Маски - Ена Вольховская Страница 14

class="p1">— Здесь так… Тихо и спокойно. Так умиротворенно, будто на пару мгновений закинуло в детство к любимой няне. В детство, где не нужно было думать о том, что делать и как жить дальше, — Орнел развернулся к перилам спиной, устремив взгляд к понемногу светлевшему небу. — Я так устал, Агнис! Днем — отец, ночью — клуб. И везде есть люди, которых нельзя подводить, везде нужно выкладываться по полной. Пока я учился, мне удавалось без проблем совмещать все это, но сейчас они просто рвут меня на части. Даже в свободные минуты я не могу перестать думать о них всех!

— Не мое, конечно, дело, но зачем ты держишься за все это, если это буквально не дает тебе нормально жить, если оно сжигает тебя изнутри? — спросила Агнис. — Сначала я думала, что ты живешь с родителями, что, может быть, финансово зависим от них. Но ты взрослый самостоятельно существующий человек, у которого нет ни одной объективной причины жить так, как тебе не нравится, — она говорила медленно и иногда запинаясь в попытке подобрать подходящие слова, но Орнел все равно внимательно слушал ее, не спеша отвечать. — Ты мог бы давно помахать бате ручкой, бросить эту строительную шарашку и танцевать в свое удовольствие. Змей, насколько я знаю, неплохо платит сотрудникам. Или ты мог бы отрыть свою школу хореографии. Да даже если отбросить танцы, всегда можно просто сменить род деятельности или компанию, если работа в ней тебя так гнетет!

Орнел снисходительно улыбнулся, но уже через мгновение улыбка исчезла с его лица, оставив лишь легкий налет печали.

— Не у всех поступков должны быть объективные причины, — на несколько мгновений он замолчал, чтобы потом едва слышно и будто выдавливая из себя произнести: — Я просто хотел, чтобы человек, подаривший мне жизнь, гордился мной. А в итоге стал неудачным результатом проекта, который изо всех сил пытается замаскировать недостатки перед заказчиком.

На глазах парня выступили слезы, но он, постеснявшись, тут же смахнул их.

— Но ты не проект! — возмутилась Агнис. — Ты живой человек, и ожидания других людей на твой счет — исключительно их проблемы! И почему твоя мать ничего не делает?.. — она споткнулась, ощутив вдруг сильную горечь собственных воспоминаний.

— Потому что у меня ее нет, — коротко ответил Орнел, и внутри Агнис будто что-то оборвалось. — Прозвучало жестковато… — пробормотал он. — Не подумай только! С той женщиной, что родила меня, наверняка все в порядке, просто… Когда я назвал себя «проектом», это была не метафора, — он вновь повернулся лицом к спящему городу и уперся руками в перила, нервно перебирая пальцами. — Характер у моего отца, скажем так, своеобразный. К сорока годам найти ту, которая бы с ним ужилась, он так и не смог, но и мириться с мыслью, что его дело перейдет «не пойми кому», он тоже не захотел. Тогда он где-то нашел женщину, что за круглую сумму согласилась выносить для него ребенка и просто исчезнуть из этого города.

Слушая его, Агнис невольно стискивала зубы, ощущая, как злость и обида жидким металлом текли по венам и тут же проваливались в бездонную яму беспомощности и тоски. А Орнел все продолжал говорить, кажется, впервые кому-то доверив свою историю:

— Отец вложил в этого ребенка немеряное количество денег. Лучшие врачи, множество нянек и репетиторов, элитные гимназии и университет. Он будто заключил с младенцем сделку: «Я делаю так, чтобы ты не знал значения слова «нужда», а ты вырастаешь достойным наследником». Сильным и мужественным, волевым и бескомпромиссным, умным и умелым, настоящим лидером. А выросло… — он повернул голову к окну и, глянув на свое отражение, с тяжким вздохом отвернулся, — то, что выросло. «Паршивый сын паршивой мамаши» — так он сказал? А ведь он и половины не знает. И надеюсь, никогда не узнает, — под конец он оперся на перила локтем и прикрыл рукой лицо, будто стыдился самого себя.

Повисло неловкое молчание. Агнис догадывалась, что под банальным выгоранием могло крыться что-то тяжелое, но не совсем была готова услышать это. Она чувствовала, что должно что-то ответить — как-то утешить, посочувствовать или предложить решение, — но в голову ничего не приходило.

— Значит, ты продолжаешь работу в компании, чтобы получить уважение твоего отца. В то же время ты танцуешь в клубе, хотя до ужаса боишься, что отец узнает об этом, — бормотала она, пытаясь выстроить логическую цепочку. — Если ты не можешь бросить работу, то почему ты тогда не можешь уйти из клуба? Меньше секретов — меньше проблем, да и время бы освободилось. Для тебя танцы — такая сильная отдушина?

— Не танцы, — покачал он головой. — Люди. К самим танцам я равнодушен, просто не привык выкладываться наполовину, но вот люди в клубе заставляют меня возвращаться снова и снова. Соглашаться на выступления, когда сил не остается даже на то, чтобы жить! — Орнел улыбнулся, но оставалось в его улыбке что-то печальное. — Понимаешь? Здесь — темно и пусто. В доме моего отца — холодно и одиноко. А там меня ждут. Каждого моего движения, каждого слова. Я знаю, что там есть люди, которые приходят в «Дом желаний» только ради меня, только чтобы меня увидеть! — с надрывом прошептал он. — Ты видела, как они смотрят на меня? Да что там! Ты сама смотрела на меня так же! Там, а не в плешивом офисе! Они хотят меня видеть, касаться, говорить со мной. Они любят меня!.. — крошечный подъем духа и резкое падение: — Молчи. Я знаю, что ты хочешь сказать. Да, они видят во мне просто красивое тело, которое не прочь трахнуть. Да, их обожание и любовь — всего лишь иллюзия. Я не дурак, я понимаю. Но скажи мне: если я откажусь от этой иллюзии, что у меня останется? — с нажимом спросил он, и Агнис, не раздумывая, ответила:

— Ты. У тебя останешься ты. Можешь не соглашаться со мной, я не собираюсь учить тебя жизни. В любом случае, пока ты иного не захочешь, мои слова словами и останутся. Я просто считаю, что для каждого самый важный человек — это он сам. И если твое окружение, твоя деятельность разрушают тебя, их нужно отсекать. Если ты «проект», то твои связи, люди вокруг, это материалы, из которых «проект» будет реализован. А из говна и палок роскошную виллу не построить! — резко закончила она, отстранившись от перил и затушив сигарету о металлический прут.

Орнел застыл, внимательно вглядываясь в подсвеченные блеклыми предрассветными лучами черты ее серьезного лица, и вдруг негромко рассмеялся. Беззлобно и звонко.