Елена Ткач - Золотая рыбка Страница 13

– Но помилуйте… Все, из песни слова не выкинешь! Номер сверстан, набран, утром забираем тираж – о чем речь?

– Но вы же можете! Один ваш звонок – и все! Зачем нашему журналу лишние неприятности – один звонок наборщикам…

– Дорогая моя, вы напортачили – вот вы и расхлебывайте. У журнала больших проблем с этим, надеюсь, не будет. Автору я, если что, позвоню. С ним все уладим. Но вот у вас неприятности будут. Если он возникнет с протестом – неприятности вам я гарантирую… Простите, ничем не могу помочь…

Вера вышла из кабинета как побитая собака. А чего иного могла она от Костомарова ожидать? Сама ляпнула тогда – вот самой и расхлебывать! Так он и сказал. И зачем унижалась, просила? Нет, пора в себе что-то менять – нельзя жить так вот, с налету! Ну почему она не такая, как Таша, – у той все продумано, все рассчитано… А у нее – все спонтанно, все – взрыв, пожар!

Боже, какая дура! Да и старика жалко – доверился такой безмозглой курице, о сокровенном своем поведал… А я… на всю страну раззвонила! Что же теперь делать, что делать?

На следующее утро в редакцию привезли пачку свеженьких номеров, где в беседе под рубрикой «Что такое Красота?» красовались слова старика Даровацкого о карте и кладе. Вера места себе не находила – металась как затравленная и в конце концов, поревев на Ташином плече, чуть-чуть успокоилась и отправилась домой – писать свой роман. Таша сказала, что ничего лучшего сейчас не придумать…

– Поработай, приди в себя, а завтра поезжай к старику с повинной – поймет! Чего не простишь молоденькой да хорошенькой – не горюй, Веруся, обойдется… А в редакции, если пойдет волна, я попробую уладить.

Дома работа не шла – мысли путались, но под вечер Вера сумела себя обуздать – и все сдвинулось, задышало. Возвращаясь к жизни на волне рождавшегося слова, она вновь почувствовала себя уверенной.

Часов в восемь в дверь позвонили.

«Кто там по мою душу?» Злясь, что оторвали от только что наладившейся работы, Вера открыла дверь.

На пороге стоял Аркадий.

7

– Ры-ы-ыбка моя! – возопил он, подхватывая ошеломленную Веру на руки и таким образом проникая в квартиру. – Птичка ты моя перелетная! Парижанка моя! Возгордилась, да? Конечно, она там по Парижам рыщет, а я, как дурак, названиваю – телефон оборвал, по вечерам у подъезда дежурил, так ведь нет ее – ни привета ни ответа! – вдохновенно врал Аркадий, похожий на распушившего перья бойцового петуха, только несколько встрепанного и ободранного – волосы на лбу слиплись, шарф мотался из стороны в сторону, полуоторванная пуговица пальто висела на ниточке…

Лягнув входную дверь, он захлопнул ее за собой, протащил брыкавшуюся хозяйку в комнату, опустил в кресло и принялся осыпать поцелуями. Вера пыталась вырваться, но при таком натиске это оказалось непросто, тем более что ее действиям мешал громадный букет, даже не букет – охапка тюльпанов.

Почувствовав, что она несколько утихомирилась, не вопит и не брыкается, Аркадий не закрывая рта плел трагическую историю о том, как он вот уже три недели неутешно и безуспешно пытается встретиться с ней, повидать, обнять, поцеловать, накормить, пригреть, поговорить, любить, любить, любить… Словесный поток не иссякал, Вера не могла вставить и слова… Пусть будет как будет – сопротивляться у нее просто не было сил…

Аркадий поминутно подхватывал ее на руки, кружил по комнате, потом опускал на диван и зажимал рот внушительным поцелуем, потом кидался к своей увесистой спортивной сумке и принимался, чуть ли не жонглируя, извлекать из нее всевозможные деликатесы.

– Видишь ли, рыбонька, сыр французский. Вот, держи, – сунул он ей тяжелый сверток в золотистой обертке. – А это спаржа, сейчас мы ее отварим – и под майонезом, с красной рыбкой, которую немцы-гады «лахс» называют, – вот с этим-то лахсом мы… ох, не могу, соскучился! – Он снова кинулся к Вере, навалился на нее своим – довольно-таки мощным – телом: – Ах ты, гадючка, ах ты, вертихвостка противная, до чего мужика довела! Ты гляди – исхудал весь…

– Прямо иссох, – состроила Вера гримаску, вывертываясь из его объятий.

– А ты что думаешь, – вскричал Аркадий, потрясая крепкими кулаками, – карауль тут ее без сна и роздыху!..

И, не дав Вере опомниться, он распахнул створки буфета, ухватил два бокала, прыжок – и он уже у стола, рывок – и пробка летит в потолок!

– И еще, и еще, – уговаривал Аркадий как маленькую, подливая и подливая Вере шампанского и напоминая заботливую бабусю, которая молит внученьку: «А теперь за маму… за папу…»

И вскоре все ее протесты, все возмущение как ветром сдуло: Вера с ногами угнездилась в кресле, Аркадий прикрыл ее пледом и потчевал, потчевал… Он носился из комнаты в кухню – что-то шипело там, булькало, – втаскивал на подносе то одно, то другое… Вот уже отварилась молочная спаржа, от нее идет пар, рядом – прозрачная масленистая рыбка, а по кругленьким аппетитным побегам спаржи плывет майонез… Аркадий на вилочку кусок поддевает, в майонезик макает, в золотисто-оранжевый ломтик рыбки обертывает… и Вере – в упрямый ротик.

– Вот так вот: ам, и готово! – комментировал Аркадий этот процесс, присев перед Вериным креслом на корточки.

– Ох, отстань, я сама!

– Конечно, сама, еще кусочек… Будь умницей, не ленись – это только закуска. А какое у нас горячее!.. У-у-у-у…

Аркадий был пижон и гурман, считал, что надо уметь наслаждаться процессом, будь то еда, вождение автомобиля, занятие любовью или принятие ванны… До хризантемы в петлице он пока еще не дошел, но смокинг имел, любил красоваться в нем перед дамами по поводу и без, иногда, по настроению, доходил даже до ношения трости с костяным набалдашником, кружил головы московским дурехам байками про дендизм и Оскара Уайльда, хотя внешность при этом имел довольно-таки обыкновенную: крупный, даже мясистый нос, несколько вздернутый кверху (недоброжелатели говорили – курносый), выгнутые иксом ноги с толстоватыми ляжками, слегка намечающееся пузцо, масленистые глазки навыкате и толстые, короткие пальцы-сосиски…

Вера размякла, расслабилась, позволила себя накормить и рассеянно внимала нескончаемому словесному потоку, изливаемому ее нахрапистым визитером.

– Слушай… а что с моими серьгами? – наконец смогла она вставить словечко.

– Как что? Продал, как ты просила… Вот твои денежки. – Он извлек из внутреннего кармана пачку купюр, перевязанную розовой ленточкой. – Никаких проблем!

«Вот уж не ожидала», – подумала Вера. Она уже примирилась с мыслью о потере серег – двух удлиненных капелек, усыпанных мелкими бриллиантами, доставшихся ей от бабушки. Вера разнежилась, успокоилась и… поверила Аркадиевым россказням про неработающий телефон и долгие вечера, проведенные под ее окнами… Конечно, сочиняет… а, пускай, махнула она рукой про себя, пусть все идет как идет…