Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова Страница 15

— Как ты сам хочешь: я не помешана на идее замужества, в отличие от многих. Представь, в доме моей бабушки, маминой мамы, хранилось несколько огромных чемоданов, и я в детстве гадала, что за сокровища она там прячет. А в них были подвенечные платья — самой бабушки и ее предков, по тем временам очень дорогие. И теперь лежали мертвым грузом, можно было только ими любоваться. А другая бабушка, по папиной линии, хранила старинные корейские шпильки для свадебного наряда и настояла, чтобы я приняла их в наследство. Мне только жаль этих женщин, у которых замужество было единственным ярким и важным событием в жизни, и я так не хочу.

— А чего же ты хочешь? — спросил Айвар, внимательно на нее взглянув.

— Обрести себя, — задумчиво отозвалась Нерина. — Я пойму, если ты не захочешь уезжать, но все-таки подумай! Здесь у тебя почти никого нет, и нечего в такой стране делать с твоим умом, а в России мы оба начнем новую жизнь. Если хочешь, можно жить вместе и без штампа, дать друг другу обещание здесь, рядом с этой святыней на дикой земле, и не отчитываться ни перед Россией, ни перед Эфиопией.

Нерина говорила все более воодушевленно, ее лицо совсем преобразилось. Айвар сам не знал как это объяснить, но ее последние слова почему-то его раззадорили.

— А что это ты не хочешь отчитываться? Тебе за меня неловко, что ли? — сказал он с улыбкой, но решительно. — Нет уж, я парень честный, а значит, выходи за меня замуж. При других условиях я не поеду.

— Ох, не обижайся, — вздохнула Нерина, но тут же улыбнулась и потрепала его по волосам. — Конечно, я скажу да, Айвар. Ты не думай, я понимаю, что африканских страстей между нами нет, но по-моему, это даже здорово. Где-то я слышала, что скорее друг может стать хорошим мужем, чем муж — хорошим другом.

— Я рад, что ты сказала все как есть. Ты очень хорошая, Нери, мне никто еще до тебя не делал такие подарки, не рассказывал семейные тайны, не выслушивал всякие ужасы из моего прошлого. А главное, никто в меня по-настоящему не верил, в лучшем случае думали: какой, мол, прикольный парень, даром что негр. Да и судьба у нас в чем-то совпадает: оба одинокие, оба не вписываемся, у обоих за плечами печальные истории… Так что, наверное, ты права: мы с тобой и без страстей вполне друг другу подходим.

— Вот именно! — обрадовалась Нерина. — Приезжай сразу как сможешь, только мы все сделаем по-своему. Распишемся в джинсах и футболках, в крайнем случае я надену летнее платье, в кроссовках, посидим в каком-нибудь маленьком арт-кафе, а потом до утра будем гулять по спящему городу, — как тебе такое?

— Нери, Нери, — мягко пожурил ее Айвар, — ты сейчас говоришь о тех же свадебных нарядах или ритуальных шпильках, только вывернутых наизнанку. Главное все-таки не декор, а самостоятельность. Мне надо устроиться на работу, накопить денег, снять квартиру или хотя бы комнату, а потом получить вид на жительство. За один день это все не сделается.

— Я тебе помогу, — заверила Нерина. — Будем работать вместе, ты сможешь пойти, например, в какой-нибудь общинный центр и водить экскурсии для африканцев, или устраивать мероприятия. Кстати, скажи: а мне придется менять фамилию?

— Не придется, у амхарцев вообще нет фамилий: Теклай — это имя моего папы, мы все носим отеческие имена до смерти, и мужчины, и женщины. Но когда я жил в России, оно, конечно, считалось фамилией, и я с детства к этому привык.

— Странный у вас обычай, — заметила Нерина. — А как звали твою маму?

— Маму звали Гелила, но в Питере она для всех была Гелей. А меня, когда я учился в школе, взрослые называли Ивар, а ребята — просто Иви. У нас там была славная компания.

— И никто тебя не обижал?

— Нет, почти никогда. Вот ребятам из смешанных семей иногда доставалось, а меня не трогали, хотя я был не только черный, но и полненький. Родители тоже со всеми ладили. В России не так уж много расистов, просто страшные и скандальные истории всегда на слуху, а про добрососедское отношение никто не говорит.

Они сидели на ступенях маленькой круглой церкви вблизи Собора Святой Троицы, главного пристанища православных паломников в Аддис-Абебе, — Кидист Селассие, как, по словам Айвара, его называли амхарцы. Безмятежная синева дневного неба сменилась перламутрово-серой палитрой, которой был окрашен весь город в сумерки, но храм по-прежнему был овеян сиянием.

Айвар откинул голову назад, прикрыл глаза, словно подставляя лицо уже почти невидимому солнцу, и Нерине на секунду показалось, что юноша пребывал в каком-то ином мире, где обитают безымянные духи, охраняющие святилище. Одной рукой он придерживал на плече спадающую шамму, но казалось, что он прислушивается к собственному дыханию.

Нерина почувствовала прилив восторга, но в то же время ей почему-то стало немного страшно. Подумав, она сказала:

— Я бы хотела познакомиться с теми родственниками, которые у тебя остались. Мне кажется, это будет правильно.

— А по-моему, не стоит, — нахмурился Айвар. — Ты пойми, это другие люди, и наши пути потом неизбежно разойдутся. Свое содержание я сполна отработал, а в Россию они не поедут: самолет им представляется чем-то вроде крыльев дьявола. Я их не брошу, буду помогать, когда они состарятся, но зачем эти игры в семью?

— Они твоя единственная родня, и я тоже обязана сказать им спасибо за то, что они опекали и воспитывали моего будущего мужа. Я ведь представлю тебя своей семье, так почему у них должно быть меньше прав?

— Ладно, может быть, ты и права. Во всяком случае тебе как взрослому человеку стоит увидеть все своими глазами, чтобы делать выводы.

Он пообещал взять пару отгулов на работе, чтобы съездить в деревню, и Нерина, вернувшись в кемпинг в приподнятом настроении, позвонила в Питер своей давней подружке Оле Коноваловой, дочери старых приятелей семьи, чтобы на условиях секретности поделиться новостью.

Та, как и предполагала Нерина, сначала была в шоке:

— Нери, да ты что, спятила?! Нет, я понимаю: твой Костя, конечно, пренеприятный тип и понторез, но зачем же из крайности в крайность кидаться? Нормальные парни на свете резко закончились?

— Он нормальный, Оля, — решительно ответила Нерина. — Да это даже не то слово! Когда он приедет, ты сама убедишься. Айвар ласковый, мудрый, чуткий, и вообще какой-то, знаешь… возвышенный, что ли…

— Какой-какой? — усмехнулась Оля. — Это где же его возвышенности научили? Вот уж от тебя я такого затмения не ожидала!