова еще не становятся ее глубоким убеждением, но она вспомнила их и приняла. Мужчины другие. В шестнадцать лет она на это обиделась, в двадцать три она с этим смирилась, в сорок пять она будет их за это уважать. И лишь где-то далеко промелькнуло: «Я тоже хочу так дружить. Дружить с ними». Об Андрее в этот день она так и не вспомнила.

А он ждал, что Аня ему позвонит. Он специально не набирал ее номер в надежде, что она заволнуется, может быть, даже будет нервничать и ревновать. Он поминутно проверял, не разрядился ли телефон и не пропустил ли он случайно звонок или сообщение. Он не паниковал и не расстраивался. Но он злился. И не знал, как ему поступить. Терять Аню он не собирался.

Не собирался терять Аню и другой человек. Только смысл в это понятие он вкладывал совсем иной. Мысль его работала напряженно и четко. Он тщательно продумал завтрашний день, и теперь необходимо было хорошо и так же тщательно подготовиться к нему. Времени оставалось совсем немного…

У Юльки оказались на редкость компанейские и легкие на подъем друзья. Та же самая компания, что гуляла в кафе только позавчера, сегодня с утра – по случаю выходного дня – уже сидела в летнем кафе около автовокзала и шумно и весело обсуждала предстоящий маршрут. Вчера вечером поступило предложение проехаться на какой-нибудь дальний пляж, лучше всего совсем дикий и труднодоступный, чтобы поплавать в чистой, не взбаламученной курортниками воде, половить мидии и, поджарив на открытом огне, насладиться их неповторимым вкусом в сочетании с холодным пивом. Предложение принято было единогласно еще вчера, а с маршрутом решили определиться с утра. И теперь вот определялись. В круглосуточном кафе, кроме них, никого не было. Только на автовокзале несколько человек слонялись в ожидании нужного рейса. Утреннее солнце только-только окрасило верхушки деревьев. Было прохладно и свежо. Ребята никуда не торопились. В общем-то выбор был уже сделан – небольшой поселок с романтическим названием «Сорок третий километр» подходил по всем параметрам. Автобус в нужном направлении отправлялся через 20 минут.

Глухой хлопок прорезал ленивую тишину выходного утра неправильным неестественным звуком. Было в нем что-то такое, что заставило не просто обернуться, а вздрогнуть. Почему-то сразу стало тихо, и тишина эта тоже была неправильной. И в этой неправильной тишине отчетливо заскрежетал металл. Большой автобус, подъезжавший к вокзалу, сильно накренился и стал медленно заваливаться на бок. Ребята, вскочившие от звука взрыва, замерли и стояли как окаменевшие. Все смотрели на автобус, в котором вдруг кто-то заметался и пронзительно закричал. Кто-то продолжал стоять, кто-то уже побежал к месту аварии, но все смотрели туда, на падающий автобус. Только один человек смотрел на Аню. И улыбался: он увидел то, что хотел проверить. А Аня, увидев аварию, почувствовала ледяную пустоту в груди. Как и в кафе во время драки, она снова смотрит на происходящее как будто сквозь туман, снова все движения кажутся ей неправдоподобно замедленными, звуки почти не слышны. Она себя не видит, не контролирует. Но человек, пристально наблюдающий за ней, ловящий мельчайшие оттенки в ее поведении, все видит. Видит, как судорожно сжимаются пальцы ее тонких рук, как останавливается взгляд, как будто видящий теперь все в другом измерении, как сбивается ее дыхание – становится неглубоким и быстрым. Она еще не знает, что будет делать в следующую секунду, а он уже знает.

Снова грохот падающего, сминающегося, кричащего металла обрушивается на Аню внезапно, словно прорвавшись наконец сквозь глухую стенку. Теперь уже все бегут туда, где шум, крики, грохот и скрежет сливаются в общий голос беды. И Аня тоже бежит туда.

Как странно, она думала, что не запомнила имен всех Юлькиных друзей, она даже немного волновалась, как бы не пришлось знакомиться со многими заново, а оказалось, что она помнит их всех. Ей казалось, что она видит только Антона и Егора, рванувшихся к автобусу и что-то кричащих, но, подбежав, она видит всех. Вот Катя – Юлькина одноклассница, со смешной челкой, громко кричит в телефонную трубку, вызывая «скорую помощь». Вот Витек, с которым она танцевала два раза, а потом разговаривала на пляже, и Серега, главный гитарист всей компании, пытаются какой-то железякой открыть дверь автобуса. А Юлькин Миша с Семеном уже вытаскивают через окно женщину, у нее лицо в крови, и Лена, тоже одноклассница Юльки, подает ей невесть откуда взявшийся кусок белой ткани. «Наверное, это скатерти из кафе», – мелькает глупая мысль, и после этого Аня больше уже ни о чем не думает. Она начинает работать. Помогать людям, которых вытаскивают ребята. Она бегает между ними, проводя руками по ранам, ушибам и просто по головам, щекам и плечам. Она снимает боль, успокаивает кричащих, приводит в чувство находящихся в шоке. Кому-то она помогает сразу, некоторым требуется помощь врачей. Аня понимает, что во многих случаях без врачей не обойтись, ведь она только на первое время снимает боль от переломов, что открытые раны, пусть уже и не кровоточащие, нужно обработать, что сотрясение мозга надо будет лечить. Но она облегчает страдания. Никто из ребят ни о чем не спрашивает, никто даже не удивляется тому, что она делает, все работают.