Биверли Бирн - Огненные птицы Страница 14

Ей захотелось узнать побольше об этом Констебле, но где и как, она не знала. Мисс Демел лежала дома с гриппом, другая мисс, которая ее заменяла, была Лили незнакома. Ей пришлось подождать.

В ту ночь девочка не могла уснуть. Услышав, как часы в прихожей пробили один раз, поднялась с постели и спустилась вниз, в переднюю гостиную.

Лили постояла в темноте, отдаваясь чувству любви к этому дому и ощущая, как и дом отвечает ей тем же. Потом зажгла лампу, стоявшую на столике с мраморной столешницей, и потянула за шнурок, раздернувший тяжелые драпри, чтобы затенить свет и не допустить его отражения на блестящем паркете, который мог бы привлечь внимание матери, если той вздумается проснуться и странствовать по дому. После этого Лили обратила взор к картине.

Тринадцатилетней девочке мало что было известно об искусстве. Для нее оставалось загадкой, почему этому пейзажу отводилась особая роль. Картина изображала поле со стогом сена, деревья и некоторое количество людей. Лили она восхитила не какой-то особенной красотой, а вызываемыми ею ассоциациями. Этот Констебль был когда-то подарен Сэму и Аманде. И висел он на этом самом месте над камином с тех самых пор, как они вселились сюда. Он принадлежал этому дому. И ей.

Лили собралась выключить свет. Маленькая лампочка освещала часть стены, в то время как большая ее часть пребывала во мраке. Это обстоятельство заставило Лили по-иному взглянуть на обои. Узор их представлял собой розовые бутоны на бежевом фоне. Одной из особенностей этого дома было и то, что обои в этой передней гостиной никогда не менялись в течение вот уже почти целого столетия. Ирэн объясняла это тем, что этой комнатой редко пользовались. Все так, но и обоям давно бы уже следовало утратить свой первоначальный цвет.

Девочка продолжала рассматривать картину. Она висела на этих обоях с тех пор, как они были наклеены, следовательно, под ней покрытие стен должно было выглядеть таким же свежим и новеньким, каким было в ту пору…

Лили не могла удержаться от того, чтобы не убедиться в этом самой, она непременно должна была посмотреть.

Девочка придвинула один из бархатных стульев поближе к камину и вскарабкалась на него, чуть отодвинула картину, но не увидела то, что ей хотелось и того, что ожидала – она заслоняла собою свет. Что делать?

Лили, закусив губу, колебалась. А что если с картиной что-нибудь произойдет? А что, если она разобьет раму? И эта картина, такая ценная, пострадает?

Да нет, ничего не случится, она будет очень осторожна.

Картина оказалась тяжелее, чем ожидалось. Лили пришлось попыхтеть, прежде чем снять ее с крючка. И, осторожно опустив картину, она прислонила ее к спинке стула, а затем слезла с него. Девочка отступила на несколько шагов и внимательно посмотрела на открывшийся участок стены. Этот светлый прямоугольник обоев был настоящим откровением. Бутоны роз были ярко-красными, их стебли и листья сочно-зелеными. Фон, на котором они располагались, был насыщенного желто-белого цвета, очень походившего на цвет свежих сливок, а не того грязно-бежевого, который она видела перед собой на протяжении всей своей жизни. Сэм и Аманда выбрали для этого помещения яркие жизнерадостные цвета. Эта нижняя гостиная предназначалась для вечеров, доброго веселого времяпрепровождения и славных людей.

– Я должна сделать все как было… – прошептала девочка. – Когда я стану знаменитой и богатой, я тоже стану устраивать здесь вечера и обои эти будут такими же, как и тогда, когда Сэм и Аманда въезжали в этот дом. – Фраза эта звучала почти обрядово, как торжественное обещание, обращенное к призракам.

Лили посмотрела на полотно Констебля. Картина сейчас выглядела так же, как и на стене, и все еще не открыла девочке ничего особенного. Из-за закрытой двери послышался бой часов: они пробили два. Пришло время отправляться в постель.

Лили снова залезла на стул, схватилась за тяжелую багетовую раму и посмотрела на шнурок, на который вешали картину, чтобы определить правильную позицию. Она внезапно заметила небольшой бумажный сверточек, заткнутый между рамой и подогнутым лишним куском холста. Не колеблясь ни секунды, она протянула руку и достала его.

Повесив картину на место и спрыгнув на пол, она подошла поближе к свету, чтобы рассмотреть его. Очень осторожно она развернула многочисленные слои бумаги, и в руках у нее оказался небольшой конверт. Ощупав его, она убедилась, что внутри него что-то лежало. На самом же конверте никаких надписей не имелось. Она перевернула конверт – он был заклеен, а на клапане выцветшими чернилами было написано несколько слов, очень трудно различимых, но она все же разобрала: «Кордова. Испания. Дом…» Первой буквой была явно «М», но остального прочесть Лили не смогла. Чернила стерлись, смазались, будто, едва написав эти слова, конверт сложили вчетверо, не дожидаясь, пока они высохнут.

Разрывать конверт Лили не решилась, опасаясь повредить буквы. А чтобы вскрыть его не повредив, необходим был какой-нибудь инструмент. Пилка для ногтей вполне бы подошла. Ей и в голову не пришло, что прочтение этого послания могло как-нибудь потревожить дорогих ее сердцу призраков Аманды и Сэма. Лили была убеждена, что они бы ее поняли.

4

Лондон. 1970 год.

«А что ты здесь ожидала увидеть? – спрашивала себя Лили. Запряженные лошадьми коляски и трубочистов? Сейчас тысяча девятьсот семидесятый год. Диккенс давно умер, и да здравствуют «Битлз»!

Лили приехала в Англию по причине своего неумения рисовать. Ее мечта стать архитектором, ее отчаянье от мысли, что ее мать не сможет ее послать сюда, в колледж, ее восторг, когда она узнала, что деньги на ее учебу откладывались с незапамятных времен – Ирэн так и не сообщила ей, кем именно – но Лили была убеждена, что ее отцом, который погиб. Так вот от всех этих восторгов теперь и следа не осталось. В конце своего первого года обучения дома у Лили были весьма посредственные оценки, и в итоге она провалилась на всех экзаменах по искусству.

– У меня в голове масса интереснейших идей, – говорила она своей матери. – Но архитектор должен воплощать эти идеи на бумаге, чтобы другие люди смогли их увидеть и осуществить. Я не в состоянии это сделать.

– А ты толстеешь, – заметила Ирэн.

Лили с полуслова поняла ее. Дело было в том, что когда у Лили случались неприятности, она постоянно что-нибудь ела. И, как следствие, прибавляла в весе, что, в свою очередь, говорило Ирэн о состоянии дел ее дочери лучше всяких словесных объяснений.

Ирэн предложила Лили сменить будущую специальность. Вместо этого Лили решила изменить свою жизнь.

– Я хочу в Европу, – в один прекрасный день заявила она. Время было летнее, они сидели за обедом в столовой их дома на Вудс-роуд и блики вечернего солнца прорывались через клюквенно-красное окно эркера.