Трубадура - Дарья Волкова Страница 14

– Неужели снова… – осторожно начал Степан.

– Не! – отмахнулась Василиса. – Эту напасть я ему напрочь отбила. С работой с ума сходит, не вылезает из секции.

Подперев голову рукой, Степан слушал рассказ о том, как «сотона» Аркадий, – а «сотоной» у Василисы бывали под горячую руку все, но чаще всего сам Стёпа, – не давал ей житья и делал нервы. Слушал и вспоминал. Как Василиса своему зятю напасть отбивала, Стёпка помнил очень хорошо – так, словно это было вчера. А и многое, впрочем, другое тоже помнил отлично. Будто вчера, ага.

Греками были как раз предки в роду Василисы. Точнее, по линии ее мужа, деда Степана со стороны матери. И внешность Стёпка тоже от матери унаследовал. А она – от своего отца, того самого Константиноса Георгадиса, о котором Степан рассказывал Туре. Был Константинос хрестоматийным одесским портным, только не еврейским, а греческим. Юную Василису, уроженку станицы Копанской, в Одессу привели дела серьёзные, комсомольские. Она его за кудри полюбила, а он ее – за статность настоящей казачки. А уж потом судьба занесла их в Ейск. Как пели немного позже в одной популярной песне, «Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз». Так вот их домом на всю оставшуюся жизнь стал курортный азовский Ейск.

В семье поначалу не было детей. То есть дети были, два мальчика. Но оба недолго. Первый умер в полгода – после прививки. Второй родился мёртвым. И только потом появилась на свет Ларочка.

Василиса утверждала, что это всё «грецкая» кровь такая никудышная в дочери дала о себе знать. Да что угодно могла утверждать, потому что Константиноса к тому времени, когда Василиса ругала непутёвую дочь, уже лет семь как не было на этом свете. Он ушёл из жизни спустя год после рождения Стёпки. Хоронила его, как рассказывала Василиса, половина Ейска. Первый был мастер по мужскому костюму. Людей из парткома одевал. И жили поэтому неплохо, и образование дали Ларочке – в Москву поехала учиться, на искусствоведа, не просто так, птица высокого полёта. Да только, приехав после третьего курса на каникулы домой, пала эта птица жертвой белозубой улыбки, залихватского чуба и спортивной фигуры волейболиста местного клуба Аркаши Кузьменко. Да так пала основательно, что пришлось брать академический отпуск. Полугодовалый Стёпа был оставлен на попечение бабушки и отца, а мать уехала доучиваться в Москву. Образование получила, диплом искусствоведа в кармане, а потом, спустя еще пару лет, у нее родился второй сын.

Василиса осеняла себя крестом тайком и смахивала слезу – тоже тайком. Своих мальчишек вспоминала, стало быть. И растила внуков со всем пылом и широтой казачьей души. Не баловала, и ругалась, и кричала бывало – такой уж характер. Но души не чаяла в своих «сотонах».

Гром грянул, когда Стёпке исполнилось шесть, а Лёвке два. Был грандиозный скандал, Стёпа помнил. А вот Лёва, по малолетству – нет. Тонкая душевная организация искусствоведа Ларочки Кузьменко не выдержала жизни с мужем-тренером и двумя маленькими детьми.

– Я здесь погибаю, – рыдала она, красиво заламывая тонкие руки. – Я же здесь просто придаток к кастрюлям и пелёнкам. Я теряю квалификацию, Аркадий. Давай уедем в Москву, умоляю. Мне предлагают работу!

Работу, как уже потом позже выяснилось, предлагал будущий второй муж Ларочки. К нему она, в конце концов, и уехала. Чтобы жить в столице, работать по специальности и не быть привязанной к кастрюлям и пелёнкам.

Василиса дочь прокляла. И через порог плюнула ей под ноги. И даже сказала сакраментальную фразу, что дочери у нее больше нет – умерла Лариса, стало быть, для матери.

А вот внуки были. Их-то и пришлось тянуть на себе Василисе, потому что Аркадий запил. По-чёрному. Пить он не умел, поэтому быстро лишился работы. Потихоньку стали исчезать из дома приметы состоятельной жизни – предметы, нажитые еще при лучшем мужском портном города Ейска.

Зять пил, тёща свирепела, мальчишки притаились и старались по возможности отсиживаться на улице – благо, тёплый климат давал возможность пропадать почти сутками на море, лишь по темноте приходя грязными и голодными домой.

Два года это всё длилось. Два. А потом в один день… Стёпка так и не узнал, что послужило причиной, спусковым крючком, поводом, последней каплей. Видел лишь результат. По его детскому разумению – страшный результат. Терпение старой казачки лопнуло. И отходила она зятя, одной только скалкой отходила, но как! И «скорую» потом сама же вызвала, и показания потом в милиции дала, сопроводив их финальным «Убить бы гада за всё. Да рука не поднялась внуков сиротами оставить».

Сломанный нос Аркадию Кузьменко хирург исправил. Два сломанных ребра срослись. А сотрясение головного мозга средней степени тяжести дало неожиданный эффект. Не пил с того раза Аркадий. Даже по праздникам. И даже пиво.

Василису ходили в отделение милиции отстаивать всей улицей. И заявления писали, и на поруки взять обещали. В итоге замяли как-то дело. Но с тех самых пор главой их семьи, царицей и судьёй, была она – Василиса Карповна.

Степан, глядя в монитор, улыбнулся бабке.

– Я рад, что у вас всё в порядке.

– Да где же ж это в порядке, Степан? – возмутилась Василиса. А потом вздохнула. – Да ведь и правда – в порядке. Все живы и здоровы, а что еще надо? Только тут это, Стёпа…

Нерешительные интонации Стёпке решительно не понравились. Денег просить хочет? Так он даёт всегда без разговоров. Да и не нуждаются вроде – и отец, и Лёва работают. Получают немного по Степкиным меркам, но стараются лишний раз не просить – гордые. А у Василисы пенсия. Нет, не в деньгах дело. Так в чем же?

– Лариса звонила, – неохотно продолжила Василиса. – Про тебя спрашивала.

– Лёвка с ней говорил? – внутри всё подобралось в тугой холодный комок.

– Да, – короткий ответ Василисы сказал всё сам, лучше длинных слов.

С матерью Степан виделся после ее ухода лишь раз. Было ему тогда семнадцать лет. И всё ему тогда стало ясно.

Как-то в ноябре, дома в Ейске, Степан услышал раздражённые голоса в коридоре. Он вышел в коридор. На пороге стояла красивая и хрупкая женщина. Ему показалось, она совсем не изменилась.

– Мама…

Мать не пустила дочь на порог. Сказала, что ноги той в ее доме не будет. Стёпа накинул пальто, и они