Светлана Мерцалова - Запах магнолий Страница 15

«Когда я хочу удалить один из файлов, то меня спрашивают: вы действительно хотите удалить сообщение без возможности восстановления? Я соглашаюсь, теряя этот файл навсегда. Почему нельзя то же самое проделать с памятью? Стереть все начисто, без возможности восстановления…»

Оксана открыла письменный стол, все вперемешку: дневники, школьные тетради, учебники, открытки… Она взяла в руки свой дневник и открыла последний лист с ее стихами:

«…Два имени витают в воздухе,

Два сердца бьются в унисон…»

— Хрень какая! — рассердившись на что-то, зло произнесла Оксана. — Какой я была сентиментальной дурой!

Она развернулась и направилась к выходу. У двери Оксана на секунду остановилась. Комната показалась ей мрачной и загроможденной вещами. В спертом воздухе стоял удушливый запах старья и разложения.

— Соберу и сожгу все! Нужно покончить с этим местом! Навсегда! Ноги моей здесь больше не будет! Завтра день рождения отца, а потом я уеду. Он не видит никакого будущего потому, что зациклился на своих воспоминаниях. Если я останусь здесь еще ненадолго, то тоже свихнусь!

Спускаясь вниз по ступенькам, она все еще разговаривала с собой:

— Не хочу больше копаться в нафталине моей памяти, — остановилась и зло сплюнула. — Тьфу ты, как я заговорила! Нужно убираться отсюда, а то опять стихи писать начну!

Оксана играла чайной ложкой, постукивая ею по ножке бокала.

«Встретились после долгой разлуки, а ведем себя так, будто расстались вчера. Даже не пытаемся выяснить прошлые обиды, а их накопилось столько. Столько нужно сказать друг другу, а мы молчим. Кто заговорит первым?»

У нее отсутствовал аппетит, чего нельзя было сказать о Насте, та ела как заведенная — одна за всех. Взяв банку с кетчупом, она выдавила его в себе в тарелку, забрызгав все вокруг.

— Ты что, нарочно это делаешь? — закричала Оксана.

— Что я сделала? — запищала Настя. — Это не я! Это — кетчуп!

— Это не кетчуп, а ты ешь так по-свински!

— Не по-свински, а по-свинячьи, — загундосила Настя.

Лавров положил вилку и засмеялся.

— Поощряй ее! Она только этого и ждет! — накинулась на него Оксана. — Кто будет стирать?

— Ты, — спокойно ответила Настя.

— Почему я? Если ты пачкаешь — ты и стирай!

— Ты же моя мама.

— Ты считаешь, что мама только на то и нужна, чтобы убирать и стирать?

— Ага! Мамы для этого и нужны: стирать, убирать, да поругать…

— Ты только послушай ее! Это — не ребенок, это…

— Какой-то кошмар! — продолжила Настя, подражая голосу и интонациям матери. — Я все твои фразки знаю. Тут ничего сложного.

— Я твои тоже, — Оксана обратилась к Лаврову. — У нее словарный запас как у неандертальца: чел, лузер, гейм-овер, вкуснятка… Я в твои годы большим запасом слов владела. Я даже стихи писала.

— Стихи? О чем? — спросила Настя.

— О любви, — неохотно ответила Оксана.

— О любви? — засмеялась Настя. — К кому? К моему папе?

— Нет… не к папе.

— К кому? — поморщилась Настя. — К другому дядьке?

— Как точно подмечено — к дядьке, его другим словом и не назовешь, — усмехнулась Оксана, но, заметив, что этим рассмешила Настю, крикнула. — Заткнись и ешь!

— Твой словарный запас, мамочка, тоже будь здоров: заткнись, иди играй, исчезни, испарись…

Оксана поглубже уселась в кресло-качалку на веранде и продолжила:

— Летом была во Франции, в Эльзасе. Это — винодельческий район. Мы путешествовали на машине и по пути потерялись. Я пошла спросить, как выехать на трассу. Хозяин виноградников пригласил к себе. Нас посадили за стол, угостили, дали попробовать вина. После такого гостеприимства пришлось купить с десяток бутылок. Приятно было пообщаться. Он рассказал о своем бизнесе. Несколько сотен лет эти виноградники передаются от отца к сыну. Рецепт вина тоже передается из поколения в поколение. Они так гордятся своей фамилией, своим делом, своим вином… Работают честно, не халтуря. Они не могут халтурить — это фамильное дело. Они уважают своих прадедов, которые все это начинали. Не могут же они испоганить то, на что те потратили столько сил…

У нас же ничего не передается по наследству, и ничем мы не гордимся, поэтому часто и гоним халтуру. И что мы можем передать по наследству? Наши долги? Наши грехи? Самое страшное, что мы не стыдимся этого. Почему так? До революции в России бизнес тоже передавался по наследству. Тоже были корни, которые большевики обрубили в семнадцатом. У большевиков имелась идиотская идея — стереть все подчистую, а потом на пустом месте построить новое государство. Так и сделали: все разрушили, а потом принялись строить государство на этой пустыне. И вот результат — оно стоит непрочно, потому что держаться ему нечем. Если у дерева обрубить корни, то ветки будут чахлые, а вскоре оно и само зачахнет. Поэтому так и живем — только бы нам хватило, ведь нам не нужно отвечать ни перед дедами, ни перед внуками. Живем как на постоялом дворе…

— Все ты понимаешь, во всем разбираешься, а до сих какая-то неприкаянная, — проворчал Лавров.

— Поэтому и трудно мне, что все понимаю. Бабе-дуре легче. Нас обучают, обучают, а потом мы — образованные барышни критикуем все с неприкрытым цинизмом, подвергаем сомнению. Из-за этого я с первым мужем ужиться не смогла и со вторым.

— Я тебя не спрашивал, — деликатно начал Лавров. — Почему ты развелась?

— Знаешь, папа, рассказывать-то нечего. Первый раз вышла замуж не по любви, а для того, чтобы избавиться от материнской опеки и отомстить тебе.

— Для чего нужно было мстить мне? — ничего не понимая, спросил отец.

— Я только и делала, что мстила тебе всю жизнь. В первый раз хотелось поиграть в свадьбу — белое платье, фата… Брак был глупый, детский, ведь мы только закончили школу. Он на юридическом, а я на филфаке…

Она остановилась, отпила глоток вина и продолжила:

— Со вторым мужем я все рассчитала. Любви мне было не нужно. С любовью один и тот же сценарий: гулянья под луной, бессонные ночи… Потом любовь куда-то уходит, а вместо нее — обиды, измены, развод, — вздохнула она. — Один и тот же сценарий…

— Без любви все по-другому?

— То же самое, но без любви. Разочарований меньше, ведь ничего не ждешь, — пояснила она.

— Так чего ты с ним развелась?

— При всех его достоинствах, а точнее сказать, при всех его деньгах — с ним была такая тоска! Все эти вечеринки! Каждый раз я мечтала об одном, чтобы этот скучнейший до одурения вечер закончился. Говорить не то, что думаешь, и делать не то, что хочешь.