Иосиф Гольман - Не бойся, я рядом Страница 14

– А помогать тебе позволишь? Справляться с тревогами?

– Я сам со всем разберусь.

– Сам не разберешься. Весь фокус именно в этом: взять себя в руки – без посторонней помощи и медикаментов – невозможно. Нужен врач, нужна поддержка.

– Я завтра же пойду к врачу, – сказал Парамонов.

– А что… сегодня что-то произошло? – Все же у женщин – дьявольское чутье.

– Да так. Ничего особенного. – Потом вспомнил про ее рассказ и решил не темнить: – Попытался застрелиться, но даже этого не смог. Говорю же, неудачник.

– О господи! – взялась руками за лицо Ольга. – Тогда тем более тебе нельзя быть одному.

– Можно. Я же сказал: завтра иду к врачу.

Уже расстались, попрощавшись (ему – на другой троллейбус, ей – в метро), как Ольга вернулась, догнала.

– Олежек, ты мне точно обещаешь?

Она не сказала что, но и так было понятно.

– Абсолютно.

– А давай я это заберу, а?

– Оно и так в надежных руках. – Что-что, а понимать друг друга с полуслова они, похоже, научились.

– Ну, до завтра?

– До завтра.

Еще через полчаса Олег уже заходил в подъезд своего дома. Не то чтобы суперэлитного, но вполне солидного, отделанного красивым, охристого цвета, кирпичом монолита, со своей территорией и охраной.

Да, еще раз спасибо папе. На зарплату младшего редактора отдела науки апартамент в этом доме точно не купить.

В большой по площади, хоть и двухкомнатной, квартире Парамонов проделал тот же маршрут, что и Татьяна Ивановна Логинова: душ-спальня-койка.

Что ж, даже самые длинные дни в году когда-нибудь заканчиваются.

9

Парамонов, как и обещал двум женщинам сразу, докторше Логиновой и сослуживице Ольге, врачу на следующий день позвонил.

Но представился журналистом научно-популярного издания Академии наук. А что, не соврал же.

И попросил аудиенции.

Профессор Лазман согласился сразу.

А почему нет?

Как специалист, повидавший на своем веку тысячи больных, он точно знал: чем больше будет таких статей, больше доступной и понятной информации о душевных заболеваниях и методах их лечения, тем больше людей удастся вернуть к нормальной жизни, а то и из петли вынуть.

Ведь, черт возьми, какая штука получается: с огромным фурункулом или больным зубом никто дома отсиживаться не станет. Или с тем же аппендицитом. А с не менее опасной душевной болезнью будут прятаться от врача до конца, причем часто – в прямом, мрачном смысле этого слова.

Была и вторая причина, по которой профессор Лазман не отказал, несмотря на загрузку, позвонившему журналисту. Он в своей частной практике, приносившей хороший доход, на нехватку пациентов не жаловался. Однако в рыночных отношениях, субъектом каковых Марк Вениаминович, несомненно, являлся – не считая его деятельности в государственной клинике, – реклама, как известно, лишней не бывает. Тем более в таком уважаемом издании.

Встретиться договорились в клинике, куда Парамонов и приехал минута в минуту к оговоренному сроку. Олег никогда не опаздывал: отчасти потому, что был точным человеком и уважал своих собеседников, отчасти потому, что не имел автомобиля и, соответственно, пользовался метро, избегая тем самым ужасающих московских пробок.

От проходной, где все было лишь немногим строже, чем в обычной больнице – сейчас везде сидят охранники в форме, – его провела приветливая медсестра. Шли они через бесчисленные коридоры с бесчисленными дверями, закрываемыми одними и теми же, похожими на железнодорожные, гранеными ключами. Щелк-щелк, несколько шагов – и снова щелк-щелк.

Почему-то эти звуки неприятно напрягли Парамонова.

Олег даже смутился: девчонка-медсестра здорово была похожа на ту красотку, Валентину, с которой он в свое время больше года крутил любовь. Крутил в разных местах, своих квартир у молодежи в те годы, как правило, не было. Но среди тривиальных – лес, парк, общага – были и явные нестандарты.

Нестандарт, связанный с Валентиной, заключался в ее работе: она трудилась медсестрой в областной психбольнице на улице Восьмого марта. Там, где, как оказалось, лежала и худред их журнала Ольга.

Но, в отличие от Ольгиных, воспоминания Парамонова об этом учреждении были вполне симпатичными, разве что сильно сексуально окрашенными.

Потому что именно там, по выходным, на Валюшкиных дежурствах, можно было оттянуться бездомному студенту по полной программе.

Подруга проводила влюбленного парня по таким же длинным нескончаемым коридорам. И с такими же – запирающимися на ключ – дверями.

Пока не оказывались, если повезет, в пустой ординаторской, там был кожаный диван.

Если же дежурный врач был на своем месте или в опасной близости от него, то шли в бельевую комнату.

Там, конечно, кожаного дивана не было. Зато были мешки с чистым бельем, привезенным из прачечной. Поначалу Парамонов не нашел им применения, довольствуясь пустым, запертым на тот же «железнодорожный» ключ помещением и обществом молодой красивой подруги.

Валюшка стойко терпела акробатические этюды в положении «стоя». Но затем, как человек более опытный, показала Олегу и иные, гораздо более привлекательные возможности. Как раз связанные с вышеописанными мешками.

На них можно было неудобно лежать – сложив их на бок по три в ряд – либо, как наглядно продемонстрировала подруга, гораздо более удобно сидеть. При этом на набитый, но мягкий мешок усаживался юноша, а уж девушка, предварительно освободившись от ненужных в данном случае деталей туалета, садилась к нему лицом на его колени.

Единственный риск – вдвоем свалиться с неустойчивого мешка, что тоже было весело. Зато безопасность полная: врачи в бельевую никогда не заходили, а сестры всегда знали, когда комната занята.

Парамонов почему-то вспомнил, как его вдруг царапнула эта ее опытность. Он, конечно, понимал, что у девчонки – не первый. Но одно дело – понимать, другое – натыкаться на ощутимые доказательства этой самой «непервости».

А впрочем, все тогда было здорово.

Хотя нет.

Это сейчас Олегу кажется, что все тогда было здорово.

А он-то и в те времена уже имел тараканов в мозгу.

То боялся, что чего-нибудь подхватит постыдное.

То переживал, что девчонка залетит и будут проблемы.

То – когда любовь с его стороны давно прошла свой пик и надо было принимать неизбежные решения – вдруг вылезали нелепые опасения, что брошенная им Валюшка возьмет да и удавится с горя.