Свет твоих глаз (СИ) - Айрон Мира Страница 14

— А потом? — Гурский внимательно смотрел на Михаила. Смотрел как-то так, будто ответ Мельникова для него очень важен. — А потом и сомневаться перестал?

— Именно, — ответил Михаил, убрал трудовую книжку обратно в карман рубашки и достал комсомольский билет.

Севостьянов пригласил секретаря, которая должна была вести протокол, и через десять минут всё было закончено. Михаил, попрощавшись, вышел из кабинета Севостьянова следом за секретарём.

— Мдааа, — задумчиво протянул Гурский, когда двустворчатые двери закрылись. — Такие кадры теряем! И как обычно, весь сыр-бор из-за баб.

— Вы сейчас о каких именно бабах, Виктор Наилевич?

— Обо всех, — вздохнул Гурский. — Особенно, о тех "п и сательницах" (Гурский сделал ударение на первый слог), что письма строчат во все инстанции, не уймутся никак.

— Но мы сделали то, что должны были сделать, Виктор Наилевич, так ведь? Приняли единствнно верное решение?

— А что, у нас был выбор? — усмехнулся Гурский.

Севостьянов вернулся к окну, снова встал, сложив руки на груди. Он был очень зол, и основной причиной злости стало то, что казавшийся лояльным, полностью ведомым и легко управляемым карьеристом Мельников не спасовал перед тем, перед чем пасовали практически все. Например, сам Севостьянов когда-то давно…

* * * * * * *

Развод Михаил и Людмила получили в один день, меньше, чем через неделю после посещения Михаилом Горкома. Перед этим Михаил каждый вечер приходил домой к родителям Люды, поскольку будущий переезд нуждался в обсуждении.

Евгений Савельевич и Тамара Ивановна не только полностью смирились с неизбежным, но даже начали привыкать к будушему зятю.

Люда мечтала переехать в Балаково, поближе к сестре, чтобы не жить совсем уж вдали от родных. Тем более, рабочие руки там были в то время очень нужны. Однако Михаил, который лучше ориентировался в системе ценностей, настаивал на переезде в другое место. Как раз в такое, где они не бросят тень на родных и близких.

В итоге Михаил оказался прав, потому что ни сестра Люды Татьяна, ни её муж Ильгиз не выразили энтузиазма по поводу возможного приезда Людмилы, Михаила и Юли.

В Калининской области жил и работал армейский друг Михаила, который, не испугавшись проблем, взялся помочь с пропиской и даже с жильём.

В конце июля Михаил, Людмила и Юля покинули город, в котором все они родились и жили с рождения. У родителей Валерия, друга Михаила, был небольшой неблагоустроенный дом; там и остановились новоявленные жители Калининской области.

Работа нужна была сразу, так как накоплений у Михаила и Людмилы не было, а Вера уже успела подать на алименты. Людмила подавать на алименты не стала, поскольку Анатолий так и не изъявил желания повидать дочь хотя бы перед отъездом. Михаил полностью поддержал решение Люды.

Правда, бывшая свекровь Люды, которая не боялась гнева собственного сына, поддерживала постоянную связь с внучкой, и в будущем, когда Люда, Михаил и Юля более-менее устроились, даже несколько раз приезжала навещать Юлю.

Сначала Михаил устроился рабочим на пилораму, а Люда — няней в детский сад. В этом же детском саду дали место Юле. В конце сентября Михаил и Людмила поженились. После регистрации собрались у родителей Валерия, накрыли стол и тихо отметили событие, ставшее самым важным в жизни Михаила и Люды: рождение семьи Мельниковых.

Несмотря на то, что анонимки очень быстро пришли и руководству детского сада, в котором теперь работала Людмила Мельникова, и в Районо, после ноябрьских праздников Люду перевели в воспитатели.

Начальству, особенно, высокому, было не до того: почти сразу после широкого празднования шестидесятипятилетия Октябрьской революции страну постигла огромная утрата — не стало Генерального секретаря. Ушла эпоха.

Почти в это же время Михаила приняли мастером на мебельную фабрику, и семье Мельниковых выделили комнату в общежитии. Жизнь потихоньку налаживалась, и даже Людмила, которая тяжелее всех переживала переезд, привыкла к новому месту жительства. Главное, что самые любимые и близкие люди были рядом, и все были здоровы, а остальное… Остальное — мелочи.

Михаилу было сложнее, поскольку на нём и ответственности лежало больше, и Свету он теперь видеть не мог. Вера не давала дочери общаться даже с бабушкой и дедом, родителями Михаила. Подключила все рычаги воздействия, доказывая, что общение с родственниками предателя и изменника пагубно отражается на психическом здоровье Светы.

А Зинаида Дмитриевна Вековшинина всячески Вере помогала, не забывая закидывать анонимками инстанции по новому месту жительства Михаила и Людмилы.

Так прошло больше года. Но в один из хмурых октябрьских дней 1983 года в жизнь семьи Мельниковых опять ворвались перемены…

* * * * * * *

В один из вечеров в начале октября Люда и Юлька пришли из детского сада намного позднее, чем обычно. Михаил уже вернулся с работы и успел разогреть ужин, но потом ужин снова остыл.

Одному есть не хотелось, хотя раньше, в прежней жизни, это было для Михаила в порядке вещей. В прежней жизни, будучи председателем комитета комсомола целого завода, Михаил часто задерживался на работе, и Вера никогда не ждала его, чтобы поужинать вместе.

За прошедший год Михаил привык совсем к другому, и теперь даже представить себе не мог: как это — сесть и поужинать в одиночестве. Ужинали всегда втроём. А в выходные вместе и завтракали, и обедали, и ужинали. Даже когда Михаил работал на пилораме и возвращался порой очень поздно, Люда кормила Юльку раньше, а сама всегда ждала мужа, чтобы составить ему компанию.

А ещё собирала ему с собой на пилораму обед каждое утро. Даже сейчас, когда Михаил работал на фабрике, где была неплохая столовая, Люда умудрялась положить ему утром с собой пирожки, оладьи или бутерброды.

Пирожки, которые готовила жена, — это вообще отдельная тема, шедевр. Даже в такие моменты, когда с деньгами было совсем туго, Люда умела приготовить вкуснятину практически из ничего. А ещё она так, как никто больше, умела создавать уют.

Михаил, которого с детства воспитывали в спартанских условиях, да и после никто особым вниманием не окружал, очень быстро привык к теплоте и заботе Людмилы.

Даже жизнь в общежитии не казалась рядом с Людой какой-то бытовой неустроенностью. Михаилу всегда хотелось домой, хоть этот дом и находился теперь в тесной комнате общежития блочного типа.

Когда раньше они жили в общежитии с Верой и маленькой Светланкой, Вера буквально изводила Михаила постоянными жалобами, прочно обосновавшись в позиции жертвы. А уж что было, когда он уступил ордер Анатолию Долгих…

Теперь Анатолий живёт в той самой квартире с новой женой, — привёл девчонку, приехавшую из деревни, совсем молодую. Бывшая свекровь Люды как-то написала об этом в письме.

Люда только плечами пожала, прочитав, и сказала: "Пусть будет счастлив". Михаил, притаившись, ждал от жены какого-нибудь упрёка или жалобы — ведь они-то теперь живут в общаге, вдали от родных. Но Люда больше ничего не сказала и вообще перевела разговор на другую тему. Об Анатолии и его житье-бытье не было сказано ни слова, — ни в этот раз, ни после.

…Стрелки часов приближались к восьми, на улице уже стемнело, и стало бесполезно выглядывать в окно — всё равно ничего не видно. Где же они? Михаил хотел было пойти в сторону детского сада, но засомневался: а вдруг его девчонки зашли в магазин, и он с ними разминется?

Пока думал, в замке общей двери повернулся ключ, раздались родные голоса, и в комнату вошли весёлые Люда и Юлька.

— Ну наконец-то! Где вас носит? — Михаил очень хотел выглядеть строгим, даже сердитым, но от облегчения и радости ничего со строгостью и сердитостью не получилось.

— Мы в больницу ходили, дядь Миша, — бойко сообщила Юлька, снимая резиновые сапоги.

Люда молчала, кусая губу. Ей, конечно, очень хотелось попросить дочку, чтобы та молчала об их походе в женскую консультацию. Хотелось сделать сюрприз Мише, сообщить мужу обо всём с глазу на глаз. Но она с детства приучала Юлю никогда не лгать и ничего не утаивать, потому о молчании и скрытничестве не могло быть и речи.