Татьяна Веденская - Мужчины как дети Страница 14

Утверждение 5

Меня провести нелегко

(____баллов)

Жанна никогда не думала, что станет врачом. Больше того, если бы ей кто-то сказал, что она станет хирургом, девушка рассмеялась бы, сочтя это самой дурацкой идеей на свете. Может быть, психиатром, может быть, терапевтом (хотя можно ли считать за врача человека, который занят исключительно тем, что выписывает направления к другим врачам), на крайний случай каким-нибудь неврологом. Жанна была довольно пуглива, в детстве боялась крови и с любой мало-мальски выраженной царапиной тут же летела к матери вся в слезах. И у нее никогда не было желания резать лягушек, а ведь, кажется, именно оно требуется, чтобы стать хорошим хирургом. Грубо говоря, каким же надо быть садистом, чтобы взять и разрезать живого человека. Жанна садистом не была. Хотя и мазохистом тоже. Когда Ёжик вдруг впадал в странные настроения и пытался Жанну ругать, пилить или заваливать беспочвенными обвинениями, подпитанными дурацкой ревностью, ей хотелось взять скотч и просто заклеить ему рот. Можно еще и руки связать, чтобы он ими не размахивал. Ёжик был ревнив до болезненности. И это Жанну очень смущало. Нынешний Ёжик на самом деле был значительно лучше всех других. Симпатичнее, без вредных привычек, без бывшей жены с тремя детьми (что, согласитесь, неплохой бонус). Два минуса: отсутствие прописки и ревность. Жанна пребывала в задумчивости, взвешивая на весах, стоит ли ей, хирургу, состоявшейся личности, «комсомолке», «активистке», да и просто красавице, тратить время на человека, который кричит на нее, захлебываясь собственной слюной:

– Тебе на меня плевать! Тебе нужно, чтобы я тебя ни о чем не спрашивал? Думаешь, я не знаю, чем там вы, так называемые врачи, занимаетесь? На этих ваших ночных дежурствах?

– Что ты несешь? – удивлялась Жанна.

– Все бабы одинаковы!

– Ты что, проверял? Это может знать разве что гинеколог! – рассмеялась Жанна, но уже через секунду поняла, что сказала это зря. Ёжик побагровел и замолчал. Он стоял посреди коридора и наливался собственным ядом, который сочился у него даже из ушей.

«А как все хорошо начиналось, – подумала Жанна, вздыхая. – Два месяца, я уже практически привыкла к нему».

Стало даже все равно, будет ли он работать. И главное, что обидно, был бы повод для ссоры! Ведь всю субботу проторчали дома, ждали Бориску, потом мучительно чинили этот долбаный кран, выпроваживали Бориску, объясняя, что денег нет и придется брать натурой – бутылкой «Охотничьей». Жанна надеялась хоть в воскресенье отдохнуть, но воскресенье прошло просто псу под хвост. Ёжик весь день выпускал иголки и кололся. То ему канал по телику не тот, то еду не разогрели, то за компьютером сидеть мешают. И вот, нате пожалуйста. Под вечер разошелся окончательно.

– Значит, ты считаешь, что я не имею права знать, что ты мне верна? – выплеснулся наконец-то он. – Значит, ты будешь творить что хочешь, а я должен улыбаться и все сносить?

– Что? Что ты должен сносить? Я не понимаю, о чем ты?

– Я уверен, что ты спишь со своим бывшим мужем! – выпалил наконец Ёжик.

– Да что ты? – рефлекторно усмехнулась Жанна. – И где же я, интересно, предаюсь плотской страсти? И главное, зачем? Ты Бориску видел?

– Именно! – поднял вверх указательный палец Ёжик и смешно причмокнул губами. – Я видел, как он на тебя смотрит!

– И как? По-моему, как на источник средств. Или я чего-то проглядела? – продолжала веселиться Жанна.

– Не притворяйся. Так, как он на тебя смотрел, мужчина смотрит только на женщину, с которой спал.

– Ну… в какой-то степени ты прав, – пожала плечами Жанна. – Он же действительно со мной спал. Я уж не знаю, может, действительно у вас все так сложно. И вы эту хрень по взглядам определяете. Но это ж когда было?

– Какая же ты… – вдруг с яростью выдохнул Ёжик и понес уже окончательно какую-то ересь. Он булькал, как кипящий вулкан. Из него вырывались языки пламени. В этом извержении Жанна могла понимать только отдельные фрагменты. «Все вы суки развратные», например. А еще: «За такое ноги мало вырвать». Или вот это: «Америку надо взорвать за ее феминизм».

– А Америка-то тут при чем? – удивилась Жанна.

– Ненавижу я разврат! – кипятился он. – Ты думаешь, я буду это терпеть?

– Я думаю, что мне завтра на работу, так что не собираюсь весь этот театр уродов досматривать до конца. Я не заказывала билетов на этот спектакль. Тем более места в партере. Мне надо отдохнуть, – сказала Жанна и подумала, что она все-таки тоже включилась в это паранормальное явление и теперь ужасно зла. И тоже хочет кричать.

– Я не позволю так со мной обращаться! – окончательно обезумел Ёжик и принялся лихорадочно метаться по квартире, демонстративно игнорируя взглядом сидящую на диване Жанну.

– Собираешь вещи? – нахмурилась Жанна.

– Да! Или ты думала, я потрачу жизнь, чтобы смотреть, как ты крутишь задницей перед другими мужиками?

– Ничем я не кручу, – возмутилась она, – ты все придумал.

– Нет, я видел! – заорал Ёжик. – Ты просто такая же, как и все бабы.

– Какая?

– Распущенная дрянь. Я не позволю вытирать об меня ноги. И использовать меня не позволю! – Ёжик швырнул на середину комнаты чемодан и принялся беспорядочно сваливать в него свои пожитки. Пожитков было немного – Ёжик шел по жизни налегке. Несколько пар джинсов, рубашечка любимая в тонкую голубую полоску, рубаха в крупную клетку, вельветовая куртка, в которой сейчас еще было жарко ходить. Кроссовки, одна пара классических ботинок. Белье. Жанна внимательно наблюдала за Ёжиком, и ей становилось больно от потраченного времени, от потраченных душевных сил. Все-таки не три дня свиданий. Два месяца – это звучит гордо. Но что же делать, если вообще непонятно, как с этим бороться. Ведь не объяснишь же ему, что Бориска как сексуальный объект Жанну давным-давно не интересует. Не объяснишь, потому что Ёжик, видя, в каком непотребном состоянии теперь живет Бориска, все-таки предполагает в Жанне желание и стремление к совокуплению с бывшим супругом. Бориска теперь обрюзг, растолстел до неприличных пивных размеров, источал аромат перегара на три метра вокруг себя, был небрит и широко улыбался миру давно уже не леченными, дырчатыми зубами. «И вот к этому чуду в перьях Ёжик меня приревновал?» Жанна не знала, что и думать. Однако костер любви потух в пожаре ревности. Ёжик метал громы и молнии, застегивая чемодан.

– Ну что, ты ничего не хочешь мне сказать? – грозно спросил он, подкатывая чемодан к двери.

– Нет, не хочу, – покачала головой Жанна. Она подумала, что есть что-то глубоко ущербное в том, что мужчина (имеется в виду Ёжик) к сорока годам перекатывается от женщины к женщине с видавшим виды темно-зеленым матерчатым чемоданом на колесиках, так и не сумев ни разу ни с кем создать семью. Есть, значит, в нем какой-то изъян. Какая-то порча. Возможно, эта самая ревность, а возможно…