Чертовка для безопасника (СИ) - Зайцева Мария Страница 14

К тому же – небо светлое, непривычное, тягостное такое.

На севере весна – это белые ночи. Ещё сумерки радовали мои южные глаза, но насколько в курсе, летом здесь солнце не заходит вовсе, и перепутать день с ночью немудрено.

Пятиэтажки, выглядящие, как декорации к хоррор-фильму, минуем, остаются позади, мы подходим к гаражам.

Все еще хуже, чем я предполагала… Начинаю тоскливо оглядываться на пятиэтажки… Может, там не так уж и плохо?

Хочется возразить, завопить от всей души, но, верная своим принципам, молчу. Только пялюсь злобно на своего спутника. А ему, судя по всему, плевать на мое недовольство и молчаливый протест!

Немного попетляв в лабиринте старых гаражей, подходим к низким железным воротам, с которых давным-давно , еще , должно быть, в советские времена, сошла краска. Кирилл достает длинный ключ, вставляет в замок.

Створки жалобно и невероятно громко скрипят, а я заглядываю внутрь...

И не выдерживаю, начинаю плакать. Нервы, все-таки, не железные у меня!

— Нет, ну пожалуйста… Нет…

Но Кирилл оказывается совершенно глух к моим слезам и протестам.

А ржавой рухляди, производства середины прошлого века, вообще плевать на эмоции.

Да и, судя по древности раритета, он много чего повидал на своем веку. А уж эмоциональных барышень – до черта.

Древний мотоцикл, советской сборки.

Невероятно древний.

Возможно послевоенный, я такие только в кино видела раньше. Проржавевшее заднее крыло, потрёпанное кресло, напоминающие сиденье велосипеда. И номер советского образца. И коляска!

Ужас! Какой ужас! А, может, все-таки вернемся в пятиэтажкам?

Там, если подумать, даже уютно… Наверно…

— Вот это техника! — заворожённо шепчет мой провожатый. — Ручку газа до отказа, а тормоза придумали трусы.

Все. Смерть моя прямо тут и наступит.

И стоило ради такого тащить через весь город?

Кирилл лихо перекидывает ногу через мотоцикл, достает второй ключ из кармана и заводит эту ужасную технику. И она заводится, гадость такая! Заводится!

Мне в лицо пыхтит облаком выхлопного газа, и я, прикрыв нос ладонью, спешно отбегаю в сторону.

Кирилл выезжает из гаража, оставляет мотоцикл стоять и, кивком указав мне путь наружу, закрывает двери, ключ оставив внутри помещения.

— Садись, чертовка, прокачу! — с усмешкой приглашает он, снимая кепку. Наконец-то.

Под ней - белокурые волосы. Глаза блестят. В сумраке теряется их цвет.

Я дико устала, и все еще не могу сдержать всхлипов, глядя, как он достаёт из люльки какую-то ужасную лётчицкую дублёнку, и , сняв куртку, натягивает ее на себя.

Тарахтит жуткий мотоцикл, смеется надо мной мужчина.

— Отдохнёшь скоро, слышишь, ведьмочка, — он подходит, поднимает мою голову за подбородок и усмехается, внимательно разглядывая лицо. — Не реви. Хрен кто найдёт, обещаю.

Что мне остается в этой ситуации?

Только подчиниться.

Я с трудом понимаю, что он делает. Пальцами вытирает слёзы с моего лица. Почему-то это ощущается нежно. Натягивает на меня старый шлем, укутывает в свою куртку. Усаживает в ледяную люльку, и по шею укрывает брезентом, удушающе, до дурноты, воняющим кожей и бензином.

И мне начинает казаться, что это сон. Особенно, когда неожиданно согреваюсь. Его крутка, похоже, с новой системой подогрева. Так что скорее ногам теперь холоднее, чем телу. Я, как в корзинке, сижу в жуткой коляске, одна голова торчит.

И, когда Кирилл, напялив еще один шлем и страшные, доисторические на вид очки, дает по газам и выруливает в мерзлую, серую хмарь, я только устало прикрываю глаза, стараясь от всего отрешиться.

Дороги тут ужасные, меня трясет, подкидывает. И, наверно, хорошо, что ни крошки во рту уже сутки, иначе бы ничего в желудке удержать не удалось.

Смысла думать, за что мне эта пытка первобытная, нет. И остается только надеяться, что это все быстро завершится. Должно же…

Глаза не открываю, стараюсь немного размять замерзшие пальцы ног и устроиться поудобнее, насколько это возможно, конечно, учитывая ужас ситуации.

Тарахтение мотоцикла в какой-то момент превращается в монотонный гул на заднем плане.

Я ,неожиданно для себя даже, нахожу удобную позу, сворачиваясь калачиком на этом сиденье. Меня укачивает… Укачивает… И , в итоге, клонит в сон.

Глава 8

Глава 8

Прихожу в себя от далеких голосов и какого-то странного монотонного шума.

Приходится постараться, чтобы вспомнить, что к чему. Уснула я в мотоцикле, но когда открываю глаза, то шлема на мне нет, зато есть шапка-ушанка, натянутая на капюшон мужской куртки, от этого только щёки и нос чувствуют холод.

Открываю глаза и с оторопью осознаю, что мы плывём.

Натурально! Мимо пролетают берега с хвойным лесом. Деревья не особенно высокие, среди них встречаются седые скалы, поросшие яркими белыми и насыщенно-желтыми мхами. Ещё лежит снег, но места, выставленные на солнце, уже выглядят чистыми. Поблёскивают в лучах солнца ледяные дорожки на скалах.

Серо-зелёные оттенки мира, высокое северное небо. Промозглый ветерок, в котором перемешиваются весеннее тепло и дыхание Арктики. Я поворачиваюсь и понимаю, что мы не плывем!

Мы несемся по льду!

И стоит мотоцикл на палубе судна на воздушной подушке. Сама палуба занимает совсем мало места, большая часть катера крытая.

Я шевелюсь неуверенно и с трудом вылезаю из коляски. Ноги гудят. Вообще ощущение жуткое: меня словно жевали, жевали и выплюнули, предварительно переломав все кости.

Оглядываюсь, разминаясь неловко.

Катер оказывается большим, нёсется так быстро, что только пейзаж мелькает. Покачиваясь неуверенно, осматриваюсь по сторонам и направляюсь в сторону капитанского мостика.

Удивительно, но замерзшей себя не ощущаю, только лицо колет, но это мелочи.

Скрипит дверь, переступаю порог небольшого помещения.

Кирилл сидит у штурвала. Частично видно его плечо и ногу. В чёрном свитере и охотничьих штанах-карго. За его креслом располагаются ещё восемь мест и диванчик, у которого стоит стол.

А на нем…

На нём разложен походный набор из трёх термосов и свежей выпечки!

Не могу отвести взгляда от еды, аромат булок с корицей напоминает, насколько давно я не ела, и ноги сами несут вперед, а затем и подкашиваются. Приземляюсь прямо на мягкое сидение дивана.

Воспитание и приличия не позволяют накинуться на вкусно пахнующую еду. Поэтому я смотрю голодным взглядом на Кирилла, тот на меня в зеркало заднего вида.

Замечаю, что на сидениях лежат походные рюкзаки.

Он молчит. Я тоже.

Дурацкая игра, идиотская.

Он со мной играет, а я ощущаю себя загнанной в ловушку.

— Доброе утро, — все же решаю соблюсти приличия. Хоть кому-то надо.

— Доброе, — усмехается Кирилл.

И всё.

Ну и Бог с тобой.

Приличия соблюдены, с голоду умирать я не собираюсь.

И вообще… К черту церемонии.

Я снимаю шапку, стягиваю капюшон с головы, куртку не решаюсь, хотя в помещении, состоящим из одних стёкол, достаточно тепло.

— Можно мне угоститься? — спокойно уточняю я, и , не дожидаясь ответа, тяну руку к еде.

— Можно, в синем термосе чай.

Я быстро наливаю себе чёрный чай и беру в руки ароматную булочку, стараясь держать её салфеткой. Поход походом, но надо соблюдать хоть элементарные правила гигиены.

Только я рот открываю, чтобы откусить булку, как Кирилл решает, что время для разговора пришло:

— Марта, а что ты делала под дверью моей комнаты в той гостинице год назад?

Ясно. Он все же немного садист и специально меня отвлекал, зная наверняка, что я ужасно голодная.

Дезориентировал, бессовестный.

Ну ладно… будет тебе ответ.

В любом случае, скрывать я не собиралась эту историю. Да и поговорить требовалось, прояснить ситуацию до конца. Нам , все же, две недели вместе как-то сосуществовать нужно будет…