Дженет Таннер - Дочь роскоши Страница 14

Но, пожалуй, самым удивительным из всего этого было то, как бабушка вытянула из Джулиет про ее чувства к Сину.

– У тебя есть парень?

– Да. Я познакомилась с ним в колледже. Он на год старше меня, так что уже устроился на работу и вполне преуспевает. Наверное, мы объявим о помолвке, когда я вернусь домой, и в следующем году поженимся. – Джулиет была уверена, что не выказала перед Софией никаких сомнений, но голос бабки звучал серьезно:

– Ты очень молода.

– Не так уж и молода. Мне двадцать три. Несколько девочек, с кем я училась в школе, уже замужем и даже имеют детей.

– Да, предположим. Мне еще не было двадцати, когда я вышла замуж за твоего дедушку. Что ж, если ты вполне уверена, что любишь его. Это самое главное. – Ее сверкающий аметистовый взор чуть затуманился, она посмотрела Джулиет в глаза. – А ты уверена?

Джулиет почувствовала, что у нее нервно сжалось горло. Да, хотела сказать она, скорее оттого, что ей не хотелось обсуждать свои интимные чувства с кем бы то ни было, особенно с бабушкой, с которой только что познакомилась, чем оттого, что она верила в свою любовь, – но почему-то не смогла. У нее было странное чувство, что София заглядывает прямо ей в душу и видит сомнения, на которые сама она усердно пытается не обращать внимания.

– Джулиет! – прижала ее к стенке София. – Ты действительно любишь его?

У Джулиет прорезался голос:

– Конечно, люблю.

Пронзительный взгляд чуть дольше задержался на глазах Джулиет, а потом София кивнула.

– Тогда все в порядке. Если ты его любишь – все остальное не имеет значения.

Но Джулиет инстинктивно почувствовала, что бабка не полностью удовлетворилась, и подумала, сколько же времени ей понадобится, чтобы она снова вернулась к этой теме.

К комнате для гостей примыкала ванная. Джулиет умылась, почистила зубы и скользнула в холодные простыни. Она так устала – это был длинный день, да еще нарушение биоритма в связи с долгим перелетом (что она всегда отрицала), – все это сейчас навалилось на нее, так много вопросов! – подумала она в то время, как комната уплывала от нее прочь. Так много…

Она уже почти заснула, как вдруг ее осенила еще одна мысль. Если София так беспокоилась о ней, испытывала такой страстный интерес к своей одной-единственной внучке, почему она никогда не навестила ее? Австралия на другом конце света от Джерси, в их семье никогда не упоминались тайны прошлого, ведь родители предпочитали, чтобы их вообще не существовало. И тем не менее она не приезжала. Джулиет инстинктивно чувствовала, что между родителями и Софией существует какая-то бездна, о чем ей так и не было дано внятных разъяснений. Мысль эта будоражила ее сонное сознание. Но она слишком устала, чтобы сейчас думать о чем-либо. Кусочки этой головоломки кружились в ее голове, они были перемешаны, совершенно перепутаны. Потом они начали отодвигаться все дальше и дальше, и через несколько мгновений Джулиет спала.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Джулиет, дорогая моя, как это мило!

Катрин Картре работала в саду своего коттеджа, когда автомобиль, который Дебора наняла для Джулиет, подкатил к воротам и ее внучатая племянница вылезала из-за руля.

Катрин выпрямилась, натянув пониже широкополую соломенную шляпу на жесткие седые кудри. Это была маленькая круглая женщина, и по некоторым чертам ее можно было бы принять за сестру Софии, но в то же время они были совершенно разными. София была уравновешенна, а Катрин находилась в постоянном нервном возбуждении, София могла быть молчаливой и загадочной, а Катрин всю жизнь была болтливой. Те, кто знали их детьми, запомнили Катрин живой, хорошенькой, постоянно смеющейся девчушкой, не такой красивой, как София, но зато с более ярко выраженной индивидуальностью. Сейчас же она славилась своим чувством юмора и тем особенным злорадным удовольствием, которое она испытывала, когда произносила совершенно возмутительные вещи. Удивительно, но при всем этом Катрин никогда не выходила замуж. Вскоре после войны она уехала из Джерси в Англию, работала учительницей и провела всю жизнь, преподавая в школах в самых бедных районах Лондона.

Семья давно уже оставила все попытки понять, что ею двигало, и Катрин была сама себе законом. А потом, когда родственники решили, что она навсегда покинула Джерси, Катрин снова доказала, что они ошибаются. Когда год назад ей исполнилось шестьдесят, она ушла на пенсию, продала квартиру, в которой жила более тридцати лет, и вернулась на остров, на котором родилась. София предложила ей, чтобы она переехала в Ла Гранж – составить ей компанию, – она любила сестру, равно как и Дебору с Дэвидом, и ее привлекала мысль жить вместе с сестрой, особенно сейчас, когда у них была куча времени. Но Катрин отвергла предложение. Она объяснила, что слишком долго жила сама по себе и не сможет к кому-нибудь приспособиться, а поэтому купила себе очаровательный коттедж в самом центре острова. При всем своем нежелании жить с кем бы то ни было Катрин, однако, довольно часто виделась с родственниками. Она была одной из немногих, кто ладил с Вивьен, и частенько обедала с ней и Полем, по крайней мере раз в неделю, она была частым гостем и в Ла Гранже. Она пришла в восторг, увидев Джулиет, – она так настаивала на ее визите, и теперь спешила к воротам, чтобы поприветствовать ее, а заодно и предупредить:

– Лучше бы тебе не оставлять там машину. Дорога извилистая, довольно узкая. Я тебе открою ворота, и ты въедешь сюда, на площадку. А потом выпьем по чашке чая.

– Прошу прощения, но я не привыкла так ограничивать себя в пространстве, – извинялась Джулиет, ставя машину за авто Катрин на бетонированной стоянке.

Катрин повела ее в коттедж, походя сбросила шляпу на удобный мягкий кухонный стул и поставила на плиту чайник. Почти мгновенно кухню заполнил запах жженого сахара.

– Черт, – сказала Катрин, – я, наверное, опять что-то просыпала на эту горелку. Ну ладно, когда-нибудь это же прогорит?

Джулиет улыбнулась. В самом деле, Катрин не шла ни в какое сравнение с остальными родственниками. В Ла Гранже София нанимала экономку и еще женщину, ежедневно приходившую помогать по хозяйству, кроме того, садовника, а Вив, чей дом был маленьким и незатейливым, также имела прислугу, избавлявшую ее от обременительных домашних хлопот. Весь стиль их жизни укладывался в рамки нестеснительной роскоши, обеспеченной процветанием империи развлечений и отелей.

Построенных на один лад, невесело подумала Джулиет. Первое, что она сделала по приезде на Джерси, – осмотрела каждый из четырех отелей и получила должное впечатление от увиденного. Ванные в номерах-люкс были снабжены украшенными монограммами полотенцами и халатами, подогреваемой вешалкой для полотенец и специальными туалетными принадлежностями. Телевизоры в спальнях принимали, кроме обычных, любые спутниковые программы, в каждой комнате имелась консоль со стереоприемником, и все апартаменты без исключения имели хорошо укомплектованный мини-бар с холодильником. Но это было лишь началом той особенной заботы, которая обволакивала приезжих. С момента, как они переступали порог отеля, к ним относились как к почетным гостям. В любое время суток портье поднимали багаж в одном из огромных зеркальных лифтов, а регистраторы принимали заказы на утренние газеты, стирку или специальную диету. Спустя пять минут после прибытия постояльца в номер приносили чай (этот прием Бернар позаимствовал у гранд-отелей на Дальнем Востоке), а когда горничная стелила на ночь постели, она клала под подушку плитку шоколада или цветок.