Девушка лучшего друга (СИ) - Гранд Алекса Страница 14

– Все нормально, Тим, – отвечает она, на удивление беспечно, и устраивает ладони у меня на груди. – Хотела бы – сама б рассказала или запостила наше селфи в инсту.

Расставив для себя точки над и, мы неторопливо одеваемся в тесной квадратной гардеробной и выскальзываем на улицу, по-прежнему держась за руки. Находим скромную Славкину машинку, неизвестно как затесавшуюся среди дорогих монстров, и замираем у двери, переключая внимание на несущегося к нам Шилова, которому, судя по всему не холодно в одной рубашке.

– Ну, ты и ублюдок, Громов! Усыпил мою бдительность и воткнул нож в спину!

Кирилл брызжет слюной и едва не бросается на меня с кулаками, мечтая втоптать мою вероломную персону в мерзлый снег, и вот сейчас меня замыкает.

Я спокойный адекватный человек, но любому, даже самому ангельскому (а оно у меня не такое) терпению приходит конец.

– Слушай сюда! – я хватаю товарища за грудки и несколько раз встряхиваю. – У вас со Славой ничего никогда не было. Она тебе ничего не обещала. А я виноват перед тобой только в том, что тянул с разговором. Так, может, прекратишь строить из себя преданного и обманутого?

– Вы все равно не будете вместе! – кричит Шилов и, крутнувшись на пятках, возвращается в ресторан.

Мне же становится его жаль, потому что в этот момент он очень и очень напоминает маленького ребенка, у которого отобрали игрушку.

Глава 14

Слава

С пресловутой вечеринки в честь дня рождения Кирилла прошло уже двадцать четыре часа, а чатка до сих пор не перестает гудеть. Меня пытаются зацепить не только Абашин с Паниной, но пишут и те ребята, кто не тревожил мою скромную персону с самого первого курса. Засыпают вопросами, требуют подробностей и пытаются урвать кусочек личной жизни, которая их не касается от слова «совсем».

Я же красноречиво молчу, то и дело смахивая с экрана оповещения, и игнорирую даже преданную мне Летову, не спеша посвящать ее во все детали творившейся вчера феерии.

Желание закрыться на пару недель в бункере и переждать там набирающий силу тайфун шкалит, и я затравленно смотрю на свое рассеянное отражение. В одной руке у которого строгая кремовая блузка, а в другой – серое кашемировое платье с высоким воротом. И понимаю, что устала что-либо изображать. Лепить из себя прилежную старосту, хорошую девочку и примерную дочь, коей я не являюсь.

– Пожалуй, вот это.

Мягкая ткань ярко-красного свитера приятно льнет к коже, черные драные джинсы с дырой на левом колене садятся, как влитые, а отложенная до лучших времен рубиновая помада прекрасно дополняет образ.

Разговор с мамой, судя по строгим ноткам в ее стальном голосе, заставившим поежиться даже через расстояние, предстоит не простой, и я хочу быть готовой к любому повороту. Не хочу мямлить, опускать глаза и молча глотать длиннющий список, начинающийся со слов-триггеров «надо» и «должна».

– Приходи сегодня в восемь, – мама звонит мне в свой обеденный перерыв, попутно раздает помощнику короткие ёмкие команды и резко отчитывает перепутавшую что-то секретаршу.

После чего отключается, не попрощавшись, и даже не спрашивает, нет ли у меня никаких планов. Отчего легкая горечь привычного разочарования оседает на небе.

Тем не менее, за пятнадцать минут до назначенного времени я захожу в кабину лифта и трясу головой, отгоняя сонм грустных мыслей. Я отстраненно приветствую соседа из квартиры напротив и опускаюсь на корточки перед пушистой лайкой с нереальными голубыми глазами. Я чешу за ухом у добродушной зверюги и в глубине души отчаянно ей завидую, потому что через пять минут она будет скакать по сугробам с заливистым лаем, а я, скорее всего, буду вкушать все прелести родительских наставлений.

Выскочив из подъезда, я быстро преодолеваю несколько кварталов и воровато прикладываю брелок к магниту, оглядываясь по сторонам. Потому что встретить предков Шилова, обитающих в одном жилом комплексе с родителями, мне не улыбается.

Поднявшись на нужный этаж без приключений, я неуверенно давлю на кнопку дверного звонка. Чтобы спустя три трели и двенадцать ударов собственного сердца оказаться в теплых объятьях отца.

– Привет, па!

Этот высокий стройный мужчина с серебристыми нитями в темно-каштановых волосах устало улыбается и понимающе гладит меня по спине, пока я смыкаю руки вокруг его талии и утыкаюсь носом в бежевый джемпер, который пахнет мятой и хвоей. И невольно возвращаюсь в далекое детство, когда все невзгоды и обиды исчезали без следа, стоило папе появиться на горизонте.

– Как на работе? – я размыкаю объятья, чтобы скинуть ботинки на толстой подошве, и внимательно изучаю папины серо-стальные глаза с прорезавшейся сеткой мелких морщин в их уголках.

– Сроки горят, финансирование задерживают, а люди... такие люди.

Растрепав длинными музыкальными пальцами мою незамысловатую прическу, отец тянет меня за собой, и я понимаю, что передышка закончена.

– Привет, мам.

Кухня у нас большая, ослепительно-белая и стерильная. На итальянской плитке ни капли жира, блендер не трогали со дня приобретения, а кухонный комбайн пылится в углу. Мама перестала готовить с тех пор, как ударилась в бизнес, и сегодня на столе одна ресторанная еда. Паста с морепродуктами в сливочном соусе, теплый салат с баклажанами и гранатом, еще какие-то мясные рулетики. А вот я бы не отказалась от тарелки простого домашнего борща.

– Здравствуй, дочь.

Мама указывает жестом на свободный стул напротив нее и морщит аккуратный вздернутый нос, как будто страдает мигренью или хочет как можно быстрее решить тревожащий ее вопрос.

– Тимур Громов. Что у тебя с этим мальчиком, Станислава?

Ее голос звучит пренебрежительно, отчего я внутренне ощетиниваюсь и готовлюсь защищаться.

– Мы встречаемся.

– Это недопустимо! Он испортил день рождения Кириллу, нам было так стыдно перед Шиловыми...

Мама говорит что-то еще про дурное воспитание и безответственность, я же прикрываю веки и, посчитав про себя до десяти, набираю в легкие воздух. Три, два, один...

– Мам, а тебя не смущает, что Кирилл САМ устроил отвратительную истерику, САМ опрокинул шампанское и САМ выбил у официанта из рук торт?

На минуту между нами простирается звенящая тишина, меня препарируют строгим вдумчивым взглядом и, длинно выдохнув, начинают тихо вкрадчиво объяснять.

– Стася, милая, этот мальчик тебе не пара. У него семья неблагополучные, родители разводятся, плохой пример перед глазами. В конце концов, сколько вы знакомы?

– Меньше месяца...

– Вот видишь. А Кирилл...

– Да что Кирилл, мама? Свет клином на нем сошелся?!

Все-таки взрываюсь, хоть обещала себе спокойно выслушать все аргументы и не перебивать. Шумно соплю, отстукивая пальцами рваную мелодию по столу, и даже не смотрю на еду. Аппетита нет.

– Станислава, ты еще слишком молода. Нам с отцом с позиции опыта виднее.

За нашим спором я и не заметила, как папа поднялся из-за стола и ушел отвечать на звонок. И я отчаянно, до подкатывающей к горлу тошноты хочу последовать его примеру.

Интересно, она когда-нибудь перестанет подгонять людей под выстроенный ею шаблон?

– Я, пожалуй, домой.

Слова срываются с языка быстрее, чем я успеваю придумать достойную отмазку. Мама на миг даже откладывает в сторону вилку с ножом и явно хочет сказать что-то поучительное и весомое. Но в последний момент замолкает, пожимая плечами и возвращаясь к баклажановому салату.

Из-за двери в кабинет отца доносятся фразы на повышенных тонах, и я не решаюсь тревожить папу, тихо выскальзывая в коридор. Мысленно ставлю галочку в чек-листе напротив строки «семейный ужин» и мчу к своей квартире, где мне легко и уютно.

Приближаясь к подъезду, выхватываю взглядом из полумрака знакомую фигуру, забравшуюся на лавку вместе с ногами. И сердце судорожно замирает от неясного предвкушения.

– Ты не брала трубку.

Внешне Тимур спокоен, как море в абсолютный штиль. И только по пальцам, мнущим какой-то кусок картона, можно предположить, что он немного взволнован.