Тони Парсонс - В краю солнца Страница 15

Дом Ботенов был устроен точно так же, как наш, но чувствовалось, что в нем ведут совершенно другой образ жизни. У нас вечно царил беспорядок, неизбежный, когда в семье растут дети: повсюду валялись книги, забытая одежда, разбросанные игрушки, которых, впрочем, мы привезли с собой немного. Кива и Рори постоянно кусочничали, жили от перекуса до перекуса и думали только о том, чего им хочется пожевать и что им разрешат. Сомневаюсь, чтобы в доме Ботенов кто–нибудь кусочничал или перекусывал в неурочное время.

Однако выяснилось, что господин и госпожа Ботен тоже родители.

Рядом с чем–то похожим на маленький алтарь, украшенный статуэтками Будды, зажженными свечами и единственной чайной чашкой, висела фотография в серебряной рамке. На ней был заснят крупный, состоятельного вида мужчина в очках. Рядом на стуле сидела его миниатюрная, очень хорошенькая жена, а между ними вытянулся в струнку серьезный мальчик.

— Наш сын, — пояснил господин Ботен с нескрываемой гордостью. — Юрист в Бангкоке.

— Какая славная семья! — улыбнулась Тесс. — Они часто вас навещают?

Господин Ботен задумчиво нахмурился и медленно покрутил головой, словно затруднялся дать точный ответ. Было слышно, как в соседней комнате Рори и Кива смеются и переключают каналы.

— Не очень часто, — сказала госпожа Ботен, опуская на стол поднос с чаем.

Мы все посмотрели на фотографию в серебряной рамке. Она висела так близко к алтарю, словно запечатленной на ней семье тоже поклонялись.

После чая мы вернулись домой, а вскоре соседи постучались к нам в дверь, держа в руках два полиэтиленовых пакета — один для Кивы, другой для Рори. Пакеты были доверху набиты банановыми листьями, свечками и цветами. Сегодня ночью празднуют Лойкратхонг, объяснили господин и госпожа Ботен. Я понятия не имел, что это значит, но понимал: таким образом они хотят меня отблагодарить.

Когда стемнело и взошла полная ноябрьская луна, дети отнесли свои самодельные корзинки на пляж и вместе с Ботенами спустились к самой воде. Корзинки были сделаны в виде цветов лотоса и украшены банановыми листьями, цветами, монетами и незажженными свечками.

По всему Най — Янгу семьи подходили к берегу, и родители зажигали свечи, прежде чем осторожно спустить корзинки на воду. Мы пришли вскоре после заката, и вся бухта уже была в огне: сотни светящихся точек уплывали в открытое море, мерцая в пронизанной лунным сиянием темноте.

Наш первый Лойкратхонг. Тогда я еще не понимал, какое это важное для тайцев событие. Я видел, что по обочинам дорог продают готовые корзинки, но даже не догадывался, зачем они нужны. Если бы не наши соседи, мы бы вообще не узнали о празднике.

Кива и Рори были в полном восторге. Еще бы, отложить «Оксфордский детский атлас» в сторону, целый день мастерить корзинки и допоздна не ложиться спать, чтобы отправить их в плавание — разве может такое не понравиться?

Мы наблюдали, как дети готовятся пустить корзинки по черной поверхности Андаманского моря, неподвижной и гладкой, точно каток. Ботены тем временем пытались объяснить нам, в чем смысл праздника.

— «Лой» значит «плыть», — сказал господин Ботен. — «Кратхонг» значит… — Он замялся, подбирая слова. — Чаша из листьев? — произнес он наконец, вопросительно глядя на жену.

Потом заговорила госпожа Ботен:

— Мы благодарим духа воды за то, что он дает земле жизнь. — Она немного подумала и продолжила: — Просим прощения за грехи людей, которые оскверняют землю.

— Круто, — сказала Кива.

Господин Ботен достал сигарету и жадно ее осмотрел.

— Молимся, чтобы завтрашний день был лучше, — просто сказал он, и, глядя на трепещущие в темноте язычки пламени, я решил, что именно так и буду понимать для себя Лойкратхонг — как молитву о лучшем дне. Лишь гораздо позже я по–настоящему понял, что эта церемония значит для тайцев. В тот, первый Лойкратхонг я видел только волшебную красоту ночи, словно кишащей светлячками.

Госпожа Ботен бросила на мужа быстрый взгляд, и старый рыбак сунул сигарету обратно в карман, решив не рисковать. Кива с силой толкнула свою корзинку; та закрутилась и поплыла прочь. Рори держал маленькое суденышко бережно, словно драгоценную чашу, явно не желая с ним расставаться. Он с надеждой повернулся к госпоже Ботен, и отблески пламени заиграли на голубых и розовых свечках, которые он воткнул в мягкое дно из бананового стебля.

— А можно я оставлю ее себе? Пожалуй, так я и сделаю.

Она рассмеялась и покачала головой:

— Нет, ее нужно отпустить.

Госпожа Ботен и Рори вместе наклонились, и корзинка с легким плеском скользнула в воду. Мы провожали глазами обе корзинки, пока они не уплыли в ночь и не затерялись среди остальных.

На воде беззвучно покачивались длиннохвостые лодки. Наши босые ноги утопали в мягком белом песке. Было настолько темно, что я не мог определить, где кончается море и начинается небо. Вокруг слышалось приглушенное бормотание многих голосов, но еще нигде меня не окружала такая тишина и покой, как на пляже Най — Янг в тот Лойкратхонг.

Жена взяла меня за руку и крепко сжала. Когда я увидел улыбку на ее лице, освещенном полной ноябрьской луной, то понял, что и она видит красоту этой ночи.

Внезапно тишина разлетелась вдребезги.

Раздались громкие возгласы, люди начали указывать куда–то пальцами. Вокруг поднялся возбужденный говор. И тут я заметил, что на море появилась лодка — не длиннохвостая с дизельным двигателем, рев которого разрывает ночь, а выдолбленная из дерева. Она скользила по воде почти бесшумно, неясной тенью, черным пятном на черном фоне. Потом, когда мои глаза сосредоточились на этом сгустке темноты, я понял, зачем она здесь: сидящие в лодке люди вылавливали из воды праздничные корзинки, словно экзотических рыб.

Кто–то вскрикнул от негодования, послышались сердитые голоса. Заплакал и запричитал по–тайски ребенок, и я увидел, как еще одну корзинку с язычком пламени внутри подняли с воды и сунули в лодку.

Маленькая фигурка мальчика скользнула за борт и подогнала к лодке целую флотилию корзинок. Невидимые руки вынимали их из воды, и праздничные свечи гасли. Воры больше не пытались скрыть свое преступление.

Видя возмущение тайцев, я ждал, что кто–нибудь сядет в длиннохвостую лодку и догонит наглецов, однако ни один человек не сошел с берега.

— Зачем кому–то понадобилось воровать корзинки у детей? — спросила Тесс.

— Они продают их туристам на юге, — ответил господин Ботен. — Туристам, которые не умеют сами мастерить Лойкратхонг.