Эллен Фьестад - Вместе мы удержим небо Страница 13

Вот и мы должны сделать то же самое. У нас же нее есть под самым носом.

Говоря, она все сильнее размахивает руками. Не может стоять спокойно.

— Наверняка можно придумать что-то получше, чем эта дурацкая нефть. Ты видел логотип «Статойла», а? Такой розовый цветок. Цветочек розовый! Не смешите меня! А теперь они додумались запустить по телику рекламу, рассчитанную на детей. Они там показывают, будто бурение скважин — это такая захватывающая охота за сокровищами, в финале которой сверхгерои спасут мир, найдя нефть. Это же полный бред. Они хотят обмануть детей! Это даже хуже, чем реклама табака. Почему государство не вмешивается? А потому что государство само наживается на этой нефти.

— А разве не благодаря этой нефти ты можешь бесплатно учиться в своей художественной школе? — Гард едва успевает вставить слово.

— Да. Так и есть. Но я же не могу из-за этого бросить школу. Выбор состоит не в том, чтобы либо добывать нефть, либо превратиться в страну с неразвитой экономикой. Можно же зарабатывать деньги другим способом. У нас есть все условия для того, чтобы строить ветряные электростанции. Использовать энергию волн. Земное тепло. Развивать технологии, позволяющие применять солнечные панели. Тепловые насосы.

— Что еще за тепловые насосы?

— Да такие, вроде холодильников, только наоборот.

— А-а... — кивает Гард.— Ни фига не понял.

— Эту проблему невозможно решить каждому по отдельности. Не должно быть такого, чтобы тебя мучила совесть из-за того, что ты забыл ополоснуть картонку из-под молока, прежде чем отправить ее на переработку. Если мы действительно хотим чего-то добиться, то нужно произвести решительные изменения в политическом плане. Все прочее — мелочовка. Мы зациклены на вторичной переработке и думаем, что добились многого в этом деле. И очень собой довольны. Считаем, что теперь-то все в порядке.

Лука ненадолго замолкает, но только для того, чтобы набрать побольше воздуха в легкие.

— Вообще есть такое мнение, что мы слишком поздно спохватились, и теперь уже что бы мы ни делали, это как мертвому припарки.

Гард злится. Стоит тут и вещает! Мол, раздельное хранение отходов ничего не дает. Может, думает, что она умнее всех?

— Ах, так? И что же это такое умное и полезное ты делаешь, что спасет мир?

— Я рисую.

— Ах, рисуешь?

— Да! Я рисую, ты создаешь музыку. Нам есть, что сказать. Что мы должны сказать! Я слышала ваши тексты. Или ты не думаешь о том, что вы делаете что-то важное? Ты просто развлекаешься таким образом?

— Да. Собственно говоря, развлекаюсь. Пока у меня есть хороший барабан, мне хорошо.

— Но так ведь и должно быть. Ведь это твоя работа. Если барабаны будут звучать хорошо, то людям понравится твоя музыка, они захотят послушать вас еще. А потом обратят внимание и на тексты тоже. «Городская колыбельная», например. Классный хит. Я балдею от барабанов в этой композиции. Они меня просто затягивают; когда я слышу эти барабаны, я забываю обо всем на свете.

Гард чувствует, что краснеет. И что его кинуло в жар. Он и не знал, что Лука слушает демодиск, который он ей дал. Он надеется, что она не заметит, как он покраснел. А то еще снова назовет его зайчиком. Тьфу. Лука продолжает, не замечая, что происходит вокруг нее:

— В Норвегии мы, может, и сумеем добиться полной вторичной переработки отходов, использования энергосберегающих лампочек и электромобилей. Нам ведь не приходится каждый день вести борьбу за выживание. Мы же здесь просто смехотворно богаты. Мы можем себе позволить задумываться о таких вещах. Это у нас вроде такого хобби, для очистки совести. Но наша страна — одна из самых маленьких в мире. И все переработанные нами отходы — это ничто, капля в море.

Лука надевает передник, протянутый ей Гардом.

— Наша страна одна из тех, что добывают больше всего нефти в целом мире. Просто невероятно стыдно слушать, как мы постоянно сами о себе говорим как о высоко сознательном народе, понимающем важность охраны окружающей среды. Если мы действительно хотим сделать что-то полезное, то нужно приложить огромные усилия в тех областях, где это на самом деле что-то даст.

Нефть открывает перед нами большие возможности. Если только ее не использовать. Нужно развивать альтернативные источники энергии. А не складывать в отдельный мешочек каждый жалкий кусочек пластика, что попадется нам в руки на кухне. Поэтому я и говорю, что ты зайчик. Но толку от этого никакого.

— От того, что я зайчик?

Лука показывает ему язык.

Гард снова поворачивается к грязной посуде и рывком сдергивает с плеча полотенце.

— Дай-ка я пока что-нибудь полезное сделаю.

Слова, фонтаном бьющие у нее изо рта, ударяются о него, как о стену. Она все говорит и говорит, не останавливаясь, бесконечно, о чем она там? Он улавливает отдельные слова, вроде выбросов СО2, ответственности правительства; он видит, как шевелятся ее мягкие губы; она одета в длинную черную майку без рукавов и короткие черные шорты. Она сидит на стуле, поставив его задом наперед, пропустив спинку стула между ногами. Единственное, что ему видно, это нежную кожу с внутренней стороны бедра на одной ноге. Ему хочется дотронуться до нее, ощутить ее запах. Ощутить ее вкус. Слушать ее.

Господи, ему хочется услышать, как она кончает, а не слушать бесконечно, как она талдычит про политику. И зачем она так распинается перед ним об этом?

Лука встает, подходит к окну, жестикулируя; слова цепляются одно за другое, образуя вокруг него пчелиный рой. Гард смотрит на ее стройную спину. Она смотрит в окно на город. В теплом вечернем свете, бьющем прямо в комнату, ее тело приобрело золотистый отсвет. Она на минуту задерживает дыхание, потягивается, обеими руками собирает длинные черные волосы в хвост, скручивает их в пучок и скрепляет на затылке карандашом. Ее затылок выглядит одновременно и нежным, и сильным. Гард изучает округлую линию в том месте, где шея переходит в плечо. Его взгляд опускается ниже. Маечка заканчивается примерно посередине попы, над черными шортами. Она всегда носит черное. И все равно такое впечатление, что от нее исходит свет. Она будто слишком хороша для того, чтобы быть настоящей. Все, что она делает, то, как она живет, — все это всерьез. Все это достойные дела. Она живет в соответствии со своими убеждениями. Поступает так, как считает правильным. Не то, что он. Сегодня он думает так, завтра по-другому. У него нет никаких идеалов, никакой цели. Пусто.

Он ни разу не осмелился притронуться к ней. Обнять ее покрепче. Погладить пальцами. Такое впечатление, что она может исчезнуть. Рассыпаться в прах, превратиться в пыль и унестись с ветром. Это из-за того, что тогда случилось. В ту ночь, когда он сбил ее. Когда он попробовал на вкус кровь, которая стекала по ее щеке. Только когда внезапно наступает тишина, он вдруг замечает, что находится тут, в этой комнате. На подоконнике жужжит муха. Лука обернулась и пристально разглядывает его. Ее руки решительно скрещены на груди. Маечка мягко обрисовывает ее округлые груди. Абсолютно совершенные. Она смотрит на него потемневшими глазами.