Сьюзен Виггс - Просто дыши Страница 15

7

Пламя лизало лицо дочери Уилла. Каждый отдельный золотой язык, казалось, освещал разные грани ее бледной кожи и блестящих черных волос. Перекормленный углем огонь взревел и, казалось, лизнул ее ресницы.

– Господи Иисусе, Аврора! – крикнул он, вбегая в патио, чтобы опустить решетку гриля барбекю. – Ты знаешь, что так делать нельзя.

Одно мгновение его приемная дочь просто смотрела на него. С того момента, как она вошла в его жизнь восемь лет назад, она завоевала его сердце, но, когда она делала такие вещи, ему хотелось схватить ее и встряхнуть.

– Я разжигала барбекю, – сказала она. – Ты принес продукты?

– Да. Но я не припомню, чтобы я говорил, что ты можешь разжигать гриль.

– Ты слишком задержался в магазине. Мне надоело ждать.

– Предполагалось, что ты будешь делать домашнее задание.

– Я закончила. – Ее глаза, обрамленные темными ресницами, смотрели на него с порицанием. – Я только пыталась помочь.

– А, дорогая. – Он обнял ее за плечи. – Я еще не сошел с ума. Но я думаю, что ты сама знаешь, что разжигать огонь – не твое дело. Подумай только, какие заголовки появятся в «Беакон», если что-нибудь случится: «Дочь пожарного задыхается от дыма»!

Она хихикнула.

– Прости, папа.

– Я тебя прощаю.

– Можем мы делать еду?

Бургеры были их особым блюдом, и только их – по большей части потому, что больше никто к ним не прикасался. Они были сделаны из «Спэма»[5], «Велвиты»[6] и лука, прокрученных через мясорубку, а затем поджаренных, и подавались с томатным соусом. Рай в булочке. Аврора была единственным человеком, который ел эту снедь вместе с Уиллом.

Он поднял черную куполообразную крышку.

– Нет никакого смысла терять попусту такой хороший огонь.

За годы по необходимости он научился готовить. Долгие часы дежурства в пожарной части давали ему массу времени для тренировки. Он был знаменит своими пышными блинами, а его говяжий стейк с чабером однажды выиграл приз районного пожарного отделения. Для человека, который когда-то считался будущим профи в бейсбольной команде, карьера пожарного была необычным выбором. А для отца-одиночки она была слишком рискованной, но Уилл просто не представлял себе другого дела. Это было призвание. Годы назад он узнал, что лучше всего у него получается спасать людей, и риск был частью его работы. А когда доходило до собственной безопасности, Аврора – его сердце – была куда могущественней, чем бронежилет. У него просто не было выбора – он должен был прийти домой, к ней.

Пока бургеры шипели на гриле, они с Авророй работали бок о бок, делая вместе салат из макарон. Она болтала о школе с такой серьезностью, какая может быть только у семиклассницы. Каждый день был драмой, наполнен интригами, романтикой, предательством, героизмом, тайной. Согласно рассказам Авроры, все это происходило в школе каждый день.

Уилл пытался следовать за извилистой сагой о том, как кто-то послал эсэмэску не на тот номер, но его мысли были заняты своим. Он думал об огне в амбаре, пытаясь сообразить, почему его подожгли и кто это сделал.

– Папа. Папа.

– Что?

– Ты не слушаешь. Черт.

Она слишком хорошо понимала его. Когда она была маленькой, она не замечала, как он отвлекается. Теперь, когда она стала старше, научилась чувствовать, когда на нее не обращают внимания.

– Прости, – сказал он. – Думаю о сегодняшнем пожаре. Именно поэтому я чуть было не пропустил твой автобус.

Она быстро обернулась, вынула баночку горчицы из холодильника и поставила ее на стол.

– Что за пожар?

– Амбар на одной из боковых дорог. Умышленный поджог.

Она аккуратно сложила пару салфеток, ее маленькие ручки работали с проворной эффективностью.

– Кто поджег?

– Хороший вопрос.

– Так что ты совершенно без улик?

– Едва ли. Там целые тонны улик.

– Каких?

– Отпечатки ног. Газовая канистра. И кое-какой другой набор, о котором я не могу говорить, пока пожарное расследование не представит свой рапорт.

– Ты можешь сказать мне, папа.

– Нет.

– Что, ты мне не доверяешь?

– Я доверяю тебе целиком и полностью.

– Тогда скажи мне.

– Нет, – ответил он снова. – Это моя работа, детка. Я отношусь к ней серьезно на все сто процентов. Ты слышала что-нибудь? – Он взглянул на нее. Дети в школе болтают. Пожарные инспекторы гордились своей работой и обычно наслаждались тем, что знамениты. Они не могли долго держать язык за зубами.

– Конечно нет, – сказала она.

– Что ты хочешь сказать этим «конечно нет»? – Он уложил два бургера на поджаренные булочки и отнес их на стол.

– Я хочу сказать, что ты думаешь, что кто-то в школе в самом деле станет говорить со мной. – Она говорила, казалось бы, шутя, но Уилл заметил за этим замечанием реальную боль.

– Люди говорят с тобой, – сказал он.

Она аккуратно разрезала бургер на части.

– Тогда ты бы знал.

– Как насчет Эдди и Глиннис? – спросил он, упоминая двух ее лучших подруг. – Ты ведь с ними разговариваешь.

– Эдди занята своей группой в церкви, а Глиннис все время возбуждена, потому что ее мама встречается с Глорией.

– И отчего это она возбуждена?

– Перестань, папа. Я хочу сказать, когда это твоя собственная мама… – Она сморщила нос. – Дети не любят, когда их родители ходят с кем-то на свидания.

Он сердито посмотрел на нее:

– Включая теперешнюю компанию, я понимаю.

– Эй, если ты хочешь пойти на свидание с какой-нибудь женщиной – или с каким-нибудь парнем, просто не давай мне остановить тебя.

– Хорошо. – Уилл знал, что у нее в запасе миллион трюков, чтобы удержать его от свиданий. Учитывая, какими тяжелыми были ее первые годы жизни, это вполне понятно. Однако с ним это не имело большого значения. Он ни с кем не встречался.

– Может быть, я подожгу дом, – сказала она. – В знак протеста.

– Даже не шути на этот счет.

– Моя жизнь – шутка. И мне все надоело. Эдди и Глиннис живут слишком далеко. У меня нет ни одного друга здесь, в Гленмиуре.

Он представил ее в большом бетонно-стеклянном здании школы и долгие поездки на автобусе по враждебной территории. Только несколько детей жили в Гленмиуре, но он по наивности надеялся, что она заведет себе других друзей и отправится в старшие классы с большой группой поддержки.

– Эй, я тоже здесь вырос. Я знаю, это может быть нелегко.

– Точно, папа. – Ее взгляд был многозначительным. Она полила бургер теплым томатным соусом, затем положила на него сверху булку, откусила большой кусок и медленно прожевала. Под ее ногтями было черно от грязи.

Уилл инстинктивно понимал, что сейчас неподходящий момент отправлять ее мыть руки. В последнее время он не слишком хорошо разбирался в ее переменчивом настроении, но сейчас понимал. Он практически сделал карьеру, читая книги по воспитанию, несмотря на то что все они давали противоречивые советы. В одном они были единодушны – что бунт возникает, когда слишком силен родительский контроль. Не то чтобы эти выводы делали легче общение с тринадцатилетней девочкой.

– И что, ты думаешь, я с этим справился? – спросил он.

– Приветик! Бабушка и дедушка рассказывали мне о тебе довольно много. Включая тот факт, что ты был звездой бейсбола и первым в школе.

Он ухмыльнулся:

– Это их совершенно объективное мнение. А они рассказывали тебе, что я обычно ездил в школу на велосипеде вместо того, чтобы ждать автобуса, потому что боялся, что меня будут дразнить?

– Предполагается, что я от этого почувствую себя лучше? – Она ела методично и размеренно.

Он любил смотреть, как она ест. Согласно прочитанным книгам, Аврора подвергалась риску анорексии. Она отлично подходила к описанию – красивая, умная, намеренная преуспеть… и с недостаточно высокой самооценкой. Кроме того, ее бросили в детстве.

– Как насчет того, чтобы мы обсудили, как тебе быть более счастливой в школе? – предложил он.

– Давай, папа, – сказала она, втыкая вилку в макаронный салат. – Я могу поступить в группу поддержки или в шахматный клуб.

– И те и другие будут счастливы тебя заполучить, – подчеркнул он.

– Да, их счастье.

– Черт побери, Аврора. Почему ты так негативно настроена?

Она ответила не сразу, сначала сделала долгий глоток молока, затем поставила стакан на стол. Бледные усы полукружиями обвели ее губы, и Уилл испытал приступ сентиментальности. Он неожиданно увидел в ней тихого ребенка, который вошел в его жизнь годы тому назад, держась за руку женщины, которая превратила их жизнь в хаос и оставила после себя сгусток бурных эмоций.

Тогда, как и сейчас, Аврора выглядела потрясающе: большие карие глаза и блестящие черные волосы, сливочно-оливковая кожа и выражение изумления, когда с ней резко обращались. С первой минуты, как он ее увидел, Уилл сделал своей миссией искупить грехи, совершенные против этого ребенка. Он отказался от своих мечтаний и планов на будущее, чтобы защитить ее.