Николай Боевкин - Постоянная времени Страница 15

Сейчас самым главным было собрать в голове из обрывков полуосознанных идей четкую структуру, которую можно будет воплотить в строгий программный код. Сложить разрозненные разноцветные осколки в правильную, красивую мозаику. Для подобной работы у Дэна было два излюбленных места – обеденный стол и подоконник. Размышлять он предпочитал, глядя из окна на колышущиеся на ветру ветви деревьев. Затем бросался за стол и лихорадочно рисовал карандашом замысловатые схемы. Потом опять вставал и снова надолго задумывался, опершись локтями о подоконник. И только когда картинка, наконец, полностью складывалась, садился за компьютер.

Время от времени, чтобы размяться, Дэн устраивал сам с собой турниры по дартсу. Недостачу партнеров он компенсировал мишенями; их было целых три – на входной двери, на дверце кухонного шкафа и на противоположной стене, рядом с компьютерным столом. Под окном висел чехол в форме индейского колчана, этого отблеска больной совести любого порядочного белого американца, с тремя комплектами 50-граммовых дротиков: Дэн предпочитал стрелы с максимально разрешенным весом.

И вот уже двое с половиной суток Дэн слонялся по гостиной, задумчиво стоял у мокрого от дождя окна, внимательно разглядывая стекающие по скошенному отливу капли. Чертил цепочки нуклеотидов и блок-схемы алгоритмов, точил карандаши, почти ничего не ел и практически не спал. Метал дротики, отчаянно мазал и раздражался. Успокаивался, в очередной раз подходил к окну, долго смотрел в сторону суперкомпьютерного центра, как будто пытаясь установить с вычислительными машинами незримую связь, дышал на стекло и рисовал потом на запотевшей поверхности смешные рожицы.

Решение пришло, как всегда, внезапно. Дэн автоматически протянул руку к колчану, не глядя, развернулся на девяносто градусов и, почти не целясь, метнул стрелу. Тяжелый вольфрамовый дротик с глухим стуком глубоко вошел точно в центр мишени.

Но жизнеутверждающее «Yes!» застряло в глотке – со стороны входной двери раздался испуганный вскрик. Дэн резко обернулся. На пороге, в обнимку с двумя объемистыми бумажными пакетами, стояла Наташа.

– Уф, как ты меня напугал! – потрясенно пробормотала она вместо приветствия.

– Извини, милая, я тебя не заметил.

– Не удивительно, когда ты занят – вообще не видишь и не слышишь ничего вокруг! А я, как на грех, не захватила с собой сегодня корабельной сирены.

– Зачем мне какая-то сирена, когда у меня есть ты, – улыбнулся Дэн.

– Все это, конечно, очень смешно, но еще немного, и ты засадил бы мне дротик промеж глаз! – опешив, Наташа не стеснялась в выражениях. – Хотя, два против одного в мою пользу, – продолжила она, оглядевшись вокруг и немного успокоившись.

– Боюсь, что не совсем так. Разворачиваться вправо мне не с руки, так что – фифти-фифти.

– Ну, спасибо, успокоил. Может, заберешь у меня пакеты? Я думала, он тут больной, голодный; а ты, оказывается, просто симулянт!

– Да, так и есть, – с готовностью согласился Дэн, рассовывая кульки и банки по полкам холодильника. – Просто нужно было интенсивно поработать. И знаешь, очень хорошо, что я не услышал, как ты вошла, иначе вполне могла спугнуть классную мысль. Только что я понял, как сделать модель вам-вама.

– Да ты что?! Ну-ка давай, выкладывай.

– Часик потерпишь? А то мне срочно нужно все это зафиксировать, пока не забыл. Кстати, я на самом деле очень проголодался. Только сейчас почувствовал.

– Ладно, работай, я пока соображу чего-нибудь по-быстрому.

– Слушай, а как ты вошла? – вдруг озадаченно произнес Дэн. – Не припомню, что давал тебе ключ от квартиры.

– К вашему сведению, запасные ключи всегда есть у консьержа, месье Мегрэ, – ответила она.

– К чему такие хитрости? Почему бы просто не позвонить?

– А что, до тебя разве можно сейчас дозвониться?

– Ну да, – вернулся на землю Дэн. – А как ты догадалась, что я дома? Вдруг бы уехал куда-нибудь?

– Кого вы хотите обмануть, господин Мюнхгаузен? Уж мне ли не знать ваших уловок!

На то, чтобы хоть как-то оформить изыскания последних дней, у Дэна, конечно же, ушло несколько больше времени, чем он предполагал. Наташа, закончив готовить ужин, сидела за столом и, чашку за чашкой, потягивала кофе, время от времени бросая взгляд на его спину, склонившуюся над компьютером.

Наконец Дэн поднялся, подошел к Наташе, наклонился и прижался лицом к ее щеке.

– Мне побриться или как? – игривым шепотом спросил он.

– Как хочешь, – в тон ему ответила она.

– Вампиры, я думаю, вполне могут подождать до завтра.

– А ужин – тем более…

***

Отныне рабочий день Дэна и Пита начинался с отчета о наблюдении за вампирами. Пока эти отчеты были на редкость скудными: то есть не происходило ровным счетом ничего. Вампиры обменивались иногда дежурными фразами, а чаще всего просто дремали, экономя силы.

Потом Дэн целый день сидел за компьютером, разрабатывая модель «вампирского волка». Нужно было написать довольно сложную программу, собирающую вместе отдельные элементы, сконструированные в специальном графическом редакторе.

Пит, чтобы не отвлекать Дэна от работы, отвечал на телефонные звонки, а также периодически наведывался к своим ребятам на срочно оборудованный пункт наблюдения.

Завершив очередной кусок кода, Дэн откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Ему почему-то вдруг вспомнилось, как он познакомился с Наташей.

– Есть повод для веселья? – поднял на него глаза Пит.

– Да так, ерунда, пришло кое-что в голову, – отмахнулся Дэн.

– Ну-ну, – Пит опять уткнулся в свои бумаги.

Впервые Дэн увидел Наташу на мозговом штурме, который Директор ввел в самом начале работ по вампирскому проекту. Встречи эти проходили в первый вторник каждого месяца. Никакого начальства, только лучшие специалисты из различных подразделений.

Бессменным руководителем брэйн-сторминга был научный советник Миллза Эдвин Хоггард, грузный 45-летний мужчина, малодушно зачесывающий остатки волос на внушительную лысину. Для порученного дела Хоггард подходил идеально – с одной стороны, он обладал блестящей эрудицией по широкому кругу вопросов, с другой – давно уже вышел из статуса, заставляющего многих людей тянуть одеяло на себя. Хоггард никогда не предлагал своих идей, но внимательно следил, чтобы остальные присутствующие не уходили в беспредметные прения, а уж тем более не переходили на личности.

Вообще, положение Хоггарда в корпусе советников Директора АНБ было достаточно необычным. Все остальные полтора десятка консультантов четко делились на возрастные группы. Кто-то из острых на язык интеллектуалов Агентства, начитавшись в свободное от работы время хроник наполеоновских войн, окрестил их «Старой гвардией» и «Молодой гвардией». Прозвище, как это частенько бывало в этих стенах, основательно прилипло.

Старую гвардию составляли руководители структурных подразделений, которые много в свое время сделали для АНБ, но в силу возраста уже не могли справляться с лавиной низвергающейся на них информации. Однако не использовать уникальный опыт и накопленные обширные знания, выпроводив ветеранов на пенсию, Миллз считал непозволительной роскошью. И хотя «старики» время от времени засыпали на совещаниях, иногда они выдавали такие идеи, что мгновенно и многократно окупали все затраченные вложения. Немаловажным фактором Директор считал и социальную функцию: пусть все видят, что в конторе не забывают о былых заслугах.

В большинстве случаев бывших высокопоставленных сотрудников АНБ ждало совсем другое будущее. Не секрет, что хотя рядовые служащие получали в Агентстве гораздо больше, чем их коллеги в коммерческих фирмах, про руководство такого сказать было нельзя. Наоборот, их должностные оклады были существенно ниже по сравнению с топ-менеджерами крупных корпораций. Поэтому начальники среднего и высшего звена, проработав в АНБ десять-пятнадцать лет и заслужив солидную репутацию, уходили обычно в связанные с государственными заказами коммерческие компании. Там «бывших» принимали с распростертыми объятиями: уж кому, как не им, лучше других известны потребности Агентства. Да и продавить интересы фирмы через своих старых сослуживцев им тоже было гораздо проще.

Впрочем, лоббирование это было достаточно невинным: Миллз самолично внимательно следил, чтобы его организацию невозможно было обвинить в каких-либо злоупотреблениях. Он принял АНБ в период упадка, когда само существование учреждения вызывало у многих большие сомнения, так что любой коррупционный скандал легко мог стать последним. Ну а позже, когда Агентство вновь оказалось на коне, тем более стало не до финансовых махинаций. Да, дружба – дружбой, старые связи – это замечательно, но эффективность и интересы дела – прежде всего. Ведь АНБ находилось теперь на острие самой тяжелой и жестокой войны, когда на карту поставлены не просто интересы различных партий или народов, но и само существование человечества.