Приглушенные страдания (ЛП) - Джуэл Белла Страница 15

— Они действительно ненавидят друг друга. Я пыталась уговорить Маверика навести мосты между ними, но он отказывается. Я знаю, что сделал Бостон, но я не знаю, почему Маверик не хочет его выслушать. Он выглядит… сломленным.

Я бросаю взгляд на Бостона, он сидит немного в стороне от группы теперь уже шумных байкеров, смеётся и курит. Он держится за свой бокал, уставившись в никуда. Он несёт на своих плечах груз того, что произошло между ним и Мавериком, и мало-помалу это давит на него. Он выглядит затравленным. Пустым. Сломанным.

— Представь, на что это было бы похоже, — говорит Скарлетт, когда я снова смотрю на неё. — Жить со знанием того, что из-за того, что ты допустил одну маленькую ошибку, кто-то лишился жизни. Это было бы ужасно.

Я снова смотрю на Бостон. То, что я чувствую каждый день, он, должно быть, чувствует в тысячу раз сильнее. Моё сердце сочувствует ему, потому что я не могу себе представить, каково это — жить с таким монстром. Я едва удерживаю голову над водой, не говоря уже о том, что испытывает он.

Бедный парень.

Я снова смотрю на Скарлетт.

— Кто была та рыжеволосая, которую Малакай и Кода привели в кабинет ранее? — спрашиваю я.

Скарлетт пожимает плечами.

— Я на самом деле не уверена, но она была великолепна, ты так не думаешь?

Моё сердце слегка сжимается, и через несколько секунд я понимаю, что это ревность. Нечто такое, чего я не испытывала с тех пор, как была подростком. Зеленоглазый монстр, который обвивается вокруг моего сердца и сжимает его. С чего бы мне ревновать к тому, что Малакай привёл женщину к себе в офис? Он не мой. Чёрт возьми, мы даже едва ли друзья. Итак, почему меня должно беспокоить то, что он делает?

Но это так.

И я не могу избавиться от этого чувства, как бы сильно ни старалась.

— Может быть, она девушка Коды? — предлагает Скарлетт, изучая моё лицо карими глазами.

Я знаю, что она делает. Она не глупа. Она, вероятно, видит ревность, написанную на моём лице, и пытается подбодрить меня. Хотя ей и не обязательно это делать. Мне не из-за чего расстраиваться.

— Возможно, — тихо говорю я.

— Куда вы с Малом заезжали?

— Он повёл меня в парк, мы немного поговорили. Моя мама устроила что-то вроде сцены, когда мы уходили. Она была не в восторге от того, что я уехала с байкером.

Скарлетт хмурится.

— О, нет. Вы с мамой близки?

Я быстро качаю головой — наверное, слишком быстро.

— Вовсе нет. Ни капельки. Она совсем не похожа на меня. Иногда мне кажется, что она остаётся в моей жизни только потому, что считает, что это то, что она должна сделать, потому что она родила меня. Как работа.

Скарлетт тепло улыбается. Сочувственно.

— Мне жаль, Амалия. Это отстой. А как насчёт твоего отца?

— Я очень близка с ним, — улыбаюсь я.

— Я рада. Значит, твоя мама была недовольна твоим уходом? Я уверена, что Мал бы её проглотил.

Я смеюсь.

— Да, он это сделал, но он также поставил её на место. Он вступился за меня. Что и было… так мило.

— Оу. — Скарлетт шевелит бровями. — Ты ему нравишься.

— Мы не в старшей школе, Скар. — Я хихикаю.

— Ладно, он хочет, — она делает толкающее движение, — потрахаться с тобой.

Я разражаюсь смехом, таким громким, что вся группа замолкает и все смотрят на меня. Я редко так смеюсь, в основном потому, что не знаю, как это звучит, поэтому я приучила себя не делать этого. Мои щёки горят, когда я вижу, что все смотрят на меня, и я задаюсь вопросом, был ли этот смех ужасным, и все они смотрят на меня с ужасом.

Я смотрю на Скарлетт.

— Это было ужасно?

Она улыбается мне, широко и искренне.

— Это был самый невероятный звук, который я когда-либо слышала. Тебе следует больше смеяться, Амалия. У людей от этого перехватывает дыхание. О, и не смотри сейчас, но Мал скоро подойдёт.

Мои щёки горят ещё сильнее, и я нерешительно поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Мал шагает ко мне, глядя так, словно хочет подхватить меня на руки и унести прочь. Мой живот переворачивается при этой мысли, и тепло разливается между ног, заставляя меня извиваться. Боже. Это смущает. Я испытываю к нему вожделение. Как юная, незрелая девушка. Я сглатываю толстый комок в горле и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на него снизу-вверх, когда он подходит ко мне.

Он присаживается на корточки, протягивая мне напиток.

Он наклоняется ближе, и, боже, от него пахнет пивом и им самим, и я хочу поцеловать его. Это желание так сильно. Желание слишком сильное. На короткую секунду я задаюсь вопросом, каковы были бы на вкус его губы. Будут ли его губы мягкими? Стал бы он грубо целоваться? Или нежно?

Я чувствую, что все взгляды устремлены на нас. Мал такой напряжённый. У него нет стыда. Он добивается того, чего хочет, и не извиняется за это. Ему всё равно, есть ли вокруг сотня людей или никого нет. Он знает, кто он такой. Он знает, чего хочет. И это всё, что для него имеет значение. Я знаю это, потому что то, что он делает дальше, выбивает весь воздух из моих лёгких.

И я уверена, совершенно уверена, что никогда полностью не получу его обратно.

Его рука обвивается вокруг моей шеи сзади, запутываясь в волосах и притягивая меня ближе. Я всё ещё вижу его губы, но на мгновение я просто смотрю в его глаза и забываю, как дышать. Мне следовало бы отступить, но я не могу. Я знаю, что все смотрят, и всё же мне всё равно. Я жду, что он мне что-нибудь скажет, но это не то, что он собирается делать.

Боже.

Нет.

Он делает лучше.

Он приближает моё лицо к своему и захватывает мой рот. Поцелуй не глубокий, не долгий и не интенсивный. Но это говорит больше слов и выражает больше чувств, чем что-либо другое когда-либо могло бы выразить. Его губы мягкие, как я и думала, и у него невероятный вкус. Он прижимает их к моим, наши рты соприкасаются всего на несколько мгновений, а затем отстраняется.

— Скажи мне, что я должен сделать, чтобы ты стала моей, Амалия. Потому что, послушай меня сейчас, я, чёрт возьми, сделаю тебя своей. Просто чтобы я мог слышать этот смех каждый божий день до конца своей грёбаной жизни. Понимаешь меня?

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами.

— Ты меня понимаешь?

Я отчаянно киваю, хотя знаю, что не должна этого делать.

Боже. Что я делаю?

Глава 6

Амалия

Тогда

Он очнулся.

Он. Очнулся.

Ошеломлённая, я выскальзываю из кровати и натягиваю халат. На самом деле мне не положено передвигаться; недавно я перенесла операцию на ушах, и моя голова вся забинтована. Я устала и двигаюсь медленно, хотя моя операция была вчера. Я должна была отдыхать. Но он очнулся. Он пришёл в себя. Я повторяю эти слова снова и снова в своей голове, благодаря всех, кто слушает, за то, что они позволили ему пройти через это.

Я выхожу из комнаты и направляюсь прямо по коридору к лифту, нажимаю кнопку и захожу внутрь. В основном я могу свободно передвигаться по отделению, но я совершенно уверена, что мне не положено подниматься в другую зону. И всё равно, мне нужно его увидеть. Его мать сказала моей матери, что он очнулся и хорошо реагирует, и что ему разрешены посетители.

Никто ничего не говорил обо мне.

Итак, я отправляюсь туда сама.

Добравшись до его этажа, я выхожу и иду по коридорам. Здешние медсестры привыкли ко мне, я навещаю его каждый день, но его не было больше недели. Они сказали, что иногда при подобных травмах организм сам себя исцеляет, защищает.

Я добираюсь до его комнаты и делаю глубокий, прерывистый вдох, затем вхожу внутрь. Его мать стоит у его кровати, и в тот момент, когда я вхожу, она поворачивается и смотрит на меня. Презрение на её лице заставляет меня хотеть уйти в себя, но он заслуживает того, чтобы я была здесь, и ничто из того, что она может сказать или сделать, этого не изменит. Я избегаю её взгляда и смотрю на него.

И у меня перехватывает дыхание.

У него нет повязок на лице или шее, и впервые я вижу степень его повреждений. Его кожа красная, в рубцах, местами шелушится, часть волос обгорела. Он почти неузнаваем. Черты его лица не пострадали, но кожа сильно повреждена. Я не могу заставить себя отвести взгляд, и я уверена, что он видит ужас на моём лице.