Джудит Гулд - Вспышка. Книга вторая Страница 14

На Тихом океане в битве при Мидуэй было остановлено продвижение японских войск и началось их отступление, а успешная стратегия островной войны достигла кульминации в решающих, хотя и доставшихся дорогой ценой победах при Гуадалканале, Лейте и Окинаве. В результате массированных бомбардировок японской территории оборона Японии Начала ослабевать.

Стало ясно, что победа союзников не за горами.

На смену 1944 году пришел 1945-й.

Наконец 7 мая 1945 года Германия капитулировала, и война в Европе закончилась. На Тихом океане достижение мира потребовало больше времени, но три месяца спустя, после того как 14 августа США сбросили на нее две атомные бомбы, Япония признала свое поражение.

После подведения окончательных итогов выяснилось, что людские потери за годы войны составили совершенно ошеломляющую цифру – 45 миллионов человек, более одной седьмой части которых составляли евреи, погибшие в нацистских концентрационных лагерях.

Постепенно возвращались домой палестинские евреи, сражавшиеся в рядах британской армии. Одни вернулись с ранениями, другие невредимые, но все, кто прошел через войну, несли на себе ее отпечаток.

Тамара все ждала и ждала, но Дэни не возвращался.

В течение многих мучительных дней, недель, месяцев, а потом и лет Тамара упорно отказывалась поверить в смерть Дэни. Что-то внутри нее – возможно, какая-то смутная интуиция, какое-то внутреннее убеждение или непоколебимая вера женщины в то, что ее супруг каким-то чудесным образом обязательно остался жив, – просто отказывалось признать его гибель. Она прекрасно сознавала, что окружающие считают ее просто неспособной посмотреть правде в глаза или думают, что от переживаний у нее слегка помутился рассудок. Друзья и соседи давным-давно отказались от идеи образумить ее. Тамара и сама не могла объяснить, чем вызвана ее уверенность, но это чувство не оставляло ее.

Наступил Первый Канун Рош Хашанах.[4] Солнце уже село, и Тамара должна была зажечь праздничные свечи.

Она торжественно оглядела близнецов, желая убедиться, что на головах у них по-прежнему надеты ермолки, и, покрыв свою голову молитвенной шалью, отправилась на кухню за толстой свечой, которую она зажгла задолго до захода солнца. Затем осторожно поднесла пламя к свечам, которые в маленьких стеклянных сосудах выстроились на столе в ряд. Один за другим их фитильки с шипением и треском вспыхивали, сначала робким мерцающим светом и только потом разгораясь ровными светящимися ореолами. Потом она отнесла толстую свечу обратно на кухню. Свеча должна была гореть в течение всего Второго Кануна, когда после захода солнца Тамара вновь зажжет от нее праздничные свечи. По религиозному обычаю высекать огонь во время праздника запрещалось, поэтому необходимо было не дать погаснуть зажженному ранее огню. На протяжении всей этой процедуры Тамара невольно думала о том, насколько далеко она продвинулась в постижении своей веры и как много ей еще предстоит узнать. Но в отличие от предыдущих Рош Хашанах ей больше не надо будет пользоваться молитвенником. Теперь она знала наизусть все молитвы, и иврит настолько вошел в ее плоть и кровь, что временами она сама удивлялась, замечая, что думает на этом языке, казавшемся ей прежде таким экзотическим.

Наклонив голову, Тамара принялась читать благодарственную молитву:

– Барух ата адонай…

Она глянула на сидящих за столом детей.

– Барух ата адонай… – послушно проговорили они, повторяя вслед за ней каждую фразу.

– Йом хазикорон…

– Йом хазикорон…

На ее лице появилась горделивая улыбка.

– Очень хорошо, – сказала Тамара, переходя на английский. Она твердо верила в разумность того, что иврит следует чередовать с английским, с тем чтобы оба языка были для них родными.

Сейчас, при мерцающем свете свечей, наедине с близнецами, с бокалом сладкого красного вина в руке, она почти физически ощущала присутствие Дэни. Она снова наклонила голову и продолжила молитву, близнецы вторили ей.

– Барух ата адонай элохейну мелех хаолам. Неожиданный стук в дверь прервал молитву. Тамара почувствовала досаду. Она не хотела никого видеть. Неужели ей не удалось ясно дать понять это? Почему именно в такие минуты всех обуревали благие намерения?

Стук повторился, на этот раз громче.

– Мама, ты не будешь открывать? – спросил Аза. Торопливо дочитав до конца молитву, Тамара поправила рукой молитвенную шаль, чтобы не дать ей соскользнуть с головы, и, подойдя к двери, распахнула ее.

– Входите, майор, – проговорила она, внешне ни чем не выказав своего удивления, но сразу узнав британского офицера. Это был тот самый человек, который принес ей известие о смерти Дэни. Он по-прежнему страдал одышкой. – Майор Уинфилд, если память меня не подводит.

– Уинвуд, мадам, – поправил ее англичанин. Открыв пошире дверь, она отошла в сторону.

– Прошу вас, заходите.

Он снял фуражку и, неуклюже держа ее перед собой шагнул в комнату. Тамара тихо притворила за ним дверь. При виде зажженных свечей он обернулся к ней.

– Надеюсь, я не помешал?

– Это всего лишь небольшой праздник, который не следует отмечать в одиночестве, – ответила она, не замечая, что молитвенная шаль соскользнула ей на плечи. – Дети, это майор Уинвуд. Майор Уинвуд, это Ари и Аза.

– Здравствуйте, – хором произнесли близнецы. Тамара взглянула на майора.

– Могу я предложить вам что-нибудь?

– Возможно, через минуту. Сначала я хотел бы сообщить вам…

– Что мой муж жив и здоров, – закончила она вместо него, – и что скоро он вернется домой.

Он изумленно уставился на нее.

– Как вы это узнали?

– Я всегда это знала, – ответила она просто. – Я все время чувствовала это.

Он закашлялся, вид у него был смущенный.

– От имени Королевских Военно-воздушных Сил и от себя лично позвольте мне принести вам свои извинения за то, что во время своего предыдущего визита я столь несправедливо расстроил вас. Но мы в самом деле полагали, что у него не было ни малейшего шанса выжить.

– Но вы вовсе не расстроили меня, майор, – ответила Тамара. – Я ни минуты не сомневалась в том, что Дэни жив. А сейчас, не желаете ли выпить со мной бокал вина? Ведь, в конце концов, сегодня еврейский Новый год. И я уверена в том, что этот год будет счастливым.

– С удовольствием, мадам. – Уинвуд тяжело задышал.

Достав второй бокал, она налила им обоим вина и села за стол напротив гостя. Он поднял бокал.

– Ваше здоровье, – проговорил майор.

– Аль Хаим, – отозвалась Тамара. Они чокнулись и выпили.

– А сейчас, – проговорила она, ставя на стол свой бокал, – я была бы признательна, если бы вы просветили меня относительно некоторых деталей.

– Боюсь, мне известно немногое. Очевидно, после того как самолет, на котором находился ваш супруг, был подбит, он выбросился с парашютом, но был тяжело ранен, а годы, проведенные им в концентрационном лагере, отнюдь не способствовали его выздоровлению. Когда лагерь был освобожден, при нем не было никаких документов и он едва мог говорить. Он был очень болен и истощен. Честно говоря, если бы не его товарищи по лагерю, мы бы никогда не узнали о том, что он служил в рядах Королевских Военно-воздушных Сил. В апреле прошлого года ваш муж был переведен в военный госпиталь в Суррее. И лишь совсем недавно настолько поправился, что сумел вспомнить, кто он такой.

– Я немедленно еду к нему!

– В этом нет необходимости, мадам. Сразу после того как он даст необходимые показания, его отправят сюда. Возможно, это случится уже через неделю.

– В таком случае, – сказала она, наклоняясь через стол и задувая свечи, – я думаю, в этом году будет уместно отпраздновать Рош Хашанах немного позднее, чем обычно.

Для Тамары война наконец была окончена.

Тамара была уверена, что тот день, когда Дэни вернется домой, станет самым счастливым в ее жизни. Но она совсем не была готова к тому, что эта радость будет окрашена горечью. Она с трудом узнала его в сошедшем с корабля мужчине, и его вид поверг ее в шоковое состояние. Этот человек не имел ничего общего с тем пышущим здоровьем, загорелым красавцем, ушедшим воевать с нацистами. От Дэни, которого она когда-то знала, осталась только тень. Глаза его ввалились, а их выражение менялось от усталого и отсутствующего до загнанного и подозрительного, как если бы на их долю выпало увидеть больше ужасов, чем они могли выдержать. Лицо осунулось, а некогда смуглый цвет кожи стал желтовато-бледным и болезненным. Военная форма висела на нем, как на скелете.

Тамаре стоило большого труда подавить готовый сорваться крик ужаса. Что они с ним сделали?

Она обхватила его руками и прижала к себе, а слезы катились у нее из глаз.

Тамаре было ясно, что прежде всего он нуждался в отдыхе, усиленном питании и полной, безграничной любви и заботе. Она забросила все свои дела, уложила несколько чемоданов, и они вчетвером отправились в Эйлат, где они с Дэни когда-то проводили свой медовый месяц. В течение трех месяцев они были заняты только тем, чтобы восполнить потерянные годы, набраться сил и найти утешение друг в друге, а после того как близнецы уснут, предаваться любви.