Екатерина Вильмонт - Девственная селедка Страница 14

– О!

– Но в общем-то мы говорили о тебе. Папа… он говорил, как любит тебя всю жизнь…

– Я знаю…

– И что ты тоже любишь его… Мама, ты только меня сейчас не перебивай, мне и так трудно…

Она молча кивнула.

– Он рассказал, как встретил тебя… И еще много всего… И чего тебе стоило мое появление на свет и вообще… А потом вдруг говорит: «Знаешь, сын, я самый счастливый мужик на свете. Но я прошу тебя, когда я умру…» Я, конечно, начал вопить, что он еще молодой и здоровенный, а он сказал: «Я вовсе не собираюсь помирать, но такой разговор может еще долго у нас не случиться, просто жизнь закрутит, а я хочу, чтобы ты знал: когда я умру, мама будет еще молодой и красивой. Она будет горевать, будет всех мужчин сравнивать со мной, и в результате останется одна. А это неправильно. Ты дай ей погоревать, а потом… потом объясни ей, что нельзя тратить время на тоску по ушедшему. Я хочу, чтобы она устроила свою жизнь… Чтобы встречалась с мужчинами… скажи, что я благословляю ее на это… что она ничуть не оскорбит мою память, если станет жить полной жизнью, понимаешь?» Ну, я понял, хоть и расстроился ужасно. Даже ревел втихаря. Я подумал, что он болен… Но он продолжал жить как и раньше… Да и вскрытие ничего такого не обнаружило, только острую сердечную недостаточность. Но он, видно, предчувствовал это. Вот и всё, мамочка, что я хотел тебе сказать.

Прекрасные глаза Лали были полны слез.

– Петька, признайся, почему ты именно сейчас завел этот разговор?

– Мне показалось, что настал момент… И еще, мам, хватит носить траур.

– Это не траур… Просто я люблю черный цвет…

– Значит, хватит носить черный цвет. Тебе безумно идет бирюзовый, купи себе хоть бирюзовую майку, что ли… Для разнообразия. И еще… Я знаешь почему заговорил… Этот твой сосед, из Москвы, он клевый дядька, и он от тебя без ума…

– Петька, но это же чушь… Просто я ему приглянулась на курорте. А он, мне, кстати, нисколько. К тому же мы живем в Германии, он в России… Да и вообще, наивно думать, что ты рассказал мне про разговор с папой и я сразу же прыгну в постель к первому встречному… Наоборот, милый ты мой, я еще больше буду любить твоего отца и тосковать по нему. Никто и никогда не будет любить меня так как он… Тогда зачем?

– Прости, мама, я дурак! Слишком поторопился… Не надо было пока говорить об этом… Папа, наверное, имел в виду другое… Если бы ты встретила кого-то, но боялась бы оскорбить память отца… Прости, прости!

– Да ничего страшного… Просто немножко глупо в такой ситуации… – горько улыбнулась она. – Но это простительно в твоем возрасте.

Она обняла сына, поцеловала.

– А все-таки хорошо, что ты мне это рассказал. Это значит, что ты сын своего отца. И в моей нынешней жизни это, наверное, главное. Ну все, хватит пафоса, мы в конце концов на курорте, тут пафос как-то неуместен. Беги, купайся, играй в пинг-понг, занимайся своими делами. А я обещаю больше не плакать. И благодарить судьбу за то, что у меня был такой муж и есть такой сын. Вот, я опять сбилась на пафос. Короче, катись отсюда.

– А ты?

– Я не пропаду.

– Может, пойдем обедать к Керкире?

– Иди один, я даже думать о еде сейчас не могу. А хочешь, возьми машину, поезжай куда-нибудь.

– Да нет, я схожу пообедаю, вернусь и мы с тобой сыграем в пинг-понг. Тут хорошие столы.

– Если не будет ветра.

– Ладно, если не будет ветра.

В десяти минутах ходьбы от отеля, у самой дороги находился маленький ресторанчик «Керкира».

Поначалу все приезжие думали, что он назван так в честь столицы острова, но на самом деле Керкирой звали хозяйку, добродушнейшую крашеную перекисью женщину лет сорока пяти. У нее всегда было вкусно, уютно и очень недорого, а потому немногочисленные столики никогда не пустовали. Петя был в восторге от тамошней еды, особенно ему нравился белый хлеб, который хозяйка ставила на стол горячим. От хлеба шел такой аромат, что кружилась голова и текли слюнки. Петя уже заранее предвкушал, как намажет маслом ломтик. Но как назло все столики были заняты.

– Петя! – окликнул его кто-то.

– Здрасьте, Родион Николаич! Вы один? К вам можно?

– Конечно, садись. Очень рад, одному обедать тоскливо.

– Спасибо. А где же ваши друзья?

– Поехали в город, а мне неохота. Они будут таскаться по магазинам. Я бы им только мешал. А где же твоя мама?

– У мамы нет аппетита.

– Твоя мама удивительно красивая женщина.

– Да. Это правда, – с гордостью отозвался Петя.

Оба смущенно замолчали.

Первым преодолел смущение Родион Николаевич.

– Петя, скажи, вы живете в Германии?

– Да. Я в Германии родился.

– Однако отлично говоришь по-русски.

– Да, отец настаивал, чтобы я дома всегда говорил по-русски.

– А ты был в России?

– Нет, ни разу, хотя очень хотел. Но отец говорил: вырастешь, поедешь сам.

– Разве ты еще не вырос? – улыбнулся Родион Николаевич. – Приезжай в Москву, знаешь, какие у нас девушки? Нигде больше таких нет.

– Да, наверное, если судить по маме…

– Петя, а твой отец русский?

– Наполовину, а наполовину немец, но родился и вырос в России.

– А ты учишься?

– Да, в техническом университете.

– И кем собираешься быть?

– Собираюсь строить мосты, как отец.

– О, серьезная профессия.

– А вы кто по специальности?

– Я журналист. А мама? Мама тоже из России? И тоже давно не была там?

– Да…

– Петя, ты не удивляйся, что я спрашиваю… Мне… мне ужасно нравится твоя мама…

– А я заметил, – широко улыбнулся Петя.

– Тебе это неприятно?

– Наоборот. Мама осталась одна, ей плохо. Знаете, каких трудов мне стоило вытащить ее сюда… Она любит теплое море… Они с отцом при первой же возможности уезжали куда-нибудь к теплому морю… Родион Николаевич, это вы подарили маме розу в вазочке?

– Я, – покраснел вдруг Родион.

Хороший мужик, подумал Петя.

1987 год

Платон ворвался в квартиру веселый, заросший бородой, загорелый.

– Мама! Мамочка, я вернулся!

– Ох, Тоник, какой ты красивый!

– Мам, я голодный, как сто волков!

– Ступай в душ и приходи на кухню.

Через десять минут он уже уплетал приготовленный матерью завтрак, весело сверкая глазами. Мать сидела напротив, подперев рукой щеку, и с грустью глядела на своего любимчика. У него вдруг кусок застрял в горле.

– Мама, что-то случилось? С отцом?

– Нет-нет, с нами все в порядке… Тоник, я хочу сразу тебе сказать… Чтобы… Одним словом, на днях приходила Ева…

– Ева? Приходила к тебе? Она что, залетела? – вдруг испугался он.

– Нет, Бог миловал.

– У нее что-то стряслось?

– Тоник, ты можешь выслушать, не перебивая?

– Слушаю, мама.

– Тоничек, она сказала, что… Что у вас ничего не получится… Что она… Что у нее другой…