Хрупкое желание - Кора Рейли Страница 15

— Должен сказать, что я счастлив, что София собирается стать Манчини. Она более приземленная, ее легче контролировать. Она доставит тебе меньше хлопот, чем ее старшая сестра, — сказала мама.

Я не знал какая София. Не знал ее и не был уверен, что смогу изменить это в ближайшее время. На сегодня с меня было достаточно девушек Мионе. Предостаточно проблем, возникших передо мной. Знакомство с моей будущей невестой не было приоритетом.

* * *

Отец цеплялся за жизнь до самого Рождества. Он был слишком слаб, чтобы есть внизу в столовой, поэтому мы кушали наверху разделяя с ним трапезу. Эмма украсила подоконник и изголовье кровати мишурой и безделушками, чтобы придать комнате менее гнетущую атмосферу.

Эмма рассказывала о своем новом хобби — гончарном деле, способе скоротать время теперь, когда она больше не могла заниматься балетом. Мама и я поддерживали разговор с лакомыми кусочками нашей повседневной жизни и сплетнями ходившие по кругу. Отец был слишком слаб, чтобы произнести больше двух слов, но он слушал, его грудь вздрагивала при каждом вдохе. Хуже всего в его сломленном состоянии было то, что он все еще был полностью там, в этом сломанном теле, его глаза были бдительными и жаждущими жизни, но тело не могло продолжать.

Дни, последовавшие за рождественскими каникулами, тянулись медленно, и отцу с каждым днем становилось все хуже. С каждым разом входить в его комнату становилось все тяжелее. Я не хотел видеть его таким безжизненным и слабым, я хотел создать пузырь отрицания, подобный тому, что я чувствовал, когда навещал Эмму в больнице после ее аварии. Но отрицание не изменило правды.

В последний день года я вошел в хозяйскую спальню и увидел, что отец задыхается, его лицо исказилось от боли, а мать склонилась над ним и плакала. Она взглянула на меня.

— Я не знаю, как ему помочь. Просто не знаю.

Глаза отца встретились с моими.

— Ей… нужен… отдых. — он кашлял, стонал в агонии.

Я схватил маму за руку и повел к выходу.

— Ложись на диван. Тебе нужно отдохнуть.

Она не протестовала. Она обхватила меня руками.

— Ты и твой отец такие сильные. Мы с Эммой пропали бы без вас.

Я кивнул, затем осторожно оторвал ее руки от себя и вернулся в спальню, закрыв за собой дверь. Папа рухнул на кровать, каждая унция напряжения покинула его мышцы, а вместе с ней и решимость на лице.

— Данило, — прохрипел он.

Я подошёл к кровати, потрясённый, увидев слезы на его щеках. Его плечи затряслись, кашель смешался с рыданиями. Я напрягся, не зная, что делать. Я никогда не видел своего отца таким. Он научил меня скрывать эмоции, особенно слезы. Это слабость, а он плакал, как ребенок.

Я сжал его руку.

— Все в порядке.

Слова были бессмысленны, но я не знал, как справиться с отчаянием отца.

— Я боюсь умереть.

Я опустился на край кровати.

— Ты так часто смотришь в лицо смерти.

— Только не так, никогда так.

Было больно слушать его хриплые слова.

Его рука дрожала в моей, глаза умоляли меня помочь ему, но был только один способ облегчить его страдания в этот момент. Я еще не был готов к этому шагу, и он тоже.

— Что, если смерть это конец? Что, если это не так? Я грешник. У меня нет ничего в отпущение грехов.

Я сжал его руку. Бог играл в нашей жизни абстрактную роль. Мы ходили в церковь по воскресеньям, потому что наши мужчины были религиозны, и это было ожидаемо, но мы с отцом никогда не уделяли много времени или мыслей вере.

— Что бы ни ждало тебя впереди, ты победишь, папа. Ты сильный.

— Был. Больше нет. — он закрыл глаза и беззвучно заплакал.

Я стоял рядом с ним, ничего не говоря, неспособный утешить его, едва способный видеть в нем тень человека, которым он был раньше.

* * *

Спустя несколько минут после полуночи мой отец умер в окружении мамы, Эммы и меня. Эмма настояла на своём присутствии, даже если я не позволял ей остаться.

Их печаль наполнила комнату, как их рыдания и плач. Я стоял у стены, наблюдая за их нескрываемой болью. В глубине души смятение, которое они открыто демонстрировали, мучило меня, но моя стоическая внешняя маска оставалась невозмутимой. Мама и Эмма нуждались во мне, чтобы быть сильным, чтобы стать их опорой в эти нестабильные времена. Это была моя жизненная задача. Мой долг.

Я сжал руки в кулаки в карманах, единственный внешний признак огненной смеси эмоций, горящей внутри меня. Печаль и ярость смешались с темными эмоциями, которые накапливались в течение многих месяцев, и теперь к ним присоединились новые, более мрачные, создавая мощную смесь угрожающую разрушить меня.

После того как тело отца забрали в морг и я сделал все необходимые приготовления, я покинул дом. Было почти пять утра, и мама с сестрой наконец-то заснули. Я находился в полном сознании. За последний год я подавил слишком много эмоций. Мне нужен был выход, передышка от моего сдержанного «Я».

Я поехал в один из клубов, управляемых семьей Марко. Это было лучшее место в городе, если вы хотели хорошо провести время и располагали необходимыми средствами.

Список гостей был эксклюзивным, и вы могли пройти через дверь, только если ваше имя есть в списке. Охрана пропустила меня, не сказав ни слова. Прежде чем я успел сесть за стойку, рядом со мной появился Марко.

— Я слышал, — сказал он.

Я кивнул, заказал выпивку и залпом выпил ее.

— Мне нужно отвлечься от всего этого.

Обычно я не был клиентом в наших заведениях. Секс за деньги никогда не привлекал меня. Но внутри у меня образовалась пустота, слишком пустая, чтобы пытаться отвлечься.

Марко внимательно посмотрел на меня.

— У меня есть кое-кто на примете для тебя. Иди в третью комнату. Я пришлю ее наверх.

Я встал, не спрашивая подробностей, и поднялся наверх, в личные комнаты. Номер, который выбрал Марко, был оформлен в римском стиле, с круглой кроватью, окруженной фальшивыми колоннами. Меня не волновала обстановка. Блядь, сейчас мне было все равно.

Дверь открылась, и вошла высокая девушка с длинными светлыми волосами. Она была одета в белое платье с запахом, соответствующее тематике комнаты. В моем измученном, полупьяном состоянии она выглядела плохой копией Серафины.

Нахуй этого ублюдка Марко. Он мог читать меня,