Мария Воронова - Клиника любви Страница 13

— Вот нет, чтобы позвать меня на два часа раньше! — Миллер хлопнул крышкой телефона. — Не пришлось бы тут любоваться, как ты перебираешь всякие шмотки. И почему ты, Наташа, все время таскаешь меня с собой на шопинг? Ты же знаешь, что я этого не выношу!.. А вы, Александра Анатольевна, не хотите поехать со мной в клинику? — Он повернулся к Сане. — Вы, конечно, не обязаны, и я пойму ваш отказ…

— Разумеется, я поеду, — сказала Саня, как обычно, не дав ему договорить фразу. «Нужно хоть раз не перебивать его, — подумала она, — тогда, может быть, мне удастся услышать, что я лучше всех провожу наркоз при нейрохирургических операциях. А может быть, и нет. Может быть, он всего лишь хотел сказать: но ваш врачебный долг помочь мне!»

Она знала, что Миллер отличает ее среди других врачей анестезиологической и реанимационной службы, но никогда не слышала об этом из его уст. Когда ему приходилось работать ночью или в выходной, а Саня дежурила в клинике, то он всегда приглашал в операционную именно ее.

Однажды дежурство выдалось очень напряженным. До трех ночи Саня работала в операционной, не имея возможности даже выпить чашку кофе, чтобы взбодриться. Наконец поток больных иссяк, и она прилегла немного вздремнуть. Но стоило ей закрыть глаза, как Миллер потребовал ее немедленной явки в нейрохирургию. Саня пробормотала, что сейчас не ее очередь, на что услышала: «Вы хотите сказать, что отказываетесь выполнять свои прямые обязанности?»

С тех пор она не пыталась с ним спорить. Кроме того, профессионализм Миллера был очень высок, и за это можно было простить ему недостаток душевности.

— Вы до утра пробудете на работе? — спросила Наташа, включая зажигание. Она изо всех сил делала вид, что нисколько не расстроена внезапной переменой планов.

— Не знаю, — ответил ее жених.

— Позвони, когда определишься, — попросила она. — Если зависнете до утра, то я лягу спать, а если нет, приеду за вами.

Миллер подумал.

— А если я тебе позвоню и скажу, что освобожусь через час, а на самом деле операция затянется часов на шесть? Ты же сама потом будешь упрекать меня, что я держу тебя за личного шофера. Лучше ложись спать.

— Тогда хотя бы еды с собой возьми, — сказала она грустно и стала перестраиваться в левый ряд.

Закончили только в пятом часу утра. У молодого мужчины, пострадавшего в ДТП, были черепно-мозговая травма и повреждения органов брюшной полости. Миллер освободился первым, предоставив действовать общим хирургам, а Саня, как анестезиолог, оставалась до конца операции. Потом она отвезла больного в реанимацию, передала его дежурной смене и, зевая, отправилась на поиски места, где можно было бы покемарить до утра. Но куда бы она ни заглядывала, везде все было занято спящими дежурными врачами. В конце концов она решила попытать счастья в кабинете Криворучко, где стоял дореволюционный и очень неудобный кожаный диван, испытанный на прочность многими поколениями клинических ординаторов и аспирантов. Хозяин кабинета говорил, что за свою историю диван настолько пропитался энергией греховной любви, что сидение на нем в течение часа гарантированно излечивает от импотенции. Существовало также поверье, что мужчина и женщина, неосторожно присевшие на диван вместе, немедленно начинают вожделеть друг друга и не успокоятся, пока не согрешат.

Саня усмехнулась. Она, наверное, будет первым человеком за всю историю кафедры, кто скоротает ночь на этом диване в одиночестве. Возможно, это даже ослабит его волшебные свойства…

В старом здании работало ночное освещение, и идти по сводчатым коридорам было жутковато. Каждый шаг гулко отзывался под потолком, и казалось, что из любого угла может спикировать летучая мышь. Миллер, идущий навстречу Сане, превосходно вписывался в этот готический интерьер: его лицо было почти таким же бледным, как халат, он пошатывался и вообще был очень похож на привидение.

— Вы еще здесь? — глупо спросила Саня. — А я думала, вы давно уже дома.

Профессор тяжело вздохнул.

— Это было бы непорядочно. В конце концов, вызывали меня, а не вас. Получилось бы, я вас втянул, а сам…

Саня досадливо махнула рукой.

— Послушайте, но сегодня же День всех влюбленных!

Миллер поднял запястье к глазам, с видимым усилием концентрируя взгляд на циферблате.

— Уже давно прошел.

— Но ведь Наташа ждала вас, может быть, до сих пор ждет! Дмитрий Дмитриевич, поверьте, в вашем присутствии здесь нет необходимости. Тяжесть состояния больного определяется повреждениями живота, со стороны мозгов у него все в порядке.

— Я бы не сказал, что у человека, гоняющего по городу со скоростью сто тридцать километров в час, с мозгами все в порядке.

— Не цепляйтесь к словам, Дмитрий Дмитриевич! Поезжайте лучше домой.

— А вы? — раздраженно спросил он. — Что же вы сами не едете, раз уж так чтите этот дурацкий праздник? Или не относите себя к влюбленным?

— Нет, Дмитрий Дмитриевич, не отношу. — Саня говорила подчеркнуто спокойно и миролюбиво: было ясно, что Миллер нетрезв.

— Вот и я не отношу.

Сделав это признание, Миллер устало провел рукой по лицу и прислонился к стене.

— Пожалуйста, не продолжайте, — попросила Саня. — Наташа моя лучшая подруга, почти сестра, и я не намерена обсуждать ваши отношения.

— Вы спросили, я ответил.

— Я ни о чем вас не спрашивала.

— Тогда поговорим о вас! — Миллер взял Саню за локоть и попытался проникновенно заглянуть ей в глаза.

Она в ужасе вырвала руку и отбежала от невменяемого профессора на безопасное расстояние.

— Я ни о чем не буду с вами разговаривать! Сейчас вызову вам такси, и все!

— Что ж вы так испугались? — Он криво усмехнулся, но тут же помрачнел и неожиданно признался: — Александра Анатольевна, мне так тошно!

— Неудивительно.

— Такая тоска! — Миллер сказал это удивленно, будто никогда не предполагал, что подобное может с ним случиться.

— Это всегда происходит, когда пьешь один, без товарищей, — назидательно произнесла она, думая, как бы отправить профессора домой, а самой устроиться в его кабинете. — Поезжайте к Наташе, и вам сразу станет легче.

— А вы? Вам есть к кому поехать?

— Но я же не тоскую!

— Знаете, я всегда вам удивлялся. Вы же одинокая женщина, у вас нет ни мужа, ни любовника, так?

— Се ля ви, — отрезала она, не желая развивать тему.

Но Миллера было не унять.

— Значит, вас нельзя назвать счастливым человеком. А вы такая добрая…

От изумления Саня чуть не проглотила язык. Она скорее готова была услышать от коллеги оперную арию, чем хвалу своей доброте.