Джинна Уилкинс - За улыбку ребенка Страница 13

Сэм снова зажал ей рот. Только теперь губами. Он стремительно раздвинул языком губы Даллас, крепко сжал ее в объятиях, насколько, правда, позволял «живот». Его руки скользнули по ее спине, замерли на бедрах. Она в свою очередь обхватила руками его шею и буквально растворилась в поцелуе. Ей пришлось признать, что с самого утра, с тех пор как он поцеловал ее – пусть даже ради какого-то стороннего наблюдателя, она мечтала о новом поцелуе.

Только теперь никаких наблюдателей не было.

Губы Сэма оказались жаркими, умелыми. Как чудесно он целуется! – мечтательно подумала Даллас, лаская его язык своим. Она прежде и представить не могла, что вкус пива в сочетании с поцелуями может быть таким приятным. Или это вкус Сэма так возбудил ее?

Когда он наконец неохотно оторвался от Даллас, она плохо соображала. Сэм не сводил с нее глаз. О чем он думает, так пристально глядя на нее?

О вспыхнувшей между ними страсти? Но для Даллас это не было полной неожиданностью. Ее давно тянуло к Сэму. Правда, она честно боролась, отказываясь даже самой себе признаваться в этом влечении, пока не стало слишком поздно отрицать его.

Сэм, казалось, неожиданно осознал, что происходит, и хрипло прошептал:

– Я… э-э… мне бы надо принять душ.

Глубоко вздохнув, он бросился в ванную.

Даллас спрятала пламенеющие щеки в ладонях и застонала.

И она еще считала, что их предыдущее задание прошло с большими осложнениями!

Даллас сделала себе сэндвич с индейкой, но съесть до конца не смогла, запихнула остаток в пластмассовую коробку и убрала в холодильник.

Она устала, душевно и физически. Скука и одиночество оказались более утомительными, чем тяжелый труд.

Когда Сэм появился после душа, снова в своих любимых шортах, Даллас проскочила мимо него в ванную комнату с ночной футболкой в руках, стараясь не глядеть на его голые ноги и грудь. Она готовилась ко сну так долго, как только могла, и, когда вышла наконец из ванной, Сэм уже сидел на кровати в глубокой задумчивости. Даллас направилась к своей стороне кровати.

Они молча скользнули под простыни. Сэм потянулся к лампе и выключил ее. Комната погрузилась в темноту. Кто-то шумно ходил над ними, внизу плакал ребенок. Где-то слишком громко играла музыка. С улицы доносились крики, шум машин, иногда вой полицейских сирен.

Они молчали. Даллас казалось, она слышит, как текут минуты. Она лежала на спине, уставясь в потолок широко раскрытыми глазами. Сон никак не шел к ней. Она уже собиралась встать и пойти посмотреть телевизор, когда Сэм заговорил. Его голос прозвучал поразительно громко.

– Даллас! Извини за ужин. Ребята пригласили меня выпить пива, и я решил, что это хороший шанс узнать что-нибудь полезное.

Она спрятала лицо в ладони и громко застонала.

– Даллас! Что случилось? Ты все еще злишься? – В голосе Сэма послышался испуг.

– На себя, – пробормотала она. – Поверить не могу, что так орала на тебя. Наверное, слишком увлеклась своей ролью.

Сэм глубоко выдохнул. Может, от облегчения, что она больше не сердится на него. – Все в порядке. Я понимаю. Иногда забываешь, кто ты и что ты. Представляю, как ты озверела от скуки.

– Да, ты прав. Это задание, похоже, никуда нас не приведет.

– Прошло всего пять дней, – напомнил ей Сэм. – Брэшер считал, что на внедрение нам понадобится две недели. А ты многого достигла. Полли уже разговаривает с тобой. Если она замешана в этом деле, ты скоро узнаешь.

Он явно пытался подбодрить ее, но Даллас не стало легче.

– Я кажусь себе такой дурой! Не потому, что орала на тебя – я должна была это делать. Но я действительно обезумела оттого, что ты не пришел к ужину.

Сэм хихикнул и перекатился на бок, опершись на локоть.

– Ты действительно так увлеклась своей ролью?

– Я весь день мыла холодильник, – призналась она. – Я даже отодвинула его от стены и вымыла пол за ним.

Сэм тихо засмеялся.

Но признания Даллас еще не закончились.

– И знаешь, чем я развлекала себя весь вечер? Выбирала имя для малыша! Говорю тебе, Перри, надо поскорее заканчивать это дело, а то я начну наводить уют в этой квартире.

Сэм все еще смеялся.

– Имя для малыша! Так что же ты выбрала? Как насчет Боба? Мне всегда нравилось имя Боб. Простое имя, легко выговорить – отличное мужское имя. Как Сэм, – добавил он.

– Понимаю, тебя привлекает все простое, односложное?

– Осторожнее, Сандерс, – проворчал Сэм в ответ на явное оскорбление, затем потянулся, почти рассеянно, и убрал прядь волос с ее щеки. – Ты бы назвала ребенка в честь какого-нибудь города? Атланта, например? Детройт?

– Перри, кажется, ты смеешься над моим именем?

– А где ты взяла свое имя, Даллас?

– В Далласе меня бросила мать, – ответила она, пожимая плечами. – И какой-то социальный работник с извращенным чувством юмора назвал меня так.

Сэм перестал смеяться.

– И тебя никто не удочерил?

– Нет. Я выросла в приемных семьях, одна была отвратительная, а другая вполне приличная. Такова жизнь, я думаю.

– Извини.

Даллас затрясла головой, стряхнув его ладонь со своей щеки.

– Никакой жалости, Перри. Я просто ненавижу жалость.

– Не надо быть такой колючей, Сандерс. Это не жалость, просто сочувствие. Вполне уместное для друзей, не так ли?

– Друзей? – задумчиво повторила она, пытаясь разглядеть его лицо в тусклом свете, проникавшем с улицы. – С каких это пор мы стали друзьями?

– Не знаю, – прошептал Сэм, снова касаясь пальцами ее щеки. – Но каким-то образом так случилось.

Его лицо оказалось теперь очень близко, так близко, что она чувствовала теплое дыхание, ласкающее ее правую щеку так же нежно, как его пальцы гладили левую.

– А что, если мы станем больше чем друзьями? – очень тихо спросил он. – Будут возражения?

– Я совершенно не умею поддерживать близкие отношения. Каждый раз, как я пыталась, все шло отвратительно. Просто отвратительно. Давай не осложнять это задание, чтобы оно не закончилось катастрофой.

– Какие же обстоятельства против нас? – В его голосе прозвучало искреннее любопытство.

– Во-первых, наша работа…

– Согласен. Обычно проблемы возникают потому, что другие не понимают особенностей нашей работы. Что еще?

– Мы совершенно не подходим друг другу. Ты угрюмый, а я – оптимистка. Ты всегда пытаешься поучать меня, а я не люблю, когда мне приказывают, особенно напарники.

– Я знаю этот грешок за собой, но я пытался исправиться, разве ты не заметила? Что касается моего характера, не думаю, что я намного угрюмее тебя.

– Какое самомнение!

– Ладно. Я – угрюмый, самодовольный полицейский. Что еще тебе во мне не нравится? Ты думаешь, что я безобразен? Может, глуп?