Михаил Грушевский - 50 оттенков блондина Страница 15

Этот ребенок не родился. Она все-таки решила остаться с бывшим. А я понял, что женщины могут любить не только меня – они могут предпочесть другого. «Я слишком легко тебе достался!» – ответил я ей тогда. Иногда я достаю ее первое и единственное письмо. Я до сих пор люблю его. Мне приятно просто подержать его в руках. Я думаю: какое счастье! Если бы я не работал тогда ведущим, у меня бы даже письма не осталось!

Маленькая женщина

Может быть, я все же сделал некоторых женщин счастливыми, вовремя отойдя на безопасное для них расстояние? С одними из них у меня сохранились дружеские отношения. Другие всячески пытались меня унизить: то стринги у меня торчат из-под джинсов, то волосы ненатурального цвета, то кольцо женское на пальце и т. д. Если я спотыкался о торчавшую из тротуара плитку, мне рекомендовали не шаркать ногами. Если в ванной шум фена и воды заглушали ее голос – делался вывод, что я оглох. Если я не мог рассмотреть водительские права, которые она показывала издали, – ясное дело, слепой. Было обидно. Я не сразу понял: так им легче было пережить потерю: «Мне не достался? Не так уж ты и хорош!» Однако женщины, на которых я так и не женился, счастливо вышли замуж – и в каждой семье родился прекрасный ребенок, что не могло меня не радовать. Еще неизвестно, каких детей женщины могли произвести на свет от меня, а вдруг они оказались бы похожи на остроумного, непутевого и вечно безденежного красавца папашу? Жуть!

Однажды бессоннице наскучило играть со мной, и она отступила. Я заснул. На меня тут же навалились кошмары. Странные сны. У родителей была красивая история любви – любовь длиной в целую жизнь. У меня такая история никак не получалась, а теперь и пожаловаться было некому. Мне приснилось, что родители не умерли, и не только они, а весь наш род. Просто постепенно предки все реже встречались со мной – примерно раз в месяц на семейном совете. И одна из прапрабабок из ХV века, та, что в двенадцать лет уже стала матерью, журила меня за то, что я род не продолжаю! А другой предок из ХI века ругал меня за одну из историй: говорил, что его брата за такое посадили на кол. Я проснулся и стал думать, за какую из историй меня посадили бы на кол. Возможно, вот за эту…

У нас с Таней все было благополучно, хотя многие полагали, что все слишком правильно. Ну, встретились, ну, полюбили, ну, решили жить вместе… А дальше – как говорила героиня Ирины Муравьевой: «Через год купят холодильник и начнут на машину копить. Глухо, как в танке!» Мы не хотели быть в танке, нам вовсе не улыбалось растерять друзей. Мы знали, что их с годами больше не становится. И решили беречь тех, кто есть. Мы стали постоянно где-то появляться, куда-то ходить. Сегодня мы играли в бильярд, завтра катались в парке аттракционов. И всюду рядом были Галя и Альберт – друзья юности.

Вскоре в компании появилась «новенькая». Симпатичная маленькая женщина Алиса. Откуда она взялась, никто потом не мог вспомнить. Таня хмурила лоб: «Кто-то привел, она чья-то одноклассница. Кажется, бывшей девушки Гарика. А может, и нет… Не помню!» Но Алиса стала постоянным и необходимым членом компании. Без нее уже никуда никто не хотел идти. Стоило всем собраться тусить, непременно кто-либо спрашивал: «А Алиска придет?» И если выяснялось, что у Алиски в это время экзамен или свидание, встреча переносилась. Впрочем, на свидания она не ходила: «Не люблю я это дело! В ночь, когда я лишилась невинности, я почувствовала, будто меня обокрали!» Мы никогда не слышали о том, чтобы у Алиски кто-то был. Вроде она встречалась одно время с чьим-то мужем, но его жена об этом прознала и задала нашей подруге трепку. Нас эта история только насмешила, и никто не попытался просчитать развитие ситуации наперед.

Все, повторяю, было вполне себе безоблачно. Наша компашка состояла из двух крепких пар и одинокой веселой маленькой Алиски, которая иногда щурилась и радостным пронзительным голоском заявляла: «Я так вас всех люблю, прям дороже у меня никого нет! Честно!» Мы стеснялись и верили. А наша подружка на правах дочери полка и одевалась ярче наших девочек, и красилась гуще, и позволялось ей все. Во время массовых сборищ она никогда не стояла у плиты, не бегала в магазин и не мыла посуду. «Ну, вы же все постарше! И потом, вы уже нашли свою любовь! Можете теперь и хозяйством заняться! А я девушка на выданье, у меня еще все впереди!» – говорил ее жалобно-кокетливый взор, когда Алису просили помочь. И никого это не удивляло.

Правда, настораживали кое-какие штрихи в поведении девочки. Как-то в походе я лежал у палатки и тренькал на гитаре, мурлыча под нос и наблюдая, как Таня чистит пойманную рыбу. Рядом пристроилась Алиса. На ней был крошечный купальник, открывавший татуировку, сделанную возле причинного места, – маленькую собачку. Алиса обняла меня за плечи и вначале тоже подпевала. Когда Таня спустилась к реке помыть кастрюлю, Алиса призналась: «Я вам даже завидую. Хорошая Татьяна девка. Хозяйственная. Ты порыбачил – она пожарила. Главное, что всегда знает, где у нее в холодильнике лежит петрушка. А то, что она через год станет пятьдесят второго размера, – это же неважно!» И, улыбнувшись, Алиса задремала. Меня слегка передернуло от такого проявления дружбы, но я промолчал. Видимо, зря.

А вскоре начались перемены. Вначале от компании откололась Галя. Девушка познакомилась с музыкантом и перестала встречаться с нашим Альбертом. Музыкант предпринял попытку подружиться с нами, но все отношения были пресечены на корню, когда он предложил покурить травку. У нас были другие приоритеты. Вслед за музыкантом исчезла и сама Галя. Я об этом жалел меньше всех. Девушка отличалась отвратительной привычкой висеть на руке собеседника, тихо приговаривая себе под нос всякую чушь, а когда ты склонялся к ней, чтобы расслышать, то задыхался от невозможного запаха из ее рта. Больной желудок? Это не смешно. Нюхать – невозможно, что-то сказать – неудобно.

Как-то само собой получилось, что именно Алисе выпало утешать одинокого Альберта. Очень скоро она стала его девушкой. Им было хорошо вместе, и никого не удивляло, что теперь уже маленькая женщина Алиса стоит у плиты, с шутками-прибаутками жарит мясо и весело выносит очистки от картошки. Правда, меня смущали некоторые признания Альберта об их интимной жизни. Как-то в порыве откровения он поведал мне, что, делая ему минет, Алиса требует, чтобы он не мигая смотрел ей в глаза. Я опешил, но промолчал: это касалось только их двоих!

Потом начались проблемы. На этот раз у нас с Таней. Меня одолели всегдашние сомнения: а тот ли я мужчина, с которым ей нужно жить до старости, и сможет ли она обойтись без меня? Таня что-то чувствовала, и это было заметно даже внешне: она сильно похудела. Правда, Алиса ее за это хвалила: «Молодец, Танька, вот теперь ты в порядке!» Татьяна улыбалась, но хмурый взгляд говорил, что она вовсе не в порядке. Я струсил и сбежал. Сдуру я решил на время уехать и ответил согласием на приглашение в дальнюю экспедицию. Мне предстояло покинуть страну на два месяца.