Я беременна, профессор! - Амелия Борн Страница 15

была женщина без возраста. Точнее, возраст у нее, конечно же, имелся, но мы предполагали, что он активно стремится к отметке в сто лет. Пройдя которую, будет только расти в геометрической прогрессии, ибо Тамара Львовна казалась нам вечной. И взгляды у нее были точно такие же – довольно устаревшие и стремящиеся туда же – к тому веку, в котором она родилась.

– Ладно, идем на лекции. Хоть что-то я сдать успею, прежде, чем рожу, и на учебу останется не так уж много времени, – буркнула я, и мы с подругами пошли напитываться знаниями.

Во время лекции у Поклонского я делала вид, что ничего такого сегодня возле дверей университета не случилось. Альберт Венедиктович же пытался поймать мой взгляд, но я сосредоточилась на том, чтобы писать конспект.

А после лекции подошла и, дождавшись, когда все выйдут, сказала:

– Вечером жду вас у себя дома, Альберт Венедиктович.

– Ты уже подумала над моим предложением и согласна? – уточнил он.

– Узнаете при встрече. Вы едите морепродукты?

– Что?

Поклонский моргнул непонимающе.

– Морепродукты, – повторила я терпеливо. – Мидии, креветки, щупальца осьминогов. Меня сейчас тянет на них.

– Я ем, – заверил он меня.

– Хорошо. Тогда я приготовлю их. Буду ждать вас к восьми.

И вышла из аудитории.

Конечно, пригласив профессора, я преследовала еще одну цель – расставить все точки в присутствии моего папы. Скрывать беременность и то, что мы с Поклонским поженимся (черт, никак не удавалось в это поверить!), я не собиралась. Мне спокойствие папы (до и свое тоже) было важнее. Хотя, я сомневалась, что все будет воспринято нормально. Но была не была.

Купив в магазине морепродуктов, которых мне и взаправду очень хотелось, я принялась готовить салат. Часть мидий в раковинах собиралась запечь в духовке под сырным соусом.

– О! Ты готовишь. Тебе лучше? – спросил папа, заходя на кухню, где я колдовала над ужином.

– Я прекрасно себя чувствую! – соврала я, потому что это не было правдой. Слабость, сонливость, тошнота по утрам… Впрочем, симптоматика была очень даже обычной.

– Это хорошо, – успокоился папа. – А что за пир горой? – Он кивнул на ждущие своей очереди мидии.

– К нам придет профессор. Тот самый, которого ты напоил коньяком, – сказала я, нарезая кальмары. – По важному делу.

– Что-то с учебой? – всполошился папа. – Может, стоит тебя натаскать по каким-нибудь предметам?

– Никуда меня натаскивать не нужно, – вздохнула я. – Речь пойдет совсем не об учебе.

– Что-то произошло? – не унимался папа.

Наверно, зря я его стала готовить заранее. Ошарашили бы новостями сразу и все!

– Ничего страшного не случилось, папа, – сказала я ему, подойдя и положив ладонь на грудь. – Но новости есть.

– Как же их дождаться?

– Помоги мне с готовкой, – улыбнулась я папе, и вскоре мы быстро сделали все в четыре руки.

Поклонский прибыл почти вовремя и опять с букетом. Великий Парацельс! Так он открывал все карты прямо с порога.

– Спасибо! – быстро забрав у него цветы под удивленным взглядом отца, поблагодарила я профессора. – Проходите, я накрыла стол.

– Стол? – Альберт Венедиктович вскинул бровь, но прежде, чем я успела ответить ему хоть что-то, заметил свой шарф. – О! А я его везде искал!

– А всего лишь забыли у нас, – сказала я.

– Тогда заберу, когда буду уходить.

Поклонский оправил пиджак и посмотрел на меня. И я поняла, что профессор ждет продолжения.

Что ж, именно это я и сделала – продолжила нашу милую семейную встречу. Сначала проводила Альберта Венедиктовича в ванную, где он вымыл руки, потом – к столу. И когда мы втроем (если считать ребенка в моей матке – вчетвером) сели ужинать, объявила:

– Папа, профессор Поклонский сделал мне сегодня предложение выйти за него замуж. И я думаю, что соглашусь. А еще… – я выдержала паузу, а потом бросилась в омут с головой. – Я беременна. Скоро у меня будет ребенок. От профессора, разумеется.

– Чтоооо?!

Витя буквально взревел и вскочил из-за стола с таким лицом, что я начал опасаться за его здоровье. Да и за свое собственное, возможно, не мешало бы. Но это меня сейчас волновало мало.

Я посмотрел на огорошенного папашу снизу-вверх и спокойно сказал:

– Витя, успокойся. Если тебя хватит удар, я помочь не смогу. Я гинеколог, а не кардиолог.

Это предупреждение, надо сказать, ни разу не помогло. С угрожающим видом Витя двинулся на меня.

– Убью! – возопил он, подтверждая словами свои намерения.

– Папа, не надо! – вскричала Даша, а я поднялся из-за стола с невозмутимо-решительным видом.

В конце концов, мне из-за этой незапланированной беременности грозило кое-что пострашнее, чем разгневанные родственники, так что Витек, направляющийся ко мне с видом взбешенного быка, был еще меньшим из зол.

– Это будет очень недальновидно с твоей стороны, – ровным тоном сказал я. – Нехорошо оставлять ребенка без отца.

Тем более такого ребенка, чье развитие может быть достаточно непредсказуемым. Но этого я вслух сказать не мог.

Витю, впрочем, мои доводы особо не остановили. Приблизившись ко мне, он вцепился в ворот моей рубашки мертвой хваткой и выплюнул:

– Как ты мог?! Я с тобой коньяк пил, а ты мою девочку…

Он не договорил. Похоже, даже произнести вслух не мог такое святотатство. Может, для Вити сюрпризом будет и то, что девочка еще до меня никакой девочкой уже не была?

– Отлюбил, – любезно подсказал я ему деликатное слово, но Витек, похоже, этого не оценил. Его ноздри в гневе раздулись до такой степени, что оставалось только удивляться, как он сам еще весь не надулся и не лопнул.

Вообще-то, стоило признать – будь я на его месте, и скажи мне кто-то, что осеменил мою дочь… Я бы его лишил, пожалуй, этого самого прибора-осеменителя.

Подумав так, я опасливо покосился на нож на столе. Витя, впрочем, явно предпочитал действовать голыми руками. Которые уже покушались на мою шею.

– Успокойся, – сказал я ему твердо, и, сжав запястья Вити, с усилием отодвинул его руки от своей шеи.

Его уже скорее растерянный, чем злой взгляд, встретился с моим немигающим. И я почувствовал вдруг, как Витек резко оседает. Будто вместе с гневом из него ушли и все силы.

Теперь уже я подхватил его и помог приземлиться на стул. Проведя пятерней по волосам, он выдохнул:

– Ей же всего двадцать лет!

– Отличный между прочим возраст для деторождения, – заметил я.

– Альберт Венедиктович! – донесся до меня возмущенный голос Даши.

Мы с Витей оба, как по команде, повернули головы в ее сторону, только сейчас вспомнив, кажется, о том, что в комнате присутствует кто-то еще.

Я посмотрел на Дашу с