Вера и Марина Воробей - Давай уйдем вместе Страница 14

P. S.

Знаешь, есть такая попсовая певица Катя Лель? Если бы мне потребовался псевдоним, я бы выбрала такой: Катя Ноль. А лучше даже не так! Катя Ошибка. Прикольно, правда?

12

В классе царила атмосфера всеобщего оживления и веселья. Впрочем, почему бы ни порадоваться в первый день последней четверти? Хотя в последний день последней четверти столь бурное проявление эмоций было бы куда более оправданно. Однако причина оживления, как оказалось позже, крылась в другом. Виной тому было письмо. Вчера, собравшись у Черепашки дома, ребята все-таки сочинили его, и теперь черновой вариант послания переходил из рук в руки, и каждый, кто хотел, вносил в него какие-то дополнения и поправки. Дошла очередь и до Кати Андреевой.

Она внимательно прочитала текст. В некоторых местах он показался ей слишком мягким. Например, вместо фразы: «Часто Ангелина Валентиновна ведет себя недопустимо грубо», Катя закрутила бы что-нибудь в таком духе: «Таких, как она, нельзя подпускать к школе на пушечный выстрел! Своим невежеством, ханжеством и тупой агрессией эта учительница травмирует детскую психику, нанося ей непоправимый ущерб». Но, придумав эту фразу, Каркуша не стала ничего исправлять и молча передала письмо Свете Тополян, которая тоже не участвовала в составлении жалобы на Люстру и на общий сбор по каким-то причинам не явилась.

После уроков решено было остаться, переписать письмо набело и поставить под ним подписи всего класса.

– Какая-то ты сегодня хмурая, – заметила Черепашка, когда Катя, поставив внизу свою подпись, передавала ей письмо.

– Да нет, все нормально, – отмахнулась Каркуша.

Меньше всего ей хотелось вступать сейчас в какие-то разговоры, хотя к Люсе Черепахиной она всегда относилась с симпатией.

– Небось съела вчера какую-нибудь гадость, и ее теперь пучит! – попытался сострить Фишкин, но шутки его никто не оценил. В результате бедняге пришлось хихикать в одиночестве.

Перед первым уроком Фишкин демонстративно пересел на последнюю парту. Впрочем, Каркуша и сама бы это сделала (не сидеть же с ним за одной партой после того, что случилось!), но и тут Фишкин сумел ее опередить.

– Вы что, поссорились? – бесцеремонно поинтересовался Ермолаев, обращаясь к Фишкину.

– С кем? – надменно скривился Фишкин. – С этой, что ли? Много чести ей будет! Просто она мешает мне овладевать знаниями. – Это была еще одна попытка сострить. Но и она провалилась, не вызвав у одноклассников даже улыбки.

– Ладно, – перевел разговор на другую тему Володя Надыкто. – Теперь надо решить, кто понесет письмо директору.

Каркуша молчала. Теперь ей даже странно было вспоминать, что еще вчера она хотела добровольно возложить на себя эту миссию.

– Желающих нет? – Надыкто обвел одноклассников выжидательным взглядом. – Тогда будем тянуть жребий.

Возня с закрученными в трубочку бумажками тянулась минут двадцать, не меньше. Кто-то говорил, что надо плотнее скручивать, иначе якобы можно подсмотреть. Кого-то не устраивал тот факт, что трубочки получились разной длины. Стали делать новые.

Наблюдая за одноклассниками, Каркуша откровенно томилась и мечтала об одном: скорей бы оказаться дома. Почему-то Катя была уверена: Варя ответила ей, и в почтовом ящике уже лежит ее письмо. Все проблемы, включая и жалобу на Люстру, были ей сейчас настолько безразличны, что девушка даже удивлялась этому: «А ведь еще вчера я жалела, что не пошла к Черепашке… Вчера мне казалось, что мое присутствие там просто необходимо. Почему же сегодня вся эта суета вызывает у меня одно лишь раздражение?»

– Теперь ты! – Надыкто протянул к Кате руку.

На дне черной вязаной шапочки Гали Снегиревой белели закрученные в трубочку бумажки. На одной из них был нарисован крестик.

«Вот точно сейчас по закону подлости вытяну именно эту бумажку!» – с досадой подумала Каркуша, потянувшись к шапочке. К счастью, ей достался чистый клочок бумаги. Крестик вытянула тихоня Наумлинская. Конечно, на эту роль Ира подходила меньше всех. Но жребий есть жребий, и после недолгих споров решено было оставить все как есть.

Наумлинская со вздохом сложила письмо пополам и сунула его в учебник истории.

– А когда лучше к директору идти, как вы думаете? – спросил Ермолаев, обращаясь ко всем сразу.

– Перед уроками, мне кажется, не стоит, – сказала Луиза Геранмае. – По утрам Виктор Степанович бывает похож на грозовую тучу. – Я бы пошла на большой перемене.

– Точно! – поддержал ее Володя Надыкто. – У нас как раз третий урок литература, классно получится, если дирик придет с разборками прямо на урок.

– Да ну… – с сомнением протянул Ермолаев. – Вряд ли он так оперативно отреагирует.

– А я уверен, что именно так и будет! – принялся вдруг отстаивать свою точку зрения Надыкто.

– Хватит спорить, – вмешалась Галя Снегирева. – Вот завтра все и увидим.

Бросив рюкзак в прихожей, Каркуша, не разуваясь, направилась в свою комнату. Как правило, днем она входила в Интернет с первой же попытки. На этот раз пришлось подождать. Связь никак не желала устанавливаться, и количество попыток уже дошло до пятнадцати.

– Да что за черт! – выругалась вслух Каркуша. – Вот всегда так! Когда надо, фиг ты войдешь в этот долбаный Интернет.

Наконец удача улыбнулась девушке, и с замиранием сердца она прочитала желанную надпись: «Поздравляю, Вы в сети Интернет!»

Но дальше девушку ожидало разочарование. И оно было поистине огромным. Почтовый ящик снова оказался пустым, если не считать трех рекламных писем, обещающих прибыльную работу, и одного предложения купить дешевый мобильный телефон.

«Раскатала губу! И с какой такой стати я вбила себе в голову, что Варя обязательно пришлет ответ? – последними словами ругала себя Каркуша. – Да она уже наверняка и думать обо мне забыла! У нее таких знакомств в день по двадцать штук. Может, она и не прочитала еще мое письмо! Или вообще читать не собирается. Это ведь личное дело каждого, что читать, а что удалять из почтового ящика не глядя».

Выключив компьютер, Каркуша, как была, не раздеваясь, рухнула на диван. Она заснула сразу. Словно провалилась в черную дыру и проснулась, когда на улице уже совсем стемнело. То ли этот звонок ее разбудил, то ли телефон зазвонил уже после того, как девушка открыла глаза.

«Странно, уже темно, а дома никого нет», – подумала Каркуша, считая про себя звонки. – А может, спят? Вдруг сейчас уже глубокая ночь?»

Телефон смолк в ту самую секунду, когда на него легла Катина рука. На всякий случай девушка поднесла трубку к уху, но услышала лишь назойливый непрерывный гудок. «Опоздала, – без всякого сожаления подумала Каркуша. – Ну и ладно».