Ирина Волчок - В Калифорнии морозов не бывает Страница 14

А Марк хотел мать к родственникам отвезти, куда-то к чёрту на кулички, во Львов, что ли. И тоже в июне. Их родственники в этом Львове круглый год живут, можно хоть в феврале ехать, хоть в августе, никуда они не денутся. Так вот нет, как раз в июне надо. Потому что кто-то из них, из этих родственников, в июне жениться собрался. Наверное, другой уважительной причины не придумали, чтобы всё их семейство наконец-то вместе собрать. За полвека впервые решили все собраться, и то в июне. И что делать во Львове весь отпуск? Ну, мать — ладно, ей всё равно делать нечего, на пенсии давно, пусть проветрится, хоть имена всей родни выучит. А Марку целый отпуск что делать в том Львове? Хотя я не уверен, что Львов. Сейчас уже не помню. Да и тогда не запомнил. Марк сказал, а я тут же забыл. Дело не в этом. Если бы он за границу опять собрался — я бы слова не сказал. Я же понимаю, что такие вещи не обсуждаются. Это перспективы, знакомства, возможности. Новый уровень, новый свой круг. Слова не сказал бы, честно. А тут — какой-то Львов! Или что-то в этом роде, уже не помню. Я не хочу отказываться от своего счастливого случая ради чьей-то чужой свадьбы. Может, у меня тоже со свадьбой получится. Особенно после поездки в Коктебель.

Но я свои аргументы Марку не выкладывал. Мама говорит, что если у человека того, о чём он молчит, больше, чем того, о чём все знают, тогда человек сильнее других. Я не знаю, сильнее или не сильнее, просто привык лишнего не трепать. Сейчас думаю, что если бы тогда всё прямо рассказал, так мы бы и не ругались. Марк нормальный мужик, он понимает, что мне приходится всего самому добиваться. Хотя у Марка свой круг — с рождения, даже ещё до рождения. У него и английская школа, и МГИМО — всё само собой. И работа сама собой покатилась, и заграницы эти его. Но он про меня всё понимает. Помогал с самого начала, поддерживал. А то, что я и ему не всё рассказываю, — это так, по привычке, а не потому, что завидую или еще что-нибудь. В его возрасте у меня, может, положение будет еще и не такое. Только английский подучить надо. Если по заграницам придётся ездить, без английского трудновато будет. А может, у меня свой переводчик будет. И уж вот этого я никогда не допущу — чтобы вести себя с подчинёнными, как с равными. Каждый должен знать своё место. Я, когда пришёл, знал своё место. Марк сам меня разбаловал. Хотя я никогда особо не злоупотреблял. Только вот сейчас ругались, как равные. Но всё-таки у меня была серьёзная причина. Очень серьёзная. Познакомиться с предками Лилии в непринуждённой обстановке — это как в лотерею «Волгу» выиграть. Говорят, что бывает, но выигравших сам никто не видел. Может, вся будущая жизнь от этого зависит, а у него мама именно в июне во Львов собралась. Хотя насчёт Львова я не уверен.

В общем, мы сидели и на повышенных тонах доказывали друг другу, что отпуск каждому необходим именно в июне. И что мы не собираемся менять своего решения. Уж я-то — точно не собирался. У меня, может, вся будущая жизнь от этого зависела. Я даже почти решился рассказать о Лилии, её предках и о путёвке. Конечно, не всё рассказать, а так, намекнуть. Без имён. Он бы понял.

Но он и так всё понял. Не про Лилию, её предков и путёвку, а про то, что я всё равно не отступлюсь. Вдруг прямо посреди ругани замолчал, задумался, уставился на меня в упор, а взгляд такой, будто не видит. Потом начальственно покашлял и сказал:

— Н-ну, ладно. Я ухожу на неделю в начале июня и на неделю — в конце. Середину можешь забирать себе. Устраивает?

Я подумал, что за две недели смогу и познакомиться с предками Лилии, и даже подружиться, да и вообще больше двух недель на юге выдержать невозможно. А то, что на неделю опоздаю к началу срока и уеду за неделю до окончания — это даже неплохо. Производственная необходимость. Без меня не справляются. Должно произвести благоприятное впечатление.

— Ну? — нетерпеливо сказал Марк и опять начал раздражаться. — Я спрашиваю: такой график тебя устраивает?

Я сделал задумчивое и озабоченное лицо, помолчал для солидности, потом хотел сказать: «Да, пожалуй, устраивает».

Но тут дверь чуточку приоткрылась, и тихий голос спросил:

— Можно войти? Я вам не помешаю?

Марк оглянулся на дверь. Не знаю, что он мог рассмотреть в такую узкую щель. Наверное, что-то смог. Потому что вскочил, с грохотом оттолкнув кресло, вылетел из-за стола и понёсся к двери с протянутыми руками. Ещё и кричал что-то дикое. Я никогда не слышал, чтобы он кричал что-нибудь подобное. Он кричал:

— А-а-а! Спасительница ты моя! Помогительница ты моя! Где тебя черти носят?! Приехала всё-таки! Не подвела старика! Завтра в командировку поедешь! В Сочи! Ты у главного была? Главный уже два раза спрашивал! Ну, приди же скорей в мои объятия! Я твоя радость, ты моя печаль!

Вёл себя, как сумасшедший. Тогда я ещё не был сумасшедшим. Тогда я думал, что знаю, как ведут себя сумасшедшие. Сейчас я понимаю, что Марк был абсолютно нормальным. Просто он не боялся кричать всякую дичь и бежать к двери, как сумасшедший. Боится или не боится — вот и всё различие между сумасшедшим и нормальным.

Дверь ещё немножко приоткрылась, и в щель вошла какая-то девчонка. Не проскользнула, не просочилась, не протиснулась, а именно вошла, хоть щель была совсем узкая. Я помню, что заметил сначала, какая узкая щель, а она вот так спокойно вошла, даже не боком, а нормально, как будто не в щель, а в распахнутую дверь. Я сначала смотрел на эту щель и удивлялся, а потом уже посмотрел на неё. Даже не знаю, что я тогда про неё подумал. Наверное, тогда я подумал не про неё, а про Марка. Он же только что орал: «Иди в мои объятия». Вот я и подумал, что он сразу кинется её обнимать. А он не кинулся, ничего подобного. Нёсся к двери, как носорог, орал про объятия, и вдруг — ничего подобного. Затормозил с разбегу перед ней, стал что-то умильно лопотать, руками размахивать, перешёл на английский. Я тогда подумал, что это он от нервов. Она ему что-то ответила, тоже на английском. Тогда я подумал, что она иностранка, наверное, кто-нибудь из заграничного своего круга Марка. Марк засмеялся и сказал уже по-русски, что у нее невыносимо скверный характер. Но это простительно, потому что всё остальное у неё выше всяких похвал. Я ждал, что она поблагодарит за комплимент, или скажет «ах вы льстец», или ещё что-нибудь такое. Ну, что они все в таких случаях говорят. Она спросила:

— Выше чьих похвал?

И я стал на неё смотреть.

Марк мешал. Всё время суетился вокруг неё, руками махал, в общем, закрывал обзор. Помню, я подумал, что Марку тоже следовало бы сесть на диету. Я, например, уже шесть килограммов сбросил. Прекрасно себя чувствую. Хотя я никогда не был таким комодом, как Марк. Настоящий комод, весь обзор закрывает.