Грейс Металиус - Пейтон-Плейс Страница 15

Мэтью Свейн был хорошим, честным человеком, он любил жизнь и людей. Если у него и был какой-то недостаток, так это его небрежная и едкая манера выражаться, но город прощал это Свейну, потому что он был хорошим врачом и, хотя и бывал грубоват, всегда говорил правду. У него было не очень хорошо сбалансированное чувство юмора, шутки его иногда были слишком резкими и часто развязными, но никогда злыми, и за это тоже город прощал д-ра Свейна, потому что громче всего и дольше всего Док смеялся над самим собой.

Дока любили все, за исключением разве что жены Чарльза Пертриджа — Марион, а единственной причиной ее нелюбви к доктору было то, что его не впечатлял тот образ, который она сама себе создала.

— Не стоит пыжиться перед Доком, — говорили в городе. — Сто против одного — если ты попробуешь, у него всегда найдется булавка, чтобы тебя уколоть.

Но Марион не могла в это поверить. Она постоянно пыталась заставить Мэтью Свейна смотреть на нее так, как — в чем она была абсолютно уверена — смотрел на нее весь город. А так как он не поддавался, она часто называла его — «этот невозможный человек».

Марион была женщиной средних размеров. Глядя на нее, Сет Басвелл всегда думал, что все, что касается Марион Пертридж, — среднее.

— Rien de trop, — говорил себе Сет и чувствовал, что эти слова как нельзя лучше описывают Марион, начиная с ее не темных, не светлых волос, стандартной фигуры и кончая средним умом.

Марион, в девичестве Солтмарш, была дочерью бедного баптистского священника и его усталой жены. Ее единственный брат Джон еще в детстве решил последовать примеру отца и в возрасте двадцати одного года был посвящен в сан священника. У Джона было стремление «нести религию диким людям Земли», и по этой причине сразу после посвящения он покинул Америку в качестве миссионера. Марион тем временем закончила школу, со средними оценками, и осталась жить в доме своих родителей, всегда готовая вместе с ними прийти на помощь несчастным и обездоленным; по средам она, вполне довольная собой, сворачивала бинты в местной больнице.

Прошли годы, и Чарльз Пертридж признался себе, что встретил Марион случайно, а женитьба была следствием минутной слабости с его стороны. Сдав экзамены и получив право заниматься адвокатурой, он решил провести каникулы в приморском городке, где и жил преподобный Солтмарш с семейством. Чарльз Пертридж был конгрегационалистом и присутствовал на службе преподобного Солтмарша больше из любопытства, нежели из-за желания приобрести душевный покой. Так, в баптистской церкви он и увидел Марион, поющую в хоре. Девушка стояла в первом ряду, лицо ее было поднято вверх и все светилось в религиозном экстазе. У Чарльза перехватило дыхание, ему показалось, что эта девушка — ангел. Тут он ошибся. Это не было восторгом или ликованием. Когда Марион лежала в ванне с горячей водой или ела свое излюбленное блюдо, она выглядела почти так же. Музыка воздействовала на чувства Марион, удовольствие освещало ее среднее лицо и на какой-то момент делало его экстраординарным.

Чарльз Пертридж, молодой, впечатлительный и, возможно, излишне податливый после долгих лет учебы, начал ухаживать за Марион Солтмарш. В августе, через пять недель после того, как он впервые увидел ее в церковном хоре, они поженились, и в начале сентября молодая пара въехала в дом Чарльза в Пейтон-Плейс, где он и начал свою карьеру.

Становясь старше, Пертридж иногда спрашивал себя, женился бы он в такой спешке, если бы мог в студенческие годы позволить себе одобрительно относиться к домам с дурной репутацией, которые вызывали такой энтузиазм среди его сокурсников. Нет, — отвечал он себе.

Чарльз Пертридж легко добился успеха. Шли годы, он скопил приличное состояние, они с женой жили в доме на Каштановой улице, Марион стала клубной дамой и начала активно заниматься благотворительной деятельностью. Ей нравилось комфортное существование, не осложненное наличием детей или нехваткой денег. Иногда она испытывала некоторое подобие чувства вины от того, что сравнение ее жизни с родителями и жизни в Пейтон-Плейс доставляло ей огромное удовольствие, но это длилось недолго.

Марион нравились вещи. Она окружила себя разнообразной мебелью и всяческими безделушками. Открывая стенной шкаф, в котором стопками лежали полотенца и простыни, она ощущала приятное волнение. Размер, предназначение и качество покупаемого предмета всегда стояли для Марион на втором месте, на первом было желание приобрести и владеть.

После замужества она немедленно покинула баптистскую церковь и присоединилась к конгрегационалистам. Конгрегациональная церковь считалась «лучшей» в Пейтон-Плейс. Марион с большой радостью организовала бы некий комитет, который занимался бы допуском людей в церковь, и, естественно, с неменьшей радостью стала бы его президентом. Она терпеть не могла состоять в организации, пусть даже религиозной, которая позволяла «нежелательным лицам» становиться ее членами, и в голове у нее было много недобрых мыслей о тех, кого она считала «неполноценными».

— Эта Маккензи, — говорила она своему мужу. — Только не говори мне, что эта молодая вдова лучше, чем могла бы быть. Можешь не говорить мне, что она не рыскает вокруг и что никто ни о чем таком не слышал. И не говори мне, что ее не интересует каждый мужчина в Пейтон-Плейс.

— Дорогая, — бессильно отвечал Чарльз Пертридж. — Я вообще не собирался тебе ничего говорить.

Но когда Марион сказала то же самое Мэтью Свейну, Док посмотрел ей прямо в глаза и прорычал:

— Какого черта, Марион. О чем это ты говоришь?

— Ну, Мэт, видишь ли, молодая вдова, живет совсем одна в доме…

— Эй, Чарли! Марион не дает покоя одиночество Конни Макензи. Почему бы тебе не собрать чемоданы и не пожить у нее какое-то время?

— О, этот Мэт невозможен, Чарли. Невозможен.

— Перестань, Марион, — отвечал Чарльз Пертридж. — Мэт — прекрасный человек, он не хотел тебя обидеть. И он хороший врач.

Вскоре после того, как Марион исполнилось сорок, ее стали беспокоить и даже пугать некоторые симптомы. Она обратилась к д-ру Свейну. После тщательного осмотра Док сказал, что она здорова как лошадь.

— Послушай, Марион, тебе не о чем волноваться. Я могу прописать тебе уколы, чтобы ты чувствовала себя спокойно, но в остальном — я бессилен. Это климакс, и здесь уж ничего не поделаешь.

— Климакс! — воскликнула Марион. — Ты сошел с ума, Мэт. Я молодая женщина.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать шесть.

— Ты обманщица, Марион. Тебе за сорок.

Марион пошла домой и обрушилась на своего мужа. Она заявила, что друзья они или нет, а Мэтью Свейн больше не переступит порог ее дома. С этого времени Марион стала пациенткой Доктора, живущего в соседнем городе, который лечил ее от деликатного заболевания кишечника.