Француаза Бурден - Искушение страстью Страница 13

Как всегда, Винсен, Даниэль, Ален и Готье вместе возвращались из лицея и шумели на всю улицу Помп. Утихали они, только когда подходили к авеню Малахов, на случай если Клара увидит их из окна. По поводу Мадлен они не беспокоились: она могла целыми днями вышивать, устроившись в маленькой гостиной, выходившей в сад. Что до Шарля, то тот никогда до ужина не возвращался.

– Хочешь, я сделаю твою домашнюю по математике? – предложил Винсен Алену Я наляпаю ошибок кое-где, и тебе останется только списать.

Его кузен беззаботно пожал плечами. Хорошая оценка никак не повлияет на его отвращение к учебе и почти ничего не изменит в табеле.

– Спасибо за предложение, но, честно говоря, мне на это плевать.

В отличие от Алена? Винсен был блестящим учеником; благодаря прекрасной памяти и работоспособности он всегда был одним из первых. Поскольку они учились в одном классе, разница между двумя кузенами была еще заметней. Что до Готье и Даниэля, то в своих классах они не поднимались выше средних результатов и учились неровно.

– Знаешь, мне кажется, это плохо кончится: учителя тебя и вправду невзлюбили!

Расстроенный, что говорит о неприятном, Винсен ласково улыбнулся кузену, и Ален дал ему дружеского тумака.

– Да не думай ты об этом! Вот было бы здорово, если б меня отчислили! Ко мне, свобода!

Винсен понимал, что не изменит отношения Алена к учебе. Однако оба знали, что ситуация осложняется. И при мысли, что отец может взяться за Алена, Винсену становилось плохо.

– Что вы там тащитесь? – закричал Даниэль, обернувшись к ним.

Он был младшим в семье, и трое других присматривали за ним.

– Хочешь пробежаться? – бросил Ален. – Давай! Даю тебе двадцать метров форы…

Они уже перешли авеню Фош, и Готье попытался вмешаться.

– Вы с ума сошли! Мы совсем рядом с домом! Стойте!

Но его кузен уже вихрем рванул с места, а за ним – смеющийся Ален. Через несколько секунд, чувствуя, что его догоняют, Даниэль совершил ошибку: оглянулся – и тут же врезался в пожилую даму, которая прогуливала собаку. В этой сумятице Готье успел поймать немецкую таксу за поводок, а Винсен путано извинялся от имени своего брата, но было слишком поздно: встревоженный шумом, Шарль вышел из ворот особняка. Он подошел к ним, склонился перед пожилой дамой, не удостаивая ни одним взглядом оцепеневших мальчиков.

– Мне очень стыдно, мадам, – оказал он строгим голосом, каким говорил в суде. – Хотите, я провожу вас?

Она тут же успокоилась, кивнула с легкой улыбкой и отклонила его предложение. Он вежливо ждал, пока она удалится, прежде чем обратить внимание на мальчиков: те с виноватым видом ждали, вцепившись в ранцы.

– Кому принадлежала эта блестящая идея? – наконец спросил Шарль.

– Мне.

Ален никогда не лгал: это было его достоинство.

– Ну, разумеется, тебе… Мы очень удачно встретились: я специально вернулся пораньше, чтобы поговорить с тобой!

В серых глазах Шарля была угроза, и племянник собрал все силы, чтобы противостоять буре. Трое других побежали к черному ходу: они привыкли входить с него. В подсобном помещении они спешно помыли руки, как того требовала Клара, и побежали на кухню, где их ждал полдник.

– Идем со мной, – приказал Шарль, взяв Алена за плечо.

Он увлек его в гостиную; огромная комната с холодным, помпезным убранством служила только для приемов, и Шарль пересек ее, как будто хотел отделиться от остального дома. У высокого камина из белого мрамора он повернулся лицом к племяннику.

– Ален, мое терпение небезгранично. Твоя мать получила от директора лицея письмо, я бы сказал… неутешительное.

– Так пусть моя мать со мной и говорит! – парировал юноша.

Все его поведение говорило о том, что он ищет ссоры, и объяснение с дядей его не пугает.

– Не надо такого тона, – вкрадчиво сказал Шарль.

Он медленно достал из портсигара сигарету и прикурил от золотой зажигалки с его инициалами, которую всегда носил в кармане.

– Я привык ко всему, да и ты не тот человек, – наконец сказал он. – Если я хочу сохранить спокойствие, то ты меня не рассердишь, а если решу задать тебе трепку, то ничто меня не остановит. Как видишь, со мной все просто. Твоя мать слишком слаба, чтобы ее уговоры могли тебя тронуть, поэтому этим займусь я; можешь мне поверить, это совсем не доставляет мне удовольствия.

– Я знаю, – бросил Ален, – ты всего лишь исполняешь свой долг.

– Ты многого не знаешь, – вполголоса проговорил Шарль.

Во время паузы они обменялись взглядами, и против своей воли Ален первый опустил глаза. Он мог сколько угодно ненавидеть дядю, но его хладнокровие обезоруживало.

– Чем ты рассчитываешь заниматься в дальнейшем? Слово «будущее» что-нибудь для тебя значит? Или ты думаешь, что мать или бабка будут содержать тебя? В тот день, когда твоя сестра станет адвокатом, кем станешь ты? Консьержем в ее доме? Или чем-то вроде праздного паразита – эдакого наказания богатых семей? Ты будешь смотреть, как другие работают, и ничего не делать?

Презрение Шарля было еще унизительней, чем его вопросы.

– Нет! – закричал Ален. – Нет! У. меня есть планы, только вот я уверен, что они не совпадают с тем, чего хочешь для меня ты! С твоим видением мира и общества! Мне не нужна твоя проторенная дорожка, это не для меня. Я полный нуль в учебе, еще больший, чем ты думаешь, и это никогда не изменится.

– В самом деле?

– Да, – упрямо повторил юноша.

– Итак, в конце года тебя отчислят из лицея.

– Тем лучше!

– Остаются частные школы, иезуитские пансионы… и дисциплинарные учреждения: им удавалось исправлять и более тяжелые случаи. Совершеннолетним ты станешь только через пять лет, это дает нам полную свободу действий.

Пораженный Ален посмотрел на Шарля: тот был серьезен. Как он, человек, прошедший концентрационные лагеря и самое, плохое обращение, мог подумать об отправке шестнадцатилетнего мальчика в школу для трудных детей? Это было гнусно!

– Если ты это приготовил для меня, то я никак не смогу тебе помешать, – сказал он уже не таким уверенным, как в начале разговора, тоном.

Они по-прежнему стояли в метре друг от друга, и Алена затрясло от ненависти, когда Шарль позволил себе шутку:

– А может, ты подумываешь о бегстве? Тогда я вызову жандармов, и тебе светит исправительный дом.

Наступила затянувшаяся пауза.

– Сядь, – сказал Шарль через какое-то время.

Властным жестом он подтолкнул его к креслу времен Регентства, сам устроился напротив.

– Похоже, наша беседа займет много времени, и ты устанешь первым, поверь мне на слово.

Ален стиснул зубы: у него дрожал подбородок. В конечном счете, противостоять Шарлю оказалось труднее, чем он думал.