Валентина Седлова - Хэллоуин по-русски, или Купе на троих Страница 14

— Да-да, покажу, конечно! Идите за мной! — засуетился смешной староста и, развернувшись, бойко потопал в глубь поселка. Мы двинулись за ним, сопровождаемые почетным эскортом из зевак.

Староста привел нас к большому обветшалому дому, на поверку оказавшемуся местным клубом. Мы прошли за нашим провожатым через пустой, замусоренный актовый зал, оттуда попали в коридор с множеством дверей, ведущих в подсобки. Комнату нам выделили аккурат за самой сценой — с единственным наглухо заколоченным окном, зато большую и чистую, так что мы все без особых проблем в ней разместились.

— Ну, спасибо, отец, уважил! А не подскажешь еще: чем у вас народ по вечерам занимается, как отдыхает?

Староста дернулся, словно от удара, и быстро-быстро забормотал:

— Вечер — дурное время! Как стемнеет, дома сидеть надо, иначе Тварь придет, не спасешься!..

Староста произнес слово «Тварь» с таким значением, что у меня побежали по спине мурашки. Думаю, у остальных членов нашего небольшого отряда тоже.

— Тихо, отец! О чем это ты? — нахмурился Лешка.

— Не мастак я говорить, лучше пойду за шаманом пошлю, он вам все складно расскажет! — заторопился староста.

— Погоди, а может быть, не надо шамана? Ты уж как-нибудь в двух словах объясни, чего боишься-то?

— Нет-нет, шаман лучше! Он умный! Он вам все как надо растолкует! У меня так не получится! Пойду за шаманом, без него никак нельзя!..

Как ни силился Лешка вызнать, что это за Тварь, которую так боится староста, тот упорно отмалчивался и твердил о шамане, так что пришлось моему товарищу отступиться от несговорчивого мужика да отпустить его с миром.

Минут через десять к нам и впрямь явился самый что ни на есть настоящий шаман, разодетый в меховую куртку и в меховую же шапку, на которой болталось что-то непонятное, какие-то висюльки, веревочки… Шаман был весьма преклонного возраста, смуглое лицо его было сильно изборождено морщинами, но, судя по всему, он не утратил природной живости, и в глазах его то и дело мелькали лукавые искорки. Выбивающиеся из-под шапки длинные волосы были собраны в косицу на затылке. На шее старик носил ожерелье из клыков и ракушек. В правой руке шаман держал посох, на котором сверху был присобачен череп какого-то некрупного животного, возможно — песца. Под мышкой у него был зажат бубен.

При взгляде на бубен нас с Лешкой, да и бойцов разобрал дикий ржач. Мы изо всех сил давились смехом, пытаясь не расхохотаться, обидев тем самым шамана. Тот из деликатности дал нам полминуты, чтобы мы справились с эмоциями, после чего уселся и принялся рассказывать. В моем изложении, опуская все непременные воззвания к богам, старейшинам и предкам, эта легенда выглядит примерно так:

«…Давным-давно, много-много зим назад, в этих краях стоял не один поселок, а целых четыре селения: два на одном берегу реки и два на другом. Их жители относились к разным ветвям одного и того же рода, что не мешало им враждовать между собой. Впрочем, до открытых столкновений дело не доходило, мудрые старейшины, понимая, к чему это может привести, всеми силами старались не допустить междоусобицы.

Это шаткое равновесие продолжалось ровно до той поры, пока не пролилась первая кровь. Повздорила горячая молодежь, забыла про заветы старших да схватилась за ножи. В той драке погиб единственный сын шамана одного из селений. Беременная жена погибшего, узнав о трагедии, умерла преждевременными родами. Ее ребенок тоже не выжил.

По такому случаю был созван совет старейшин, который запретил мстить за смерть сына шамана. Нашлись свидетели, которые уверяли, что тот сам активно лез в драку, так что назвать его безвинно пострадавшим — погрешить против истины. Так ли это или нет, но старейшины сказали свое веское слово.

Обезумевший от горя отец, разом лишившийся всей семьи, решил пойти наперекор старейшинам. Обратившись к древнему запретному знанию, он призвал лютую Тварь, чтобы та покарала обидчиков. Но то ли он что-то напутал, то ли переоценил собственные возможности, да только первой жертвой Твари стал он сам. А затем началась кровавая жатва. Тварь, желающая лишь одного — убивать и убивать, — в короткий срок сократила население всех селений более чем наполовину. Оставшиеся в живых, забыв про распри перед лицом смертельной угрозы, решили объединиться и убить Тварь. У них не было другого выхода: либо погибнут вызвавшиеся на бой смельчаки, либо весь род. Бежать людям из селений было некуда, да и покидать землю предков они тоже не хотели. Становиться изгоями на чужбине — удел недостойных.

В той схватке полегло много славных воинов, но и Тварь не ушла от расправы. Ее труп оттащили на остров неподалеку и захоронили там, насыпав над ее телом высокий курган. Этот курган сохранился до сих пор. Остров объявили запретным. Шаманы сказали, что тот, кто потревожит или осквернит могилу Твари, поплатится за это: она может вернуться и отомстить тому, кто нарушил ее сон.

Совсем недавно, в марте, в поселок прибежали дети и рассказали, что курган выглядит так, словно из него кто-то выбрался наружу. Взрослые удивились, сходили посмотреть — да, действительно: кто-то разворошил курган, и теперь там посередине зияет огромная дыра. Особого значения происшествию никто не придал. Как-никак на дворе конец двадцатого века, а тут какие-то суеверия — смешно!

В начале апреля еще по снегу ушли из поселка и не вернулись двое молодых охотников. Розыски ничего не дали, а через несколько дней исчезли еще четверо. На сей раз искать пропавших поднялся весь поселок. К исходу дня удалось найти разрозненные останки двоих: одного парня из первой группы и одного — из второй. Тела были в ужасном состоянии, валялись вперемешку головы, руки, ноги, все вокруг было залито кровью. В поселке поползли упорные слухи, что Тварь вернулась и, согласно древнему пророчеству, мстит за свой нарушенный покой.

Милиция, обнаружив на телах следы огромных когтей, списала все на бешеного медведя-шатуна, забредшего с юга, либо на случайно попавшего на берег полярного медведя.

С той поры в поселке регулярно пропадают люди, в месяц примерно по два-три человека. Иногда их останки находят, иногда нет. Как правило, тела жертв растерзаны в клочья, а у тех немногих «счастливцев», кого нашли не в разрозненном состоянии, либо проломлены ударом когтистой лапы головы, либо перекушены шеи. Никаких следов Твари ни рядом с телами, ни просто в лесу не обнаружено — словно она и впрямь бесплотный дух.

Милиция, игнорируя полное отсутствие медвежьих следов рядом с жертвами, упорно придерживалась версии о диких зверях и никакой помощи поселку не оказывала. Люди, на глазах которых один за другим гибли их близкие, потихоньку впали в отчаяние…»