Диана Килина - Пепел Страница 16

Он молчит.

– Я не могу тебе дать, что ты хочешь, Эрик, – мой голос дрожит, и я небольшим усилием воли поднимаюсь на ноги, и застегиваю свои джинсы, – Никто не прикасался ко мне с того дня. Я не могу этого допустить. Я боюсь рассыпаться на части.

Он продолжает молчать. Только затягивается едким дымом и выдыхает его снова и снова, не отрывая глаз от пола. Я стою над ним.

– Ты хороший человек. Это правда. Я вижу это. Нужно только, чтобы ты сам это разглядел. Тебе не стоит связываться со мной. Потому что я разрушена внутри, я уничтожена. Я не могу принести тебе счастья, я несу только хаос.

Я медленно разворачиваюсь и подхожу к двери. Беру куртку, обуваю кроссовки. Заношу руку, чтобы открыть дверь. И в оглушающей тишине я слышу тихое:

– Останься.

И я остаюсь.

ГЛАВА 12

Это была моя первая ночь за три года без кошмара.

Я проснулась на диване, завернутая в мягкий шерстяной плед. Глаза ослепило яркое полуденное солнце, и я невольно их зажмурила. Эрик спал на противоположной стороне, обхватив мои ноги руками.

Я посмотрела на него и снова отметила, какой он красивый. Он сказал, что ему тридцать девять, но я не дала бы больше тридцати. Высокий лоб обрамляли блестящие темно–русые волосы. Глаза были закрыты, но я знала, что они красивого желто–карего цвета, как растопленный мед. Волевая челюсть выдавала сильного человека, а высокие скулы добавляли немного строгости этому лицу.

Я медленно убрала ноги из его объятий, если это так можно было назвать, и тихонько села. За ночь от неудобной позы тело затекло, и я буквально чувствовала, как хрустят мои кости. Впрочем, я всегда это чувствовала.

Мне очень захотелось пить, и я бесшумно прошагала по мраморному полу к холодильнику. Открыла его, нашла бутылку Боржоми, и выпила половину залпом. Эрик так и не проснулся, поэтому я пожала плечами и решила оглядеться, и, заодно, найти ванную.

Квартира была просторная и светлая. Кухня, выполненная в белых и стальных тонах, была больше похожа на больничную операционную, а уж я знаю в них толк. Кухонный остров исполнял роль обеденного стола, по всей видимости. Если за ним вообще когда–либо ели. Гостиная, окруженная окнами от пола до потолка, с диваном у правой стены и роялем у левой. Он сказал, что не умеет играть и рояль – всего лишь предмет интерьера. Какой человек в здравом уме купит музыкальный инструмент, чтобы украсить жилище?

Я проследовала по коридору налево, мимо большого шкафа–купе с матовыми стеклянными дверьми. Здесь была одна–единственная дверь, по всей видимости, в спальню. Я открыла ее и зашла в помещение настолько чистое, что мне сначала показалось, что оно не реально. Постель заправлена, покрывало идеально разглажено. Наволочки на подушках стерильно–белые. Ковров нет, только светлый дощатый пол. Мебели минимум: кровать, две тумбочки и шкаф–купе на всю стену с зеркальными дверьми. Такое ощущение, что здесь вообще никто не живет. Комната была холодная и пустая.

Я огляделась и заметила дверь в углу. Пошла туда и нашла ванную. Она была в серых тонах, но такая же вылизанная. Несколько полотенец лежали на полке под зеркалом, свернутые в рулоны. Ни одного пятнышка на сантехнике или зеркале. Ни одной пылинки. Меня сморщило, и я включила воду в раковине, чтобы умыться. Там же, на полке, я нашла мыло и ополаскиватель для рта. Ими я и воспользовалась. Сполоснув руки по локоть, я пропустила волосы сквозь пальцы, придавая им более–менее аккуратный вид. Вряд ли педантичный Эрик обрадуется, если я воспользуюсь его расческой.

Взяв полотенце с полки, я вытерла лицо и посмотрела на кусок белой материи в руках. Подумала, улыбнулась про себя и небрежно бросила полотенце на раковину. Так намного лучше. Надо как–то нарушить этот холодный порядок. Я вернулась в гостиную. Эрик по–прежнему спал, правда, он перевернулся, и теперь одна его рука свисала с дивана.

Я прошла в кухню, снова открыла холодильник и нашла там пакет с огурцами, пачку нарезанной ветчины и сыр Филадельфия. Тихо открыла несколько шкафчиков в поиске хлеба, но ничего, кроме хлебцев с отрубями не нашла. Недолго думая, я взяла одну из вчерашних тарелок, положила на них хлебцы, сверху немного сыра и по куску ветчины. Завершили композицию огурцы, которые я по привычке тонко нарезала вдоль. Часть я бросила в графин и залила минералкой из холодильника. Завтрак готов. Я хотела сварить кофе, на самом деле я просто мечтала о кофе, но кофемашина очень шумит, а мне почему–то не хотелось будить Эрика. Поэтому я просто взяла телефон с наушниками, бутерброд, недопитую бутылку Боржоми и вышла на балкон, который обнаружила в спальне.

Я встала на пол, покрытый террасной доской, вставила в наушники в уши и, тщательно хрустя бутербродом, принялась рыться в своем мобильном в поиске достойной композиции для начала дня. Нужный мне трек нашелся сразу, я частенько включаю именно эту песню. Из наушников раздается знакомый гитарный мотив, потом удары барабанов и солист начинает петь. Я, естественно, знаю слова и их перевод наизусть.

Я пробуждаюсь среди пепла и пыли

Вытираю ржавчину, что выступает потом

Каждый вдох полон химикатов

Делаю глубокий вдох, и прохладный эстонский воздух заволакивает мои легкие.

Я разрушаюсь и собираюсь снова

Затем расплачиваюсь,

И выхожу из тюремного автобуса

Вот и все, это – апокалипсис

Я слушаю каждое слово и позволяю ему проникать в меня. Я смотрю на парковку внизу, на лес вдали и крыши частных домов и улыбаюсь. Начинаю непроизвольно двигаться на цыпочках в такт музыке и закрываю глаза. Делаю глубокий вдох и пою:

Я пробуждаюсь

Я чувствую это каждой костью

Этого достаточно, чтобы снести крышу

Добро пожаловать в новую эру!

В новую эру

Добро пожаловать в новую эру!

В новую эру[1]

Я танцую с бутылкой Боржоми в руках, под любимую песню на балконе у человека, который случайно повстречался на моем пути дождливой ночью. Я кружусь по теплым доскам, улыбаюсь и в следующую секунду замираю, как истукан.

Эрик стоит в балконной двери и широко улыбается.

Я хотела бы испытать неловкость, но на самом деле мне смешно. Вынимаю наушники, и говорю:

– Доброе утро, – чувствую, как мое лицо расплывается в улыбке.

Почему–то с ним я постоянно хочу улыбаться. Не то, что я была угрюмой, хотя я имела на это полное право. Просто обычно моя улыбка была не искренней. Я настолько отточила мастерство притворяться за эти три года, что никто не замечал, что я улыбаюсь только губами. А с Эриком я наконец–то стала улыбаться по–настоящему.