Натали де Рамон - Малышка Мелани Страница 15

— Знаешь, я чуть-чуть поверила, что ты фея, — потупившись, призналась она. — Ничего, мамочка, что ты не фея. Главное, ты моя мама и ты нашлась… Я тебя люблю! Только пока еще не так, как папу. Но я буду стараться! Знаешь, ты все равно у меня самая красивая, как настоящая фея!

Феей назвал меня сегодня Нестор, и девочка точно так же, как он, доверительно повторяет словечко «знаешь»… Солнечной феей из-за этого дурацкого пеньюара, от которого у меня до сих пор раздражение на груди и немножко саднит от прикосновения головки Мелани. Ничего, я потерплю — она так упорно называет меня мамой… Непривычно, странно, трогательно и ужасно приятно. Особенно то, как она интуитивно догадалась о моем голоде… Может, правда, взять и поверить, что она моя дочь? Особенно если учесть, что она светловолосая, как я, у нее карие глаза и это бесконечное «знаешь» Нестора…

Глупо, конечно. Она — дочь Луи. Он славный парень, а я, как последняя идиотка, подозревала его в сексуальной нечистоплотности…

Пусть славный, но совершенно чужой человек! Он ворвался в мою жизнь вместе с Мелани! А я не готова менять свою жизнь. Слишком дорого стоила мне свобода! Но в любом случае, не бросать же мне сейчас девочку одну? Она такой ангел. Я едва сдержалась, чтобы не погладить притихшую малышку по легким светлым волосам, трогательно заплетенным в косички. У меня ведь тоже когда-то были такие косички…

— Мамочка! — Мелани вздохнула и подняла на меня глаза. — Ты ведь больше не потеряешься, правда?

— Ангел, давай купим большой торт вместо ужина? — предложила я.

Как же мне сказать этому ангелу, что я вовсе не ее мама?…

Глава 12,

в которой Мелани попросила

— Мамочка, поцелуй меня!

— Спокойной ночи, ангел!

Испытывая те же самые противоречивые чувства, я поцеловала «дочку», поправила одеяло, выключила свет, закрыла дверь в ее комнату и пошла готовить постель себе. Чувства чувствами, но как же все-таки удачно, что в моей сумочке оказалась новая зубная щетка! И почти не осталось денег — после поездки на такси через весь Париж и торта с фруктами и конфетами вместо ужина, — а ведь до гонорара мне жить еще целых две недели. Ничего, как-нибудь дотяну, дома в холодильнике полно продуктов. Пока же предстоит дожить с «дочкой» до завтра. Завтра Мелани пойдет в школу, а я отправлюсь в полицейский участок, разыщу Элис и попытаюсь вернуть свою жизнь в нормальное русло.

Жилище семьи Виньо состояло из двух крошечных комнатенок и просто игрушечной кухни. Собственно, это даже была не кухня, а просто часть одной комнаты возле закутка с ванной и удобствами. Сама же ванна имела такие размеры, что в ней вряд ли могла с комфортом полежать даже Мелани. Но в квартирке было уютно и чисто, как в опрятном кукольном домике. Правда, никакими куклами здесь вовсе не пахло.

Комната Мелани выглядела комнатой взрослой, суховатой, аккуратной, пожалуй, даже немолодой женщины. Кровать с гладким светлым покрывалом, дамский письменный стол антикварной работы, изящный комодик орехового дерева, тоже старинный, зеркало, узкий шкафчик, цветущие кактусы на окне за тюлевой занавеской. Я была поражена, когда впервые увидела ее «апартаменты» — Мелани устроила «экскурсию по замку», — просто невероятно, что здесь живет десятилетняя девочка: никаких игрушек, только множество коробок ровными стопками на столе и на комоде, альбомы и дюжины две картинок в рамочках на стене. Их стекла отражали закат, и с порога рассмотреть сюжеты было невозможно. Хотя я тут же вспомнила, что Мелани говорила, что она рисует, а ее папа сделал рамки — «даже есть одна настоящая из магазина», и решила, что это наверняка обычные детские каракули, любящим папашей заключенные под стекло. Но Мелани ввела меня в комнату и я с замиранием сердца поняла, как же я была не права!

— Смотри, мамочка! Это вид из моего окна, а это, знаешь, из того, что в кухне. Это мы с папочкой были в Тюильри — там такой фонтан. А это озеро из Булонского леса. А это — горы моего дедушки. Мой дедушка живет в горах! А это садик моей бабушки и ее дом. Я по памяти нарисовала. Я с ней жила, когда была маленькая. Моя бабушка была учительницей! Знаешь, она такая старенькая была и очень добрая. Только не помнила ничего. Но я ее хорошо помню. И море! У бабушки из окна было видно море. Я его рисовала, только плохо, я тогда была маленькая. Я потому его не повесила на стенку. И еще я людей совсем не умею рисовать. Нет, правда! Видишь, это мой папа. Но ведь совсем не похож? А он считает, что очень похоже. Вот, а это Новый мост. Мы всем классом рисовали. Мне раньше никто не верил, даже учитель, что я так рисую сама, но тут поверили! Они видели, как я при них рисовала. Хочешь, я тебе еще альбомы покажу? Вот, смотри, это клумбы на Елисейских полях. Знаешь, мы с папой в выходные там гуляем. Когда нет дождя. Он сидит на лавочке и разгадывает кроссворд, а я рисую. А это деревья. Ну, просто деревья в дедушкином лесу. А это замок Бельшют. Там, где дедушка живет, есть настоящий замок и барон настоящий! Дедушка с ним дружит. У него розы. Вот, видишь, эти розы…

Я не верила своим глазам! Потрясающие работы углем, сангиной, цветными карандашами и пастелью. Ими мог бы гордиться взрослый художник. Немного наивные, может быть, в духе Утрилло, но удивительно зрелые и при том, при всем какие-то нежные, женские, что ли… Но совсем не детские!

— Тебе нравится, мамочка? Да? Правда? Ты молчишь, потому что нравятся. — Она многозначительно покивала. — Я знаю, все взрослые молчат, не верят. Хочешь, я при тебе нарисую? Хочешь? — Она проворно вытащила из стола чистую шероховатую бумагу, раскрыла коробки — пастель и сангина. — Что тебе нарисовать, мамочка?

— Что хочешь, Мелани. Только давай потом. Мы же собирались ужинать. Ты забыла?

— Ой, мамочка! — Она всплеснула руками. — У нас ведь есть еще ананас! Знаешь, мамочка, папа очень любит ананас. Мы ему обязательно должны оставить. А тетя Элис любит торт. Она, знаешь, такая сладкоежка! Так жалко, что она далеко живет! Была бы нашей соседкой, можно было бы ее позвать или отнести ей кусочек. А можно, я отнесу кусочек мадам Экревен из соседней квартиры? Ты не обидишься? Она старенькая и хорошая. У нее кошка. Знаешь, такая серая, пушистая. Пусси. Это по-английски. Она раньше у нас спала, когда у папы ночное дежурство. Теперь я не боюсь спать одна. Я большая! Знаешь, мне скоро десять! Нет, мамочка, конечно, не кошка, а мадам Экревен. Кошке к нам нельзя! У нас с папочкой рыбки…

Скромный аквариум с десятком гуппи и вуалехвостов стоял на окне в комнате хозяина, служившей одновременно его кабинетом, гостиной, а заодно и спальней, плавно переходя в кухню. Диван, пара кресел, старенький ковер, телевизор, музыкальная аппаратура, стеллажи с книгами и всякой мужской ерундой, на откидной полке — компьютер, гитара на стене, обеденный стол со стульями отгораживал территорию кухни. Может быть, из-за сочетания разноцветных кастрюль с потертыми корешками книг напротив, или из-за гитары с наивными наклейками, а возможно, из-за привычного мне компьютера или от присутствия подвижных живых существ в аквариуме, но комната хозяина выглядела гораздо приветливее аскетичных апартаментов его дочери. Здесь и предстояло ночевать мне. На диване. Заботливая Мелани предусмотрительно снабдила меня свежим бельем и чистой пижамной курткой папочки — вместо ночной рубашки.