Анастасия Соловьева - Не дай ему уйти Страница 16

Ее правая рука скользнула вниз, к брюкам.

– Лен, на нас же люди смотрят! – От неловкости Дмитрий прикрыл ее руку газетой. Еленина рука жадно заелозила под ней, газетка заходила ходуном.

– И пусть…

Действительно, некоторые пассажиры начали оглядываться на шум, с удивлением таращились на воспаленное лицо Елены. Дмитрию было стыдно.

– А ты не хочешь? Ты сам во всем виноват. Держишь меня в черном теле.

– Лена! Мы скоро приедем.

Самолет стал заходить на посадку.

Только пройдя таможенный контроль, Елена успокоилась окончательно. «Ну что ж, – решительно и с азартом подумала она. – Провалился параграф пять, тогда сразу перейдем к параграфу семь – «Соревнование».

К ее азарту примешивалась обида на мужа. Седьмой параграф подходил теперь как нельзя лучше. «Ведь как часто мыслит мужчина? – вспомнила она учение американских мудрецов-психологов. – Если никто, кроме меня, на эту женщину внимания не обращает, значит, не исключено, что эта женщина какая-то дефектная или просто ненужная. Ну раз она больше никому не нужна. Верно ведь?!» Происходит то же самое, что и на базаре, где с удовольствием берут вещи, за которыми выстроилась очередь, и не замечают те, возле которых никто не задерживается.

– Может, куртка плохая? – настороженно спрашивает покупатель продавца.

– Ну что вы, очень хорошая! Посмотрите сами. И ткань. И пошив. И фурнитура…

– А почему тогда ее не берут?..

Продавцы прекрасно осведомлены о стадном рефлексе и потому иногда используют подставных покупателей с целью взвинтить ажиотажный спрос. Совершенно то же самое можно делать и в сфере любовных отношений. Причем – делать надо! Короля играет свита. А женщину – окружающие ее мужчины. Вот так! Более всего привлекает внимание мужчины к женщине чужое внимание или даже ухаживание. А это соорудить очень легко!

Елена осмотрелась.

Такси подкатывало к дому Диминых родителей – блочной девятиэтажке, насквозь пропахшей мусоропроводом. Алексей Витальевич и Лариса Николаевна с майских праздников обычно перебирались на дачу и жили там до октября, лишь изредка наведываясь в город. Но сейчас, к приезду единственного сына, они наводили в квартире чистоту и готовили угощение. Алексей Витальевич был незаметный засохший старичок, состарился он рано вследствие непрерывного пожизненного страха. Казалось, он умышленно делался неприметным и состарился раньше времени тоже специально, по доброй воле, чтобы стать еще неприметней. Будучи несмышленым ребенком, Алексей Витальевич проникся страхом перед Государством. Страх этот достался ему от отца, курского нэпмана, который чудом избежал лагерей. Когда в Курске начались кампании по раскулачиванию и коллективизации, тот вовремя смылся. Рассказывали, что он вышел на станцию с мешком и в солдатской шинели и тут ему повстречались две подводы с красноармейцами, ехавшими как раз за ним. Его так всего захолонуло, что он пешком смандровал до самого Брянска и только там укуксился в поезд. Дед Дмитрия прибежал в Москву и здесь смешался с толпой, стал незаметным счетоводом на крохотном заводике, собиравшем арифмометры – счетные машинки. Однако долго еще он ждал и опасался. Его страх генетически передался сыну. А наследственное – глубже приобретенного. Поэтому Алексей Витальевич всю жизнь боялся.

Бывало, маленький Дима разыграется у себя, раскричится. Алексей Витальевич тут же врывается в комнату с вытаращенными испуганными глазами:

– Тише!! Соседи услышат!! – и застывает с поднятыми растопыренными руками, прислушиваясь к стенам.

Так и прожил Алексей Витальевич в безотчетном, неопределенном страхе. А неопределенность хуже всего. Вот пример. Одна женщина стояла в очереди на получение квартиры. Квартиру должны были дать в строящемся доме. Но все было вилами по воде написано. Женщина очень волновалась: дадут – не дадут. Вся извелась, не находила себе места. Дом, как назло, строился медленно. Она заметно похудела и осунулась. Неясность угнетала ее. И вдруг в одно прекрасное утро она явилась на службу веселой, здоровый, румянец играл на ее щеках.

– Вам дали квартиру? – порадовались за нее сотрудники.

– Нет. Мне отказали, – без тени печали ответила она. – Зато в следующем доме дадут обязательно.

Неясность прошла – прошли и тревоги. А Алексей Витальевич в наследственной неопределенной боязни прожил всю жизнь. Когда не знаешь, чего бояться, начинаешь опасаться всего. Однако под конец жизни страх все же вышел из него. Вышел в виде едкой желчности и брюзгливости.

Мать Дмитрия, Лариса Николаевна, была полной противоположностью своему мужу. Ничего и никого не боялась. И пока Алексей Витальевич тщательно маскировался и таился, Лариса Николаевна гуляла от него направо и налево. Ни одного летнего отпуска они не провели вместе.

Старость сгладила контрасты. Алексей Витальевич перестал бояться, а Лариса Николаевна стала подозрительной и недоверчивой. Годы и прогремевшие над страной перестроечные и постперестроечные события сблизили супругов. Теперь они всегда держались сообща, предчувствуя неминуемое приближение чего-то ужасного. То ли близкого конца света, то ли собственной смерти.

К счастью, Дмитрий не унаследовал характерных родительских черт. Он пошел в деда, курского мещанина и удачливого предпринимателя-нэпмана.

– Ну, с приездом. – Дверь отворил Алексей Витальевич, недоверчиво вглядываясь в глаза сына и протягивая ему руку.

– Здравствуй, пап. – Осторожно улыбаясь, Дмитрий пожал его крепкую руку. Он прекрасно понимал, что все им сказанное сейчас будет истолковано превратно. В его словах найдется десятый, двадцатый – самый обидный и фантастический смысл, из которого выйдет, что Дмитрий с Еленой ждут не дождутся смерти стариков, чтобы завладеть их квартирой.

– Как Амстердам? – Алексей Витальевич пятился в тесном коридорчике, впуская сына с семейством и испытующе шаря глазами.

Из комнаты выглянула Лариса Николаевна. Она напряженно растянула губы в улыбке, от чего ее лицо стало хитрым и злым.

«Надо было остановиться в гостинице, – тягостно сообразил Дмитрий. – А то ведь как скажут: свое продали и теперь зарятся на чужое. Эх, нехорошо».

– Ну что Амстердам, – разуваясь, заговорил он. – Гнилые покосившиеся дома на грязных каналах. Мусора полно.

– Даже за то время, пока мы там прожили, город стал грязней, – подсказала Елена.

– Просто настало лето. Больше туристов – больше грязи. – Дмитрий разулся и теперь топтался в коридоре, поджидая жену и дочь. – Все бросают обертки, очистки куда попало и в воду.

– Значит, город стал непригодным для жизни. – Алексей Витальевич посмотрел на Ларису Николаевну и нехорошо улыбнулся: мол, теперь на эту квартиру посягать приехали.