Татьяна Воронцова - Тени утренней росы Страница 14

Сын ирландской ведьмы. Рано остался без родителей. Все мои предположения оказались неверны.

Вскоре мы сообразили, что поездки на дальние расстояния (например, в Кносский дворец) удобнее и приятнее совершать на автомобиле, а мотоцикл оставлять в моем гараже. Несмотря на то что такое решение напрашивалось само собой, пойти на это Нейлу оказалось нелегко. За руль я его не пускала, так что расстаться на время с мотоциклом для него означало расстаться с независимостью. Я хорошо его понимала, и именно это понимание позволяло мне вдвойне наслаждаться ситуацией. Когда он сидел как пассажир, рассеянно поглядывая в окно, и ветер трепал его темные волосы, я чувствовала себя хозяином положения. Ведь если, боже упаси, не справлюсь с управлением и машина грохнется вниз с какого-нибудь обрыва или моста, он разобьется вместе со мной. Мне нравилась эта разновидность власти.

К тому же у нас появилась возможность по ходу дела корректировать маршрут, делиться впечатлениями и просто трепаться.

Он закатывает свою «Ямаху» в гараж и ждет меня на обочине дороги.

Ни разу не поднялся на террасу, не постоял на краю бассейна, не говоря уж о том, чтобы зайти в дом. Впрочем, я и не предлагаю. Что и говорить, мы оба ведем себя очень странно.

— Существуют определенные доказательства, что идея посвящения в мистический культ могла зародиться во Франции или Испании среди людей ориньяка[14] или же проникнуть в Европу из Северной Африки. — Он говорит и непрерывно курит, пуская дым из ноздрей, как дракон. — Между кроманьонцами[15] и древними средиземноморскими расами Крита и Балеарских островов существовали явные религиозные и культурные связи: и здесь, и там обнаружены следы сходных тайных общин.

Он сидит, откинувшись на сиденье, расслабленный и грациозный, как балетный танцор. Что, интересно, нужно сделать, чтобы вывести его из терпения, заставить злиться и психовать?.. Выставив в окно согнутую руку, в которой дымится сигарета, он продолжает развивать свою мысль, даже не подозревая (или все-таки подозревая?), что его собственная история интересует меня куда больше, чем история всех когда-либо живших на земле ориньякцев и кроманьонцев.

Вместе с небольшой группой туристов и их русскоговорящим гидом мы таскаемся по Кносскому дворцу-музею, хотя на улице тридцать градусов жары, а мой непутевый знаток древностей опять без головного убора.

— Хочешь, чтобы я купила тебе соломенную шляпку с бантиком? — злюсь я, при каждом удобном случае заталкивая его в тень. — Панаму в цветочек? Что, так трудно надеть что-нибудь на голову? Посмотри вокруг: все нормальные люди в кепках или бейсболках. И не вздумай упасть в обморок, я тебя на закорках не потащу. Я тебе не мамочка, так что предупреждаю.

— А кто? — паясничает он, благо у нас есть зрители. — Кто же ты мне, дорогая?

— Засранец, — говорю я по-русски, к восторгу своих соотечественников. — Сукин сын.

— Это я понял, — кивает Нейл и поднимает вверх обе руки в знак безоговорочной капитуляции.

После чего запускает руку в карман и достает жеваную бандану черного цвета с черепушками и скрещенными костями. Повязывает на голову, приосанивается: ну что, крутой я чувак? Я в изнеможении закрываю глаза.

Послушать гида тоже в принципе интересно. Меня бесят только многозначительные взгляды кумушек, чьи необъятные формы так и прут из коротких маечек и брючек-капри. Все они уже раскусили нас. Это как дважды два. Русская бабенка, определенно при деньгах, сняла себе молоденького иностранца, одного из тех, что вечно тусуются неподалеку от модных курортных местечек в ожидании спроса на свои сомнительные достоинства. Да вы посмотрите на него — длинноволосый неформал, левша, бездельник, избалованная скотина. И эта дура, которая кудахчет над ним, как наседка.

Нейла все это ни капли не смущает. Наоборот, исподтишка наблюдая за мной и за остальными, он испытывает своеобразное удовольствие, сродни тому, какое получаю я, катая его на пассажирском сиденье своей машины. Экскурсия ему, ясное дело, не нужна, про Кносский дворец он знает больше любого гида, поэтому, не понимая ни слова, просто слушает с интересом русскую речь и наслаждается моим смятением.

Самая грозная и таинственная часть дворца — лабиринт Минотавра — закрыта для посещения. Будто бы из-за угрозы обвала. Но Нейл шепотом сообщает мне, что эта мера предосторожности была предпринята после того, как несколько энтузиастов от науки, а вслед за ними и целая группа археологов-любителей сгинули без следа в мрачном подземелье, причем произошло это не триста лет назад, а совсем недавно, в конце XX века.

— Ты считаешь, Минотавр все еще там? Но ведь Тесей убил его.

— Кто знает, — пожимает плечами мой спутник. — Ведь живых свидетелей не осталось.

На выходе из так называемого коридора процессий к большим южным пропилеям он роняет зажигалку, и стройненькая блондинка лет семнадцати в коротких джинсовых шортиках неожиданно подбирает ее и подает ему. Он рассеянно благодарит. Бормочет своим хриплым баритоном: «thank you». Мамаша и папаша начинают встревоженно переглядываться. Мой фений[16] и девочка, отстав от группы, обмениваются несколькими фразами, и мне, плетущейся в хвосте, удается разобрать последнюю: «I’m hard to please». «Мне трудно угодить». Подумать только, этот гад сообщает ей, что ему трудно угодить.

Уж не знаю, о чем у них там речь, в любом случае это переходит всякие границы. Слава богу, девчонка догоняет своих родителей, а Нейл присоединяется ко мне. Я готова его растерзать.

— Все в порядке? — спрашивает он, не выпуская изо рта сигарету.

— Да, конечно. А у тебя? Не скучно здесь? Он снимает темные очки и пристально смотрит на меня, щурясь против солнца.

— Мне никогда не бывает скучно.

— Рада за тебя. А дворец царя Миноса представляет для тебя какой-то интерес? Или ты уже столько раз бывал здесь, что тебе знаком каждый камень?

— Дворец хорош. На мой взгляд, сэр Артур Эванс реставрировал его слишком рьяно, но в целом...

На обратном пути он долго молчит, глядя в окно со своей стороны и время от времени делая глоток из бутылки. Пьет пиво, мерзавец. А я — я за рулем.

Так что же произошло? И почему я до сих пор чувствую себя оплеванной?

И вдруг он произносит, вернее, роняет, словно камень:

— Ты стыдилась меня.

Прямо в точку. Мгновенно я покрываюсь потом с головы до ног.

— Да.

Голос мне изменяет, поэтому мое «да» похоже на «кар-р», к тому же я говорю это по-русски.