Рождество в Хайленде - Саманта Янг Страница 14

Как же я ненавидел эту женщину. В этот момент я ненавидел ее всем сердцем.

— Итак, чтобы внести ясность: после твоей мольбы вернуть Майкла в твою жизнь, ты снова уходишь?

Она оттолкнулась от стола и умоляющим голосом сказала:

— Мы бы хотели видеть его на Рождество раз в два года.

— Нет.

Дина вздрогнула, как от удара.

— Что значит «нет»?

Кипя, я прошипел:

— Ты не можешь играть с моим сыном, как с чертовой игрушкой. Либо ты в игре, либо вне ее. Если уедешь в Лондон, больше ты Майкла не увидишь. Если, по достижении восемнадцати лет, он решит, что хочет, чтобы ты вернулась в его жизнь, это будет его выбор. Но сейчас мой выбор — защитить сына от эгоистичной матери.

В ее глазах блестели слезы.

— Я знала, что ты не поймешь.

— О, я понимаю, Дина. Я понимаю, что ты хочешь Майкла только на своих условиях, а детей так не воспитывают. Ты ужасная мать, и теперь я всегда буду напоминать себе об этом.

По ее щекам полились слезы.

— А если я скажу, что все-таки буду бороться за опеку?

Я фыркнул, больше не боясь этой угрозы.

— Если бы ты попыталась, я бы действительно проникся к тебе некоторой толикой уважения, но, во-первых, у меня такое ощущение, что твой муж не желает ребенка на постоянной основе. Во-вторых, я не думаю, что ты бы выдержала, сидя в зале суда, напоминаний о том, как бросила своего ребенка. И, в-третьих, благодаря моему отцу, у меня теперь больше денег, чем у Бога, и можешь поспорить на свою эгоистичную задницу, что я воспользуюсь каждым чертовым пенни, чтобы не допустить тебя в жизнь Майкла.

Дина вытерла слезы, в ее взгляде горела гневная защита.

— Я думала, что какое-то время со мной лучше, чем совсем ничего.

Она не понимала.

— Дина, ты бросила его младенцем, и он дал тебе второй шанс, даже не моргнув. Потому что он так отчаянно хочет, чтобы мама любила его. А теперь ты собираешься сказать ему, что снова от него уходишь и можешь выкроить для него время только на каждое второе Рождество? Разве ты не понимаешь, насколько это ему повредит? Или тебе просто плевать?

Она снова вздрогнула.

— Я… я не хочу причинять ему боль, но… я не осознавала, что Джим будет настолько против ребенка, когда писала тебе то письмо в прошлом году.

— И Джим важнее Майкла?

Ответом Дины была тишина.

Что еще хуже, она отказалась рассказать об этом Майклу сама, и мне пришлось объясняться с ним по дороге домой. Он позвонил Дине, потому что не поверил мне, и она неохотно подтвердила, что уезжает в Лондон. И они какое-то время не увидятся.

Майкл, рыдая в телефон, прокричал, что ненавидит ее, после чего бросил трубку. Потом он плакал и злился, возлагая вину на Джима. Этот Джим не любил его. Мне невыносимо было наблюдать за страданиями сына из-за этого ублюдка. Горе сдавило мое горло, и мне пришлось остановить машину на обочине, чтобы утешить сына. Он сопротивлялся, злясь на всех, но, в итоге, в слезах рухнул в мои объятия.

Я и сам не скрывал слез, вся прежняя обида и гнев по отношению к моей бывшей всплыли на поверхность. И все же я злился и на себя за то, что позволил ей вернуться в жизнь Майкла и сотворить с ним такое.

Оставшуюся часть пути я пытался поговорить с сыном, но он не был готов к разговору. Я сказал ему, что Кенна у нас дома, и как только мы приехали, он бросился к ней за утешением.

Контролируя свои эмоции, я вышел из машины и зашагал к дому. Услышав голоса в спальне Майкла, я двинулся на звук и остановился в дверном проеме.

Кенна лежала на кровати Майкла, а он прижимался к ее боку. Она гладила его по волосам и шептала успокаивающие слова. Наши глаза встретились, и в ее я увидел вспышку ярости, прежде чем они наполнились печальным беспокойством.

— Я в порядке, — пробормотал я.

— Ты никогда нас не бросишь, Кенна, ведь правда? — воскликнул Майкл голосом намного моложе своих лет. — Никогда не покидай нас.

Было ли неправильно хотеть, чтобы она уверила его, что не уйдет? Что я хотел привязать ее к нам?

Она всмотрелась в мое лицо, и что бы она там ни увидела, ее черты смягчились от беспокойства. Затем она пообещала:

— Я останусь настолько, насколько ты захочешь.

И тогда я понял, что доверяю ей. Если не свое сердце, то сердце Майкла точно. Она никогда бы не дала такого обещания, имейся у нее хоть малейшее сомнение.

Облегчение и радость заглушили мой гнев, и я привалился к дверному косяку.

— Тогда, навсегда.

Кенна глубоко вздохнула.

— Правда?

Майкл прижался к ней ближе.

— Правда, — сказали мы с ним в унисон.

В этом заключалась магия Кенны Смит. Одним своим присутствием она поднимала настроение и, как солнышко, озаряла травмирующий, грустный день. Даже тогда, когда сама испытывала боль потери.

Чем мы заслужили такую девушку, как она? Что бы это ни было, я не собирался смотреть дареному коню в зубы.

— Навсегда, — повторил я.

Кенна ухмыльнулась.

— Навсегда — это долго.

Я усмехнулся, более чем счастливый от мысли, что каждый день до конца своей жизни буду возвращаться домой к этой женщине.

— В особенной компании время летит незаметно.

ЭПИЛОГ

КЕННА

Четыре года спустя

— Мамочка, а можно нам завести кису? — спросила Уиллоу, сидя за детским столиком в углу гостиной. Я увидела, как она рисует одного из поющих котят из мультфильма.

— Возможно, когда станешь постарше, — уклончиво ответила я.

Хейдин страдал сильной аллергией на шерсть домашних животных, так что появление у нас питомца вызывало сомнение, но я как раз готовила ужин и не хотела иметь дело с нервным срывом у моего не по годам развитого трехлетнего ребенка.

— Спроси Санту, — настаивала она.

— Я спрашивала. Он сказал: возможно, когда ты подрастешь.

Уиллоу подозрительно прищурилась, и я чуть не прокляла нас за то, что мы произвели на свет такого умного ребенка.

К счастью, идеальным отвлечением стал звук движущегося по подъездной дорожке велосипеда. В этом году Хейдин наконец позволил Майклу ездить на велосипеде в школу и обратно. Я переживала по этому поводу, но мы согласились предоставить ему эту независимость. В зимние месяцы я беспокоилась больше всего, поэтому мы договорились, что он не будет